Дипломатия нетрадиционной ориентации

Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил, что переписка главы МИД РФ Сергея Лаврова с европейскими коллегами по Донбассу была опубликована на фоне публичных обвинений Москвы в бездействии в урегулировании донбасского конфликта, что не традиционно для дипломатии: «То, что сейчас творится в мировой дипломатии, а раньше не творилось, и поэтому именно стало очень много лукавства. Отчаявшись что-то объяснить, и на фоне вот этих вот публичных обвинений Москвы в бездействии – вот такой блестящий шаг был предпринят. Да, это не традиционно для дипломатии, но с другой стороны нетрадиционно лукавая обстановка требует, наверное, нетрадиционных решительных действий». Так он ответил на протесты глав внешнеполитических ведомств Германии и Франции, возмутившихся несогласованной односторонней публикацией секретной дипломатической переписки.

Со времен Льва Троцкого, опубликовавшего в 1917-1918 годах секретные дипломатические соглашения и договоры царского и Временного правительств, подобного в дипломатической практике как будто не случалось. Что ж, такую дипломатию действительно можно назвать дипломатией нетрадиционной ориентации. Лавров и Песков в данном случае действуют в рамках программной речи Владимира Путина, произнесенной перед сотрудниками МИДа РФ (это называется «расширенное заседание коллегии МИД»). То, что он говорил, действительно, никаким дипломатическим канонам не соответствует и знаменует открытый переход Кремля к тому, что можно назвать «дипломатией нетрадиционной ориентации». Что ж, в России, как известно, все делается через одно место, и дипломатия здесь не является исключением. Ничего принципиально нового в изложении российской позиции по отношению к основным международным проблемам на этот раз не прозвучало, зато Путин расчетливо проговорился о том, какие реальные цели преследует Россия в мировой политике.

Он прямо заявил: «..Наши предупреждения последнего времени всё-таки дают о себе знать и производят определённый эффект: известное напряжение там (в странах НАТО. – Б. С.) всё-таки возникло. В этой связи два момента здесь вижу. Во-первых, нужно, чтобы это состояние у них сохранялось как можно дольше, чтобы им в голову не пришло устроить нам на наших западных рубежах какой-нибудь не нужный нам конфликт, а нам конфликты не нужны. И второе: нужно обязательно уже ставить вопрос, Сергей Викторович, надо ставить вопрос о том, чтобы добиваться предоставления России серьёзных долгосрочных гарантий обеспечения нашей безопасности на этом направлении, потому что так существовать и постоянно думать о том, что там завтра может произойти, Россия не может. Понятно, и я вот вижу, несмотря на то что маски надеты у многих, тем не менее по глазам видно, что возникают скептические улыбки по поводу того, можно ли рассчитывать и надеяться на серьёзность возможных договорённостей по этому направлению, имея в виду, что мы всё-таки имеем дело с, мягко говоря, не очень надёжными партнёрами: они легко отказываются от любых прежних договорённостей. Тем не менее, как бы сложно это ни было, работать над этим нужно, и я прошу вас это иметь в виду».

Тут действительно можно видеть революционный переход к нетрадиционной дипломатии. Традиционная дипломатия как раз одной из главных своих целей ставит снижение напряженности в международных отношениях, поскольку как раз напряженность провоцирует конфликты, в том числе вооруженные. На провоцирование напряженности с целью последующей агрессии работала только дипломатия тоталитарных государств XX века. Но лидеры этих государств, включая СССР, все же избегали прямо говорить об этом, обвиняя в росте международной напряженности своих противников, и говоря, напротив, о необходимости ее разрядки. Путин же впервые публично заявил, что Россия заинтересована в росте международной напряженности в Европе и использует ее как свое оружие. После этого претензии на то, что российская дипломатия должна обеспечить Кремлю некие «гарантии безопасности» со стороны западных стран звучат несколько странно, да и из речи Путина трудно понять, в чем именно должны заключаться эти гарантии. Можно только предположить, что российский президент добивается для России сферы влияния на всем постсоветском пространстве, а возможно – и в Восточной Европе. Но это мечты несбыточные, так как преодолеть сопротивление народов этих регионов, да еще в той или иной форме получающих поддержку Запада, Россия не сможет.

В речи Путина можно найти только один положительный момент. Раз Владимир Владимирович призывает поддерживать напряженность в отношениях с Западом, то нынешний миграционный кризис на польско-белорусской границе и очередная «военная тревога» у границ Украины – это скорее средство поддержания напряженности, но не преддверие реальной российской агрессии против Украины и стран Балтии.

Миграционный кризис на белорусско-польской границе, как считает Путин, западные государства используют как средство «для давления на Минск и при этом забывают собственные обязательства в гуманитарной сфере. Давайте посмотрим, как польские силовики ведут себя сегодня на границе – все же вы видите, интернет смотрите, телевидение. Первое, что приходит в голову: детей жалко, маленькие дети там. Нет, поливают туда водой и слезоточивым газом, гранаты бросают туда. Ночью вдоль границы вертолёты летают, сирены включают».

Птуин, разумеется, не вспомнил, что миграционный кризис – целиком на совести Александра Лукашенко, который никогда не рискнул бы пойти на эту авантюру без прямой санкции Кремля. Ну, а слова Путина о страданиях скопившихся на границе маленьких детей – это чистой воды крокодиловы слезы. Когда российская и сирийская правительственная авиация осуществляли неизбирательные бомбардировки сирийских городов и деревень, когда силы Асада травили с помощью ОВ непокорные города, гибли десятки и сотни детей, но тогда Владимира Владимировича это не волновало, и он обвинял в их гибели «террористов».

Коснулся Путин и «украинского кризиса»: «В числе наиболее острых и чувствительных, конечно, для нас – это прежде всего внутриукраинский кризис, пока он далёк от разрешения, к сожалению. Украина демонстративно не выполняет свои обязательства по минскому Комплексу мер, как и договорённости, достигнутые в «нормандском формате». На словах наши партнёры по «нормандскому квартету» – ФРГ, Франция – не оспаривают значение Минских соглашений. Кстати говоря, нельзя забывать, что эти Минские соглашения приобрели форму нормы международного права – приняты соответствующие решения Совета Безопасности ООН. Но на деле, к сожалению, [ФРГ, Франция] потакают курсу сегодняшнего киевского руководства на их [Минских соглашений] демонтаж, что заводит переговоры и само урегулирование, к сожалению, в тупик.

Тем не менее посреднические усилия в Контактной группе и «нормандском формате» важно продолжать – настойчиво продолжать, энергично, поскольку других международных механизмов содействия внутриукраинскому урегулированию не существует, как нет и альтернативы выполнению самих Минских договорённостей в полном объёме.

При этом нужно учитывать, что западные партнёры обостряют ситуацию поставками Киеву летального современного вооружения, проведением провокационных военных манёвров в Чёрном море, да и не только в Чёрном – и в других регионах, близких к нашим границам. Что касается Чёрного моря, то это вообще выходит за определённые рамки: на расстоянии 20 километров от нашей государственной границы летают стратегические бомбардировщики, а они, как известно, несут очень серьёзное оружие».

Здесь что ни слово, то ложь. Речь идет не о внутриукраинском конфликте, а о гибридной войне со стороны России. Минские соглашения в принципе выполнить невозможно, поскольку в них заложено непреодолимое противоречие. Восстановление контроля Украины над оккупированными территориями Донбасса и их границей с Россией считается невозможным до проведения там местных выборов в соответствии с украинским законодательством. Но проведение таких выборов возможно только после установления контроля Украины над так называемыми ДНР и ЛНР и границей с Россией. Минские соглашения никогда не приобретали и не могут приобрести статуса нормы международного права. Упоминание их в резолюциях Совета Безопасности или Генеральной Ассамблеи ООН их таковыми не делает. Летальное оружие Украине западные государства начали поставлять только после того, как оккупированная часть Донбасса оказалась буквально нашпигована новейшими российскими вооружениями и боевой техникой и российскими регулярными воинскими частями. Претензии по поводу перемещений кораблей и самолетов НАТО вдоль российских границ выглядят более чем странно, поскольку российских границ они не нарушают и, что еще важнее, соответствующие действия страны НАТО стали предпринимать только в ответ на аналогичные действия России, которые начались значительно раньше.

Возможность же реального российского широкомасштабного вторжения в Украину, о котором сейчас так много говорят в Вашингтоне и в Киеве, в конечном счете, зависит от того, предупредил ли Белый дом Кремль о том, что такое вторжение может повлечь отправку американских войск в Украину. Вполне вероятно, что такое предупреждение передал глава ЦРУ во время своего недавнего визита в Москву. В пользу этой версии может свидетельствовать предупреждение Вашингтона европейским союзникам о необходимости принять меры по помощи Украине в случае российского нападения. А такие меры невозможны без участия США. Конечно, Вашингтон может и блефовать, но вряд ли Москва рискнет это проверить. В 2018 году подобная проверка в Сирии обернулась ликвидацией бригады «Вагнера» - самого боеспособного соединения российских сухопутных войск (по американской версии, тогда решение принимало исключительно американское региональное командование; но я все же подозреваю, что санкцию Белого дома на применение силы тоже получили). В случае же с Украиной последствия могут оказаться для Москвы еще более катастрофическими, чем в 2018 году в Сирии.