КОММЕНТАРИИ

Анатолий ГУЦАЛ, первый заместитель директора Национального института проблем международной безопасности:

— В силу внутренней нестабильности и необходимости срочно решать внутренние вопросы новое грузинское руководство будет полностью зациклено на этом. Следовательно, участие в каких-либо международных проектах будет заморожено, ожидать от Грузии новых инициатив в рамках того же ГУУАМ не следует. В связи с полной сменой руководства возможно появление и новой парадигмы внешней политики грузинского государства. Однако следует учитывать, что новые политики, которые сейчас в Тбилиси приходят на смену прежним, не имеют такого опыта. Если говорить об угрозах международной безопасности в связи с ситуацией в Грузии, то, безусловно, любая нестабильность в государстве тем или иным образом отражается на его соседях. Непосредственно на Украину эта ситуация повлиять не может, однако косвенное влияние возможно. «Сработавший» в одном месте сценарий дестабилизации имеет тенденцию «переползать» на другие страны. И этот вопрос является болезненным для всех соседей Грузии, включая Украину.

Вадим КАРАСЕВ, директор Института глобальных стратегий (ИГЛС):

— Тбилисская осень-2003, очевидно, из тех, которые в исторической перспективе могут быть определены как «беспрецедентный прецедент». Беспрецедентность в том, что в ходе этих событий Грузия фактически вышла из политической логики постсоветскости. Из посткоммунистической трансформации грузинское общество вошло в фазу национально-демократической революции. Не говоря уже о том, что тбилисскими событиями было перечеркнуто постсоветское электорально-политическое ноу-хау — модель преемника президентов и управляемость сменой элит.

Сохранит ли Грузия свое место в постсоветском пространстве, например в СНГ, или ее «сохранят»? Это уже не столь важно, так как в любом случае тбилисская поздняя осень 2003 года дала старт распаду постсоветского пространства как геополитической структуры. Возможны еще временные «перезагрузки». Но в целом феномен и геополитическое пространство «постсоветскости», «советского посткоммунизма» вышли на нисходящую траекторию. Что произойдет в результате этого геокультурного и геополитического сдвига — пока малопонятно. Хотя уже просматриваются контуры новых региональных и субрегиональных размежеваний и группирований с учетом дифференциации и отхода от России ряда регионов бывшего советского Закавказья.

Тбилисский сценарий — один из тех базовых сценариев, которые доминируют в ряду посткоммунистических кризