Исторический шанс страны начинается с принципиального компромисса

Десять лет тому назад в июне, в Польше — впервые в коммунистических странах — состоялись первые, частично свободные выборы: решающий шаг на пути, начавшемся с подъема «Солидарности» в 1980 году и закончившемся падением Берлинской Стены и окончательным крахом советской системы.

Те польские выборы явились результатом компромисса, достигнутого на многонедельных переговорах «круглого стола» между лидерами Коммунистической Партии и представителями профсоюза «Солидарности». Однако, как это ни парадоксально, команда «Солидарности» на переговорах изначально не благоприятствовала выборам, которые в конечном итоге привели к созданию первого некоммунистического правительства.

Позднее переговоры стали предметом жарких дебатов среди польских политиков и обозревателей. На передний план вышли два мифа. Первый — касался благотворительности коммунистических лидеров, которые предположительно уступили власть оппозиции в тот момент, когда демократия стала возможной. Второй миф был о тайном сговоре между «красными» и «розовыми» — коммунистическими лидерами и «мягкими» левыми, представлявшими «Солидарность» на переговорах «круглого стола», которые предположительно спасли коммунистов от полного позора и позволили им возродиться в качестве новой партии левых.

Оба мифа — не что иное как просто мифы. Любой компромисс, которым несомненно был и «круглый стол», обычно оказывается результатом некоторой слабости обеих сторон. В 1989 году коммунисты сумели сдержать и сделать нелегальной «Солидарность», но не смогли полностью подавить ее. Волна забастовок в мае и августе 1988 года дала понять Политбюро, что проводимая им с момента введения военного положения в 1981 году стратегия репрессий провалилась. «Солидарность», хотя и ослабленная, доказала, что является постоянной принадлежностью польской политики. Для того, чтобы добиться гражданского мира, коммунисты были вынуждены вступить в переговоры с «Солидарностью».

Но «Солидарность» также была слаба. Конечно же, у нее в руках имелись очень сильные козыри: огромное международное признание, широкая общественная поддержка и Папа Римский — поляк по национальности. «Солидарность» могла рассчитывать на логику недавних реформ Горбачева в соседнем Советском Союзе, многолетнюю неэффективность коммунистической экономической системы, и на нежелание правительства генерала Ярузельского вернуться к режиму военного положения.

Несмотря на все это, «Солидарность» была слаба, и мы притворялись гораздо более сильными, чем были на самом деле. Из миллионов присоединившихся к движению в 1980 году, лишь около 10—20 тысяч по всей стране были активны. «Солидарности» настоятельно требовалось снова стать законной с тем, чтобы стать долгосрочной институциональной реальностью, а не влачить, по- прежнему, существование в качестве национального мифа.

Коммунисты сначала надеялись кооптировать некоторых активистов «Солидарности», не давая легальный статус всему движению. Они предлагали говорить о политическом компромиссе, в результате которого некоторые новые люди пришли бы в парламент, при условии, что истинные «радикалы» типа Яцека Курена или меня, оказались бы за бортом. Но для нас легализация «Солидарности» и ее права избирать собственных представителей было не подлежащим обсуждению требованием — и Лех Валенса твердо настаивал на этом до тех пор, пока коммунисты не смягчились.

После жарких дискуссий, мы подготовились к тому, чтобы заплатить за легализацию «Солидарности» как движения цену, которую считали очень высокой. Мы расценивали участие в парламентских выборах не как победу, а как узаконивание режима. Коммунисты желали политической системы, которая позволила бы им оставаться у власти, используя нас в качестве фигового листа, и мы были согласны дать им нечто подобное в обмен на возможность снова сделать «Солидарность» законной и начать новый процесс правовых изменений.

Никто не предвидел, что сокрушительное поражение коммунистов на выборах (когда те получили лишь одно место в Парламенте из всех, на которые мы могли претендовать) лишит их возможности сформировать новое правительство, хотя численное большинство по-прежнему будет на их стороне. Выборы, изначально расценивавшиеся нами как уступка, обернулись неотъемлимым орудием нашей победы.

Я хорошо помню вступительную сессию переговоров «круглого стола». Бронислав Геремек подбил меня надеть костюм и галстук. Смущенный и злой — мой внешний вид вызвал немало насмешливых замечаний Валенсы — я поднялся по ступеням лестницы дворца, в котором должны были проводиться переговоры. На вершине лестницы стоял генерал Кищак, тот самый человек, который в бытность министром внутренних дел, держал меня в тюрьме чуть более двух лет назад, и против которого я написал ряд статей, контрабандно вынесенных из тюрьмы и опубликованных на Западе (в этих статьях я не жалел слов для того, чтобы высказать все, что о нем думал).

Я пытался спрятаться за спинами других и увернуться от приветствования с ним перед телекамерами и прессой. Но он стоял там до тех пор, пока последний из пришедших не прошел мимо, и лично приветствовал каждого гостя. Так что я был вынужден публично обменяться рукопожатием с начальником политической полиции. Он вел себя с большим достоинством и легко забыл все оскорбления, которыми я осыпал его совсем недавно.

Но по-прежнему я пронзительно ощущал всю странность своей позиции. Рядом со мной стояли мои друзья и старые товарищи по тюрьме и подполью «Солидарности»: Яцек Курен, Збигнев Буяк, Владислав Фрасынюк. Я осознал историчность перемен, которые не вполне мог определить. Но я понимал одну вещь: демократическая оппозиция переступила черту легальности. Я мог видеть, что исторический шанс для моей страны начинался с акта компромисса.

Проект Синдикат, для «Дня»

Адам Михник — главный редактор газеты «Gazeta Wyborcza», первоначально учрежденной в соответствии с договоренностями «круглого стола» с тем, чтобы позволить «Солидарности» вести кампанию на первых частично свободных выборах в 1989 году. «Gazeta Wyborcza» («Газета избирателей») сегодня в Польше имеет самый высокий ежедневный тираж.