Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

2013 год: каким был мир в уходящем году?

«Если коротко, то это был мир, застрявший в безвременье. Это был мир, потерявший не только вектор движения, но даже систему координат»
27 декабря, 11:39
ЛИЛИЯ ШЕВЦОВА

Если коротко, то это был мир, застрявший в безвременье. Это был мир, потерявший  не только вектор движения, но  даже систему координат: что хорошо, а что плохо; что такое успех, а  что такое неудача. Обычно в качестве критериев  оценки мирового порядка называют его способность обеспечить международную стабильность и прогресс  мирового сообщества в достижении  более высокого качества жизни.  Но о какой стабильности и прогрессе можно говорить, если ведущие мировые актеры  не знают, что делать  с нагромождением  вызовов —   глобализаций, неустойчивостью финансовой системы,  колебаниями сырьевых рынков,  миграцией,  региональными конфликтами и гражданскими войнами,  природными катаклизмами!  Это еще далеко не весь набор рисков и угроз,  с которыми мировое сообщество не может совладать.  Ничего удивительного: система  управления международными отношениями была создана  после Второй мировой войны совсем для другой исторической эпохи, которая давно уже ушла безвозвратно. Сколько  же было  разговоров о переустройстве глобальной сцены, но вместо этого мир, как показали последние события,  возвращается  к элементам холодной войны и цивилизационному противостоянию.

•  Уходящий 2013 год вскрыл  не только загнивание мирового порядка,  но и неготовность  ключевых держав  задуматься о том, как его реформировать. И понятно почему:  в кризисе находится ведущая цивилизация — Запад, которому предстоит найти новую модель своего функционирования и  разобраться с  собственными политическими и экономическими проблемами. По крайней мере, обнадеживает, что западные наблюдатели признают, выражаясь словами Фукуямы,  «дисфункциональность» своих политических институтов.  Без придания нового дыхания  институтам западной цивилизации нечего и думать о том, что  либеральные демократии задумаются о переформатировании системы международных отношений. А это, несомненно,  потребует  возвращения к идеологии и  стандартам, о которых либеральные демократии сегодня не думают, полагая, что время идеологии закончилось с концом противостояния Запада и  мирового коммунизма.

А пока приходится признать,  что произошел  коллапс  правил игры, которые, казалось, восторжествовали после  бархатных революций 1989 г. и падения СССР в 1991 г.  Запад так же не смог  воспользоваться отсутствием  глобального оппонента и предложить миру новые принципы управления  международными отношениями.   Да, либеральным демократиям  удалось расширить «большую Европу» за счет включения в нее бывших коммунистических государств.  Но  этим  дело и ограничилось.  Четвертая волна демократизации опала, не сумев подняться. Произошло и  нечто более  серьезное  для функционирования западного сообщества: оно позволило вовлечь себя в поддержку имитационных  «демократий»  (в частности —  России),  фактически став ресурсом легитимации  и выживания авторитарных систем.  Включение западных элит в процесс имитации  привело к потере западной цивилизацией своей роли  нормативного фактора.  А вскоре произошел и новый удар по  западным демократиям —   война в Ираке, которая привела к дискредитации западной внешней политики и   его усилий по  продвижению демократии, а  затем и  их отказу  от нормативного измерения в своей внешней политике.

2013 г. продемонстрировал, что  мы получили в итоге.  Уход США в  собственную раковину и новый изоляционизм; паралич Европейского Союза, который все никак не может найти свою траекторию; тяготение западного сообщества к ситуативным, конъюнктурным решениям, которые не несут стратегической перспективы. Именно таким является «разрешение» сирийского конфликта, в котором проблема химического оружия и его ликвидации подменила  необходимость  искать пути завершения гражданской войны в Сирии  и покончить с   геноцидом собственного народа, осуществляемым  президентом Асадом.  Ситуативным  может  оказаться и решение иранской ядерной проблемы просто потому, что Тегеран,  скорее всего,  вряд ли откажется от ядерного инструмента самозащиты и шантажа Запада, коль скоро этот  инструмент  оказался столь эффективным в руках других правящих режимов.  Наконец, мы видим  и еще одно следствие кризиса западного сообщества  и его внешней политики —  попытки двух авторитарных гигантов — путинской России и Китая — заполнить возникший вследствие  ослабления Запада на мировой арене вакуум.

