«Дух Мюнхена» на Лазурном берегу

Блиц-визит Владимира Путина во Францию знаменателен в первую очередь тем, что в ходе его российский президент впервые коснулся темы московских протестов. Отвечая на вопрос журналиста насчет того, что «во время мирных демонстраций в Москве было арестовано множество людей», Путин заявил: «По поводу беспорядков в Москве. Всё это связано с электоральным циклом. В сентябре этого года должны состояться выборы в региональные органы власти, в том числе в московские. В 2014 году, когда были предыдущие выборы, на выборы не были допущены примерно 111 человек. По различным причинам избирательные комиссии за соответствующие нарушения этих людей не допустили до выборов. В этом году до выборов не допущено 57 человек тоже за очевидные нарушения в ходе избирательной кампании. Там просто фальсифицированные подписи, как утверждают эксперты избирательных комиссий». И сослался на то, что есть судебная процедура, в рамках которой кое-кого из отвергнутых кандидатов восстановили (вот почем спешно восстанавливали Митрохина и парочку других «послушных» оппозиционеров!)

Разумеется, президент России не мог признаться в том, что были фальсифицированы не подписи, а их экспертиза, и что оппозиционных кандидатов не допустили к выборам только потому, что у них были хорошие шансы на победу над кандидатами партии власти. Ну, а насчет силового разгона протестов Путин повторил старую мантру: «Граждане имеют право на мирные в соответствии с действующим законом протесты, а власти должны обеспечить реализацию этих прав. Но никто — ни власти, ни какие-то группы граждан — не имеет права нарушать действующий закон и доводить ситуацию до абсурда либо до столкновения с властями. Это нарушение закона, и все, кто виновен в этих нарушениях, должны быть привлечены к ответственности в соответствии с этим самым российским законом». И сослался на подавление французскими властями акций «желтых жилетов». Не уточнив, правда, что последние, в отличие от московских протестующих, действительно совершали акты вандализма.

Эммануэль Макрон же очень мягко попенял Путину за разгон московских протестов: «Во всех наших странах сейчас проходят различные демонстрации, протесты, манифестации. Но что самое важное? Что когда подписываешь и ратифицируешь какие-то договоры, необходимо затем выполнять их требования... Россия ратифицировала целый ряд международных договоров, конвенций, в рамках которых страна должна предоставлять своим гражданам основополагающие свободы: свободу слова, свободу выражения, свободу собрания и так далее. И поэтому очень многие люди обеспокоились теми событиями, которые проходили в Москве: арестами и так далее, всеми теми блокировками, которые были сделаны со стороны правовых органов». И подчеркнул, что в обращении с «желтыми жилетами» Франция, в отличие от России, все свои международные обращения выполнила: «Мы просто не можем мириться с такой ситуацией, когда некоторые граждане видят свои основополагающие права, попираемые органами правопорядка. Вот с этим мы мириться не можем. Поэтому мы об этом поговорим вместе. Необходимо, чтобы граждане могли, соблюдая общественный порядок, участвовать в мирных демонстрациях». Говорить, они, наверное, говорили, только точно ни до чего не договорились.

Теперь стало понятно, почему в предшествовавшую визиту субботу основной митинг в Москве проводили коммунисты, а акции настоящей оппозиции были крайне немногочисленны и пресекались полицией без насилия. Если бы в Москве и на этот раз было бы устроено нечто вроде «побоища 3 августа», то Путину было бы очень неудобно сразу после этого ехать на Лазурный берег. Выходит, у российских спецслужб есть какие-то свои неформальные методы влияния на организаторов даже самого радикального протеста.

Еще Путин говорил про взрыв под Северодвинском. Он заверил публику, что все под контролем, никакой опасности и никаких утечек радиации нет. Ему даже можно было бы поверить, если бы только российские станции мониторинга в Дубне и Кирове, отслеживающие сейсмические сдвиги, звуковые колебания и другие изменения, касающиеся ядерных испытаний, через два дня после взрыва на военном полигоне под Северодвинском не перестали передавать данные в международную сеть Организации Договора о запрете ядерных испытаний. Чиновники нашли смехотворный предлог — проблемами с сетью и связью. России здесь определенно есть, что скрывать, тем более, что Путин так и не ответил на прямой вопрос журналиста, что именно испытывали под Северодвинском.

Относительно Украины Макрон заявил о возможности «созыва «нормандского формата» через несколько недель», тогда как Путин настаивает на более длительной подготовке такого саммита, утверждая: «Любая встреча, в том числе и встреча в «нормандском формате», должна приводить к конкретным результатам. И, на мой взгляд, нужно добиваться того, о чём мы договаривались раньше, безусловно, добиваться, идти к этой цели». И Макрон с Путиным как будто согласился: «Мы должны проводить саммит «нормандской четвёрки» при условии, если будут действительно достигнуты ощутимые результаты, а не встреча ради встречи». И еще французский президент призвал «помнить о региональной роли России», что является для Украины дурным знаком. Прежде лидеры Евросоюза как-то не призывали жертву агрессии помнить о региональной роли агрессора. И отсрочка саммита «нормандской четверки» на неопределенное время тоже Киеву ничего хорошего не сулит. Он во многом лишается поддержки Берлина и Парижа в виде непосредственного давления на Путина, и у российского президента оказываются развязаны руки для новых провокаций на линии фронта в Донбассе. Цель же, о которой говорил Путин — это установление фактического протектората России над «ДНР» и «ЛНР» в форме «особого статуса» оккупированных территорий Донбасса.

На вопрос же, почему Макрон сближается с Путиным, который не разделяет его либеральных ценностей, и происходит это «в то время как на востоке Украины кризисная ситуация становится всё более глубокой, в то время как существует настоящая гуманитарная катастрофа в Идлибе», французский президент отделался общими словами о том, что «у нас есть результаты конкретные, есть подвижки... В том, что касается Украины, мы также сейчас разрешаем целый ряд сложных вопросов». И не скрыл заинтересованности в развитии экономических связей с Россией: «В экономической сфере... у нас крупномасштабные проекты в разных областях, где мы продолжаем продвигаться вперёд, где Францию ценят по достоинству... Если, например, мы сказали бы себе: мы не согласны с Россией по целому ряду вопросов, поэтому мы отвернёмся и будем смотреть в другую сторону. Ответило ли бы это интересам Франции? Я убеждён в том, что нет. И я уверен, что даже когда у нас есть разногласия по целому ряду вопросов, необходимо сделать всё для того, чтобы реанимировать отношения между Россией и Европой, потому что в этом её судьба». Очевидно, ради такой «оценки по достоинству» можно не слишком часто вспоминать и об Идлибе, и о Донбассе. А ради отношений России и Европы можно забыть о неуважении Москвы к европейским либеральным ценностям.

Чтобы бороться с подобными «мюнхенскими» настроениями Украине жизненно необходимо вести активное дипломатическое наступление на европейском направлении, раз за разом напоминая о нарушении Россией взятых на себя обязательств и о необходимости вывода российских войск и вооружений из Донбасса, как условии прочного урегулирования, как политикам, так и европейской общественности.