Исчезнувший интеллектуал

Вскоре будет отмечаться столетие со дня рождения двух разносторонних интеллектуалов, идеологических олицетворений эры «холодной войны», — Раймонда Арона и Жана-Поля Сартра. Арон родился 14 марта 1905 года, Сартр — 21 июня. Сартр и Арон начали свое 50-летнее знакомство с общего элитного французского образования, которое включало в себя период формирования Германии как раз перед подъемом нацизма. Они оба проявили своеволие — как любимое, так и презираемое в кругах интеллектуалов: Арону нравился англо- американский либерализм до того, как он вошел в моду, в то время как Сартр остался сторонником коммунизма после того, как мода прошла.

Арон писал сухую, льстивую прозу о самых горячих геополитических конфликтах, в то время как Сартр мог превратить любую банальность в экзистенциальный кризис. И все же часто они держались вместе против французских политических правящих кругов. Оба присоединились к оппозиции, когда Франция была нацистским марионеточным государством, и оба призывали к независимости Алжира после того, как Франция восстановила свой суверенитет.

К сожалению, Сартра и Арона также объединяет смерть: обоих не признавали, игнорировали или недооценивали по всем научным дисциплинам — философии, литературе, социологии, политике. После смерти Сартра и Арона помнят скорее за реакцию, которую вызвали их произведения, чем за то, что они в действительности сказали.

Их постигла судьба, от которой вечно страдают интеллектуалы. Великие интеллектуалы, такие как Абеляр, Эрасмус, Галилей, Вольтер Рассел и Золя — все бросили вызов благочестию своей эры, и мы теперь считаем их успех хорошим делом. Но большинство из нас, вероятно, отшатнулись бы от методов, которые они, будучи интеллектуалами, использовали в своей работе: карикатура, обман и даже фальсификация. Рассмотрите три примера.

Абеляру приписывают введение богословия как необходимой дисциплины в христианстве. И все же он сделал это, соединив противоречащие цитаты, взятые из контекста, показав, что ни Библия, ни церковные отцы не говорят в один голос и что читатели должны делать свои выводы.

Подобным образом Галилей, как теперь известно, совершил то, что мы теперь называем «мошенничеством в исследовании» при проведении своих знаменитых физических экспериментов. Предполагая, что он все же провел их, вполне вероятно, они не дали точных результатов, которые он использовал для нападения на своих противников.

Что касается Золя, который защищал в суде капитана Альфреда Дрейфуса против обвинений в измене, разжигаемых антисемитизмом, его с легкостью осудили за клевету, потому что он просто подверг сомнению мотивы свидетелей, не предложив никаких новых доказательств.

Все трое впоследствии были оправданы — кто еще при жизни, кто уже после смерти. То, что у них было общего, — это парадоксальная этика, свойственная всем интеллектуалам: конечная цель истины оправдывает любые средства, которые оказываются в вашем распоряжении. Так происходит потому, что настоящую правду обычно редко принимают за правду.

Такая этика является отвратительной в сегодняшнем мире, где знания делятся на научные дисциплины, как конструктор на части. Интеллектуалу ученый, возможно, покажется человеком, который принимает средства исследования за его результат. Ученым интеллектуалы напоминают бродяг, свободно злоупотребляющих собственностью других людей, собирая плоды и опустошая землю.

Интеллектуалы отличаются от простых ученых своим убеждением в том, что к истине лучше всего подходить, не создавая новые знания, а разрушая старую веру. Когда философы Просвещения восстанавливали старый христианский лозунг «Правда освободит вас», они представляли процесс открывания дверей, а не строительство баррикад.

Коротко говоря, интеллектуалы хотят, чтобы их публика размышляла сама, а не просто переносила свою преданность с одного эксперта на другого. Этика интеллектуала является одновременно и волнующей, и суровой, т. к. она возлагает ответственность за размышления прямо на плечи размышляющего. Каждый акт почтения, таким образом, становится отречением от своей собственной интеллектуальной власти.

Лозунг «знание — это власть» может быть нам знаком, но только интеллектуалы осознают его полный смысл. Очевидно то, что чем больше у нас знаний, тем выше наша способность действовать. Гораздо менее очевидно то, что такое полномочие требует разрушения санкционированных обществом знаний. Только тогда открывается пространство для принятия решений в обществе, позволяя его членам выбирать гораздо более разнообразные направления, чем раньше считалось возможным.

Арон и Сартр создавали контрастные, но одинаково спорные стили разрушения общепринятого мнения. Арон предпочитал выставить приятелей интеллектуалов паникерами, чем признать, что «холодная война» может закончиться ядерным уничтожением. Сартр подвергал критике тех, кто был не в состоянии сопротивляться притеснению, когда они могли это сделать, в то же время оправдывая тех, кто усиливал притеснение при каждом удобном случае.

Арон преувеличивал власть рассудка, в то время как Сартр раздувал власть действия. Каждый хотел повлиять на французское общество в радикально разных направлениях, но оба никогда не переставали неодобрительно относиться к статус- кво. В конце эти двое, казалось бы, мыслили как в рамках, так и за рамками своего времени. В то время, как это делает их неуклюжими кандидатами для любой научной дисциплины, — такова двойственность наследия любого интеллектуала.

Стив ФАЛЛЕР — профессор социологии в университете Уорика.