Но для меня, пожалуй,  самым драматическим в этом году событием является   провал Запада и в первую очередь          —  Европы в битве за Украину.  Впрочем, «битва» —  слишком громкое слово. Со стороны западных демократий,  в общем, и не было особого желания конфронтировать с Кремлем за влияние на Украину. Западные правительства  оказались неспособны прогнозировать ни развитие ситуации в Украине, ни действия  Кремля.  Они продемонстрировали  отсутствие готовности  предложить Украине  реальную поддержку,  когда  украинцы вышли на Майдан.  Запад предпочел ограничиться риторикой и призывами к Януковичу, которые тот  предпочел  не слышать. Фактически Брюссель позволил  вовлечь себя в игру украинского лидера, который использовал ЕС для обеспечения для себя менее унизительных  условий сдачи Путину. 

•  Между тем, именно Украина в этом году стала мировым фактором, который определил несколько тенденций. Во-первых, Украина показала готовность европейской нации выйти из постсоветского состояния и барахтанья в серой, межеумочной зоне и выбрать европейский вектор развития. Во-вторых, Украина стала тестом на готовность российского правящего класса отказаться от самодержавия, выживающего за счет строительства вокруг России галактики зависимых государств-сателлитов. В-третьих, Украина оказалась тестом на готовность Запада и, прежде всего, Европы вновь обрести свою миссию и сформировать активную внешнюю политику, направленную в будущее.

Украинское общество, по крайней мере, его наиболее продвинутая и динамичная часть, как мне кажется, оказалось намного сознательнее и самоотверженнее, чем украинская элита, включая и оппозицию. Это общество продемонстрировало и неизмеримо большую зрелость, чем общества в других новых независимых государствах, включая и Россию. Сам этот факт делает Украину независимо от того, чем закончится Майдан, пожалуй, наиболее динамичным государственном образованием на нынешнем постсоветском пространстве, готовым к реальной трансформации. Проблема, я полагаю, в формировании адекватной элиты, готовой оформить для этого общества политическую альтернативу и, что не менее важно, найти менее мучительный способ движения к ней.

Очевидно, политика Кремля по «принуждению к любви» облегчила для Украины процесс развития национального самосознания и лишь укрепила ее стремление упрочить свой суверенитет. В свою очередь, поддержка Кремлем Януковича и сама сделка, на которую пошел украинский президент во имя собственного выживания 17 декабря, получив от Кремля финансовую помощь, не могут не подорвать его легитимность. Думаю, что эта сделка ликвидировала шансы Януковича на переизбрание и уже сделала его политическим трупом.

•  Если речь идет о самой России, то, увы, мы увидели, как путинская Россия откатывается в прошлое — к еще более отжившей, архаичной модели самодержавия. Именно в этом году российская правящая команда оформила философию и доктрину своего нового политического режима. Если в течение предыдущих 20 лет Кремль строил правление на основе лозунга «Идем в Европу!» — то теперь его кредо стал тезис о России как «уникальной цивилизации». Если прежде российская система строилась как имитация либерально-демократических институтов, то теперь ее фундаментом стал принцип сдерживания Запада и превращения России в «Анти-Запад». Причем путинский Кремль пошел дальше советского Кремля в демонстрации международных амбиций: СССР предлагал миру свою идеологию, а нынешняя российская власть берется предлагать миру свое видение ценностей, регулирующих частную жизнь индивида. Борьба Кремля за Украину показала, что российская власть не намерена ограничиваться лишь риторикой, но обладает определенными ресурсами для воплощения своего видения нового державничества. Более того, Кремль апеллирует к советскому контингенту населения, сохранившемуся в новых независимых государствах.

Замечу, кстати, что Украинский Майдан стал мощным источником воспроизводства страхов и фобий у всех авторитарных элит в регионе. Майдан 2004-го дал толчок к переходу Кремля к жесткому авторитарному режиму. Майдан 2013-го, несомненно, также станет толчком к дальнейшему усилению репрессивного синдрома российской власти. В свою очередь, деморализация Запада означает, что у российского режима нет серьезных внешних препятствий для движения по репрессивному желобу.

•  Однако обратимся к теме Запада: нынешний кризис — уже третий кризис либеральных демократий в новой истории. Запад проходил через периоды кризиса дважды — в 1930-е и 1970-е годы, и каждый раз кризис становился толчком для перехода либеральной цивилизации к более высокому качеству. Есть основания надеяться, что и на этот раз произойдет подобная трансформация. Но пока неясны время и цена такого перелома. Нынешний кризис пока не достиг такой остроты, которая побудила бы западное сообщество консолидироваться для нового прорыва.

А пока можно наблюдать, как выходят на поверхность тенденции, которые осложнят будущие трансформации как в западном обществе, так и в авторитарных обществах. На Западе мы видим рост левого и правого популизма, затрудняющего формирование его нового цивилизационного прорыва. В авторитарных обществах деградация правящих режимов, которые растлевают интеллектуальную и политическую элиту, уменьшает шансы трансформации сверху через «пакт» прагматиков-реформаторов, которые несут ответственность за эволюцию авторитаризма, и оппозиции снизу. Именно так были осуществлены великие переходы прошлого века. Одновременно в целом ряде авторитарных государств, в том числе и в России, политика власти по полной зачистке политического поля препятствует формированию конструктивной оппозиции внутри общества.

•  Надеюсь, Украина избежит этих тенденций. Сохранение в этой стране политического плюрализма, регионализма и фрагментация олигархии не только сужает возможности для перехода к жесткой персоналистской власти, но и вынуждает политические группы идти на пакты и компромиссы друг с другом. А мощное гражданское общество с независимой прессой заставляют сохранять репетиционные, моральные и политические ограничители для поведения политической элиты. Хотя, конечно, многое зависит от того, насколько украинскому обществу удастся в наступающем году сохранить дух, структуры и идеологию Майдана как инструмента давления на политический класс и насколько ему удастся сделать Майдан фактором общеукраинского, в том числе регионального политического влияния. Короче, насколько удастся реальное превращение Майдана в постоянно действующее общегражданское движение, которое было бы фактором давления и на власть, и на оппозицию.

А пока Украина оказалась основным событием уходящего года потому, что она продемонстрировала не только геополитический, но и цивилизационный конфликт между разными системами ценностей и разными моделями развития. Да, Европа оказалась не готовой к такому конфликту и даже не хочет признавать его существование. Просто потому, что европейские элиты и лидеры сегодня ориентированы на статус-кво. Но создается впечатление, что Майдану удалось разбудить, по крайней мере, часть Европы, которая осознает, что не сможет больше концентрироваться на себе и нужно формировать свою миссию. Без этой миссии Европа перестанет быть Европой.

А пока Украине придется трудно. И потому, что Запад не может протянуть руку. И потому, что Украина не смогла избавиться от потерявшего легитимность лидера. И потому, что украинцам придется пройти через искушение сесть на иглу кредитов, предоставленных Кремлем, которые только на время снимут остроту кризиса. Но уже скоро Украине придется думать: что дальше? Опасаюсь, что кремлевские кредиты только усугубят тяжесть неизбежного нового экономического и социального кризиса в стране.

Надеюсь на то, что в Украине уже сформировалось гражданское общество и политическая нация, которые сумеют найти свой выход из тупика. Мы в России когда-то думали, что будем первыми на оставшемся после отсоединения Балтии постсоветском пространстве локомотивом трансформаций. Теперь очевидно, что Украина, скорее всего, пойдет по этому пути раньше России. Остается лишь пожелать украинцам удачи!

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать