Фукусима — японская тень Чернобыля

Автор статьи, постоянный автор газеты «День» Юрий ЩЕРБАК, Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины, Посол мира Межрелигиозной и международной федерации за мир во всем мире, недавно осуществил поездку в Японию, где посетил пораженные радиацией районы, прилегающие к атомной станции «Фукусима». Поездка состоялась по приглашению университета Тохоку (г. Сендай). Автор делится своими впечатлениями и поднимает важные вопросы о наследии Чернобыля и Фукусимы в контексте вызовов ХХІ века.

1. ЧТО ПРОИЗОШЛО В ФУКУСИМЕ    

Авария на АЭС «Фукусима-Дайичи» произошла в марте 2011 года, в канун 25-й годовщины катастрофы на Чернобыльской АЭС. Словно какая-то Высшая Сила послала человечеству новый сигнал ядерной тревоги, опять напомнив о глобальной опасности, которую несет в себе так называемый мирный атом — независимо от социально-политического режима страны, где работает АЭС, от конструкции реактора или уровня технологической культуры.

11 марта 2011 года в 14:46 Японию постигло беспрецедентное природное бедствие: землетрясение максимально возможной магнитудой 9 баллов и вызванное им цунами, которое нанесло разрушительный удар по тихоокеанскому побережью северо-восточных районов Японии, неся смерть десяткам тысяч людей и уничтожение жилищной, промышленной и транспортной инфраструктуры.

Третьим, и по своим последствиям наиболее долговременным и болезненным ударом по стране, стал выброс радиационный.

На атомной станции «Фукусима», четыре энергоблока которой стоят на самом берегу Тихого океана, была выведена из строя система электроснабжения и резервные дизельные генераторы, что сделало невозможным охлаждение реакторов, в результате чего в первые дни аварии произошло расплавление активной зоны реакторов 1, 2, 3.

Что это значит, понимают не только инженеры-атомщики, но и те, кто помнит Чернобыльскую катастрофу. Авария на АЭС «Фукусима» развивалась по зловещим, непредсказуемым и парадоксальным законам «домино», когда одни неожиданные причины вызывают другие, еще более катастрофические последствия. Если учесть, что в энергоблоках станции содержалось свыше 2700 топливных сборок, а в центральном хранилище радиационных отходов находилось 6357 отработанных, тепловыделяющих сборок — целый ядерный арсенал — то легко представить всю степень радиационной опасности, которую несла авария на Фукусиме. Недаром этому инциденту был присвоен наивысший, 7-й (чернобыльский) уровень радиационной аварии по шкале INES.

С 12 по 15 марта на трех ядерных реакторах наблюдались взрывы, сопровождавшиеся выбросами радиоактивных веществ в атмосферный воздух и морскую воду, а на 4-ом блоке имел место пожар в хранилище для отработанного ядерного топлива. Все это происходило на фоне хаоса, вызванного разрушительным ударом цунами по побережью.

Как и их чернобыльские предшественники, персонал АЭС «Фукусима» столкнулся с беспрецедентными вызовами — невозможностью обеспечить охлаждение реакторов и одновременно понять степень повреждения каждого энергоблока. Отсюда и эвакуация почти всего персонала (на станции осталось 50 инженеров), и привлечение военных вертолетов СН-47, с которых сбрасывалась вода, и участие полицейских бронированных автомобилей с водяными пушками, и использование пожарных машин, заливавших морской водой третий реактор.

И все это время развития наихудшего варианта аварии, когда вся Япония и весь мир прикипели к экранам телевизоров, где периодически появлялись представители компании — владельца АЭС TEPCO и японского правительства, информация была крайне недостаточной, противоречивой и ограниченной, если не сказать неправдивой. Уже 20 марта 2011 года об этом писала газета The Japan Times, подчеркивая, что такая «информация» стала источником широко распространенной общественной обеспокоенности. Газета сообщала также о пресс-конференции Масаши Гото, конструктора четырех реакторов АЭС, который решил выступить, увидев взрывы реакторов, и поделиться своими тревогами. Он понял — хотя и поздно — что конструкция реакторов не могла выдержать землетрясение такой силы. Уже после повреждений на АЭС Кашивазаки-Карива после землетрясения 2007 г. магнитудой 6,8, господин Гото понял всю уязвимость АЭС «Фукусима». Он критиковал способ информирования общественности относительно аварии и обратил внимание на то, что реактор №3 работал на высокотоксичном горючем МОХ, в котором содержимое плутония очень высокое.

Ряд японских антиядерных организаций остро критиковали электрические компании, строителей АЭС и правительство за игнорирование возможности большого землетрясения. Так директор Центра исследований землетрясений и активных разломов Юкинобу Окамура заявил, что в 2009 году он лично предупреждал компанию ТЕРСО относительно последствий возможного сильного землетрясения и цунами. Окамура опирался в своем предупреждении на исследования легендарного землетрясения «Дзеган» в 869 году, память о котором передается в Японии от поколения к поколению. Компания ТЕРСО отбросила эти предупреждения, считая, что нет доказательств существенных разрушений после землетрясения 869 года, особенно в провинции Фукусима.

2. ПОЕЗДКА В ЗОНУ

Наш небольшой автобус ползет в горы, которые почему-то хочется назвать сопками, хотя это не возвышение, а настоящие горы, но и необычной для нас, не карпатской формы. Воздух прозрачный, холодный и сухой — началась зима, но снега, щедрого и сказочного, воспетого японскими поэтами, еще нет. С обеих сторон пустой дороги качаются желтовато-седые ковыли, как у нас в степи, плотной стеной стоят заросли бамбука и сосны. Внизу под нами, на дне ущелий, сверкают реки, которые сбрасывают свои воды в Тихий океан.

Мы — небольшая экспедиция университета Тохоку, возглавляемая профессором Динилом Пушпалалом, директором Международной последипломной программы по проблемам человеческой безопасности.

С нами — профессор-медик, патолог Шинтаро Такагаши, вьетнамские аспирантки профессора Пушпалала, переводчик Алексей Кононенко, земляк из Днепропетровска, который уже семнадцать лет живет в г. Сендае, женат на японке и имеет детей — двух красивых украинско-японских мальчиков. Он рассказывает, как его жена сразу после удара землетрясения схватила мальчиков, посадила в автомобиль и выехала из их новенького домика, за который еще не выплатили кредит. Через тридцать минут пришло цунами и от домика ничего не осталось. Соседи, которые не успели выехать, погибли. Нас сопровождает представитель местных властей, вооруженный мощным сверхсовременным счетчиком Гейгера.

Профессор Пушпалал — молодой энергичный смугловатый человек с черными, весело сверкающими глазами, родом из Шри-Ланки, но является гражданином Японии, для которого эта земля, язык и культура стали родными. Я встретился с ним летом в Киеве; он рассказал о своем проекте изучения ситуации в пораженных радиацией районах в контексте сравнительно новой доктрины «человеческой безопасности» (Human Security): в отличие от безопасности государственной или национальной, внимание фокусируется на отдельном человеке. Главная идея — сравнить аварию в Фукусиме с точки зрения опыта Чернобыля, ведь жертвы обеих катастроф потеряли возможность достойной жизни, свободы от страха и свободы от бедности.

...Счетчик стрекочет свою тревожную песню и умолкает, когда мы въезжаем в длинный, жутко темный и пустой тоннель. Как только выезжаем из тоннеля на дневной свет, стрекотание возобновляется с новой силой.

Меня не покидает странное ощущение, что я вернулся на двадцать шесть лет назад, в чернобыльские времена. Просто на шоссе уселась стайка небольших серо-рыжих японских обезьянок, которые достаточно неохотно освобождают дорогу автобусу. Это — зараженная зона, здесь привычное движение автомобилей запрещено. Автобус останавливается, и человек, который сопровождает нас, показывает поток, пересекающий шоссе. Подносит тубус счетчика, и мы слышим, как резко растет мощность сигналов: на дисплее цифры прыгают до опасных уровней. Радиационная туча с АЭС, объясняет владелец счетчика, зацепила эти горы, которые лежат за 20-километровой зоной отчуждения. Мы не знаем, что делать, говорит он, ведь местное население привыкло собирать здесь грибы, ягоды, травы. Нам не говорят правду относительно настоящих уровней радиации.

3. ВОСПОМИНАНИЯ ЧЕРНОБЫЛЯ, ТРЕВОГИ ФУКУСИМЫ

Правда — ключевое слово во всех разговорах, звучащих в зоне. Конечно, здесь нет советской секретомании, преступной паранойи времен Чернобыля, дорого стоившей сотням тысяч украинцев, пораженных радиацией по вине коммунистического режима.

Но — вопросы есть.

В городке Минамисома, что входит в так называемую зону добровольного отселения, проживает 30 000 человек. Нас сопровождает член городского совета господин Коичи Огияма, который показывает домики для переселенных из мертвой зоны людей. Эти очень скромные временные бараки, построенные через полгода после аварии, напоминают наши вагончики для строителей. Люди, преимущественно пожилые (потому что молодые семьи с детьми выехали из этой местности), сетуют на холод в домах, щели в стенах и крышах, спрашивают: когда это все закончится?

Власти призывают к покою и терпению, просят подождать, обещают вернуть эвакуированных в свои жилища ко второй годовщине Фукусимы (в марте 2913 г.); но разочарование растет. Правительство так и не может определиться с судьбой зоны отчуждения и не осмеливается сказать гражданам суровую правду: некоторые территории, загрязненные радионуклидами, утрачены навсегда.

Навсегда — очень неприятное слово, и никто не хочет сказать его первым.

Господин Огияма ведет нас по центральной улице этого опрятного городка, показывает временное здание школы для эвакуированных. Из 370 эвакуированных детей в школе осталось 100. Потом останавливается посреди тротуара и обращает наше внимание на черную субстанцию, похожую на плесень, которая расплывается вдоль проезжей части, образует черные пятна прямо на тротуаре. Дозиметр показывает значительно повышенные уровни радиации. Это — новое, невиданное в Чернобыле явление: в условиях влажного океанского климата размножаются плесень и бактерии, вбирающие в себя радионуклиды.

Здесь ежедневно ходят дети, представляете? — жалуется господин Огияма. — Почему же не проводится дезактивация? — спрашиваю его. Он со злости машет рукой. — Дезактивация осуществляется по плану, составленному какими-то бюрократами. Нам говорят — подождите.

Кстати — нигде в зоне я не видел никаких следов проведения дезактивации — ни поливочных машин, ни пунктов помывки автотранспорта, к чему мы все привыкли в дни Чернобыля. Возможно, это случайность, возможно, я чего-то не заметил. Но нигде на пути нашего двухдневного передвижения по зоне я не увидел пунктов проверки загрязнения автомобилей и их дезактивации.

Для успокоения жителей в городе и Зоне установлены станции автоматического мониторинга радиологической ситуации, похожие на бензоколонки, на дисплеях которых высвечиваются показатели. Почему-то американские станции дают более высокие показатели, а отечественные, японские — более низкие, что раздражает местное население, которое везде видит заговор и неправду. В этом мы убедились, встретившись с представителями общины г. Минамисомы. Эти люди разных поколений и разных профессий были единодушны в своих жалобах. Так господин Наомичи Хара, владелец лесопромышленной компании, выразил серьезную обеспокоенность по поводу плохой информации со стороны правительства и местных органов. Информация относительно загрязнения продуктов питания, окружающей среды, в частности пастбищ и диких животных, недоступна. Нет рекомендаций относительно того, какие меры профилактики следует принимать. Врач-психиатр Коджи Кобаяши выразил обеспокоенность относительно возможного развития психических заболеваний среди эвакуированных. Участники встречи высказывали возмущение родителей относительно молчания властей по поводу опасности для здоровья детей.

И опять я был поражен подобием настроений украинцев в 1986—1987 гг. и японцев в префектуре Фукусима в 2012 г.

В разговорах выяснилось, что йодная профилактика, так позорно проваленная в чернобыльской зоне, за что сегодня Украина расплачивается резким ростом заболеваемости раком щитовидной железы, почти не проводилась в районах, прилегающих к АЭС «Фукусима», хотя все необходимые для этого препараты в медучреждениях были. Ждали каких-то указаний сверху, растерялись или просто не знали, что делать?

В руках некоторых участников встречи в Минамисоме я увидел свою книгу «Чернобыль», изданную на японском языке. Оказывается, они изучают ее как своеобразный у ч е б н и к — пытаясь понять, что ждет их в условиях ядерной катастрофы. Я подумал, что, вероятно, не существует более высокой читательской оценки для писателя — встретить свою книгу за одиннадцать тысяч километров от Киева, в неизвестном мне японском городке, в ХХІ в. — через двадцать лет после ее опубликования — тогда я искренне верил, что Чернобыль надолго — если не навсегда — останется уникальным и неповторимым явлением ХХ века в мировой истории.

И потому, увидев свою книгу, я не почувствовал большого писательского тщеславного удовлетворения, только горечь.

4. МЕРТВЫЙ ГОРОД — ПОБРАТИМ ПРИПЯТИ

На следующий день мы поехали в местечко Нихонматсу, где временно приютился муниципалитет мертвого города Намие, двойника нашей Припяти. Чиновники муниципалитета сидят в большом зале, не отделенные друг от друга стенам кабинетов.

Нас принимает мэр города Намие, лежащего в 60 км к востоку, на берегу океана, в 5—7 км от АЭС «Фукусима». Перед аварией население Намие составляло 21000 чел., из них 2500 чел. работали на атомной станции. Рассказывает мэр города Тамотцу Баба — худенький пожилой седой человек с тонкими интеллигентными чертами лица.

— Цунами уничтожило в Намие 600 зданий, 184 человека погибло. Это была сначала главная наша проблема. Об аварии на АЭС я ничего не знал. Только рано утром 12 марта узнал о несчастье из передач токийского телевидения, услышал, что рекомендовано эвакуироваться. Я собрал уцелевших работников муниципалитета и лично принял решение об эвакуации города. Подчеркиваю — никакого указания от правительства относительно эвакуации не было. Это было мое решение. Мы не знали реальных цифр радиации. Замеры делало Министерство науки, но нам ничего не сказали. Только через год (!) мы узнали уровни радиации и тогда возник скандал.

— Неужели станция вас не известила об аварии? Ведь жители города работали на Фукусиме?

Взгляд мэра становится грустным и отчужденным.

— У нас был договор с АЭС о быстром оповещении города в случае чрезвычайных ситуаций. Но договор был нарушен. Со станции 11 и 12 марта не было ни одного звонка. Пришлось принимать решение об эвакуации города на собственный страх и риск. Сегодня наши адвокаты пробуют выдвинуть претензии к АЭС, но наши позиции слабы. В договоре не прописаны санкции против станции в случае нарушения ею соглашения.

— Знали ли вы об опыте Чернобыля? — спрашиваю мэра.

— Кое-что знали. Но все мы стали жертвой мифа о безопасности японских реакторов. Нам говорили, что причиной аварии в Чернобыле были несовершенные советские реакторы. С японскими такого случиться не могло. И поэтому опыт Чернобыля не был учтен.

— Почему все же станция не сообщила городу о несчастье?

— Там была паника, — вздыхает мэр. — Они просто забыли о нас. И о семьях своих рабочих. Поэтому я по громкой связи передал приказ по городу об эвакуации. Люди выезжали на собственных автомобилях. Кто не  — мы организовали автобусы, коммунальный транспорт. Разместились во временных укрытиях — школах, спортивных залах — согласно плану эвакуации. В Японии каждый город и село имеет такой план на случай землетрясения. Но теперь люди спрашивают — что будет с нашим городом? Вернемся ли? Можно ли будет в нем когда-то жить? Ответов пока нет.

Мэр показывает нам новейшие, недавно рассекреченные карты радиоактивного загрязнения региона: как и в Чернобыле, зона отчуждения не укладывается в геометрический 20 и 30 км полукруг, а приобретает причудливые формы раковой опухоли с метастазами. Там, где нагрузка радиации на человека выше 50 миллизивертов в год (50 бэр), нельзя жить по крайней мере еще 5 лет; это так называемая красная зона. В желтую зону (20—50 мЗв/год) можно время от времени наведываться, меньше 20 мЗв/год — можно жить. Особенно загрязненными на карте выглядят районы вокруг АЭС «Фукусима» (красная) и гряда гор, что тянется вдоль острова Хонсю (желтая зоны).

... Наша экспедиция, сокращенная до минимума (в зону пустили только трех участников), направляется к Намие. Минуем два КПП — на одном молоденькие полицейские в черных плащах, опоясанных желтыми портупеями, в респираторах тщательным образом проверяют наши пропуска. На втором КПП никого нет. Начальник секретариата мэрии господин Шимитцу, одетый в белый костюм и пластиковые бахилы, открывает большим ключом скрипящие железные ворота. Впереди — мертвая зона, японская Припять, город-призрак, и уничтожена аварией атомная станция «Фукусима». Вперед, сталкеры, Welcome to Namie!

И опять воспоминания 1986 года поглотили меня. От волнения или от радиации (?) почувствовал знакомое со времен Чернобыля раздражение в горле.

Словно в какой-то дьявольской машине времени возвращаюсь в прошлое свое и той страны, которой уже нет. Сегодня эта абсурдная украинская действительность, в которую трудно было поверить в 1986 году, стала действительностью Японии, дважды обожженной ядерным огнем и припорошенной радиоактивным пеплом — в 1945 и 2011 годах.

Глаз остро ловит такие знакомые и такие новые детали: пустой дом у дороги, во дворе — дерево, на голых ветвях которого висят какие-то непонятные тускло-оранжевые плоды. Хурма. Сразу вспоминаются чернобыльские заснеженные яблоки 1986 года в садах. Въезжаем в город-призрак Намие — чистые пустые улицы, автомастерские, где стоят брошенные маленькие «тойоты» и «сузуки», реклама призывает посетить соревнования по сумо, не ограбленные, в идеальном порядке магазины одежды, черепичные крыши старых, разрушенных во время землетрясения домов лежат на тротуаре. Разбитые автоматы по продаже соков, чаев и кока-колы. Мародерства как такого не было, но напитки были нужны тем, кто эвакуировался из города. На специальных стоянках застыли сотни велосипедов, словно ждут своих владельцев. Вершиной абсурда кажется перемигивание городских светофоров на пустых перекрестках. Думаю о том, что сегодня в мире есть два радиоактивных города — социалистическая Припять с ее ритуальным Лениным, идиотскими лозунгами коммунистических времен, и капиталистическая Намие — с рекламой автомобильных шин Мишелин, фаст-фуда МакДональдс — такие разные, но объединенные общим человеческим горем.

Выезжаем на пустое поле, где разбросаны рыбацкие катера, расплющенные автомобили, газовые баллоны, кучи обломков зданий и техники.

— Вот здесь, — останавливает «тойоту» господин Шимитцу. — Здесь лежали труппы людей.

Над полем скорби, которое было когда-то живым, тесно застроенным районом Намие, посвистывает океанский ветер. Неподалеку виднеется знакомый силуэт АЭС «Фукусима». На береговую линию океана, что едва в километре от места, где стоим, нас не пустили. Думаю, там очень высокая радиация. Господин Шимитцу держит в руках радиометр украинского производства, полученный в виде гуманитарной помощи из Украины. Считает его самым лучшим и самым надежным.

Мы поклонились самодельному знаку памяти жертв цунами, где стояли цветы и буддийские символы, и поехали домой, в Сендай.  

5. ВЫВОДЫ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Находясь в зоне аварии, я подумал о странных превратностях своей судьбы: случилось так, что мне пришлось побывать на месте трех больших катастроф в разных частях света: в Чернобыле, в Нью-Орлеане (США), где наводнение забрало жизни тысяч людей, и в японской Фукусиме. И везде власть оказалась неготовой к стремительному развитию драматических событий, принятые решения были частично неэффективными и ошибочными, а нехватка надежной информации только усиливала панику и общую растерянность.

Это значит, что человечество еще не научилось адекватно реагировать на чрезвычайные ситуации, еще не смогло эффективно использовать накопленный опыт. Находясь в Фукусиме, слушая многочисленные вопросы людей, я с грустью констатировал, что огромный опыт Чернобыля, накопленный горькой ценой потерянных жизней и здоровья, не используется, и дело не только в самодостаточности, гордости и самодисциплине японцев, которые во время землетрясения и цунами показали миру образцы мужества и стоицизма. Дело в том, что, имея гигантский массив информации относительно выживания людей на загрязненных землях, особенностей ведения сельского хозяйства, влияния малых доз радиации на организм и т.д., мы не смогли предложить наши знания миру, не сделали их конвертированным капиталом.

Японское общество в районах, загрязненных радиоактивными изотопами, только просыпается после пережитого шока. Появляются первые организации гражданского общества, которые еще не переросли в мощное движение защиты детей, всех граждан в зоне аварии. В Японии я думал о том, что людям в Фукусиме не хватает таких лидеров «зеленых», которые появились в Украине после 1986 г., как пламенная и бескомпромиссная Наталья Преображенская, как рассудительный и настойчивый Владимир Тихий, как, к сожалению, преждевременно умерший, яркий публицист Андрей Глазовый.

Профессор Динил Пушпалал с группой активистов из Фукусимы собирается весной 2013 году приехать в Киев, посетить районы, прилегающие к ЧАЭС, и изучить украинский медицинский и социальный опыт преодоления последствий катастрофы. Очень хотелось бы верить, что какая-то одна из многочисленных чернобыльско-экологических организаций заинтересуется сотрудничеством с японскими коллегами и поделится с ними информацией и опытом работы.

... В последний день пребывания в Японии я прочитал лекцию студентам и преподавателям университета Тохоку «Фукусима и опыт Чернобыля» и ответил на многочисленные вопросы слушателей — их было около 150 человек. Среди студентов были не только граждане Японии, но и Китая, Вьетнама, Индонезии, Кореи, США и даже Эстонии. Главное требование для лектора и студентов — говорить по-английски; изучению английского языка здесь уделяется большое значение, а профессором кафедры английского языка является американец.

Я отстаивал идею относительно опасности глобального развития ядерной энергии, поскольку любая АЭС является атомной бомбой замедленного действия, говорил о принципиальной похожести аварий в Украине и Японии, в чем мог убедиться во время поездки в Фукусиму.

Учитывая остроту и геополитическое значение для Японии вопроса развития ядерной энергетики, которая составляет почти треть энергетического баланса страны, я попросил студентов выразить свое отношение и проголосовать — кто за и кто против функционирования АЭС? Результат — 50% на 50%. За развитие атомной энергетики проголосовали студенты инженерно-технологического факультета, «против» — студенты-гуманитарии.

После лекции мы вышли на центральную улицу Сендая. Перед входом в большой торговый центр стояло несколько человек и какой-то мужчина, поднимая кверху руки в белых перчатках, выкрикивал в рупор какие-то лозунги.

— Это — кандидат в японский парламент от социалистов. Он обещает немедленно остановить все атомные станции в Японии, — объяснил Пушпалал.

Приближался вечер и толпа стремительно увеличивалась, обходя кандидата. Мне показалось, что его никто не слушал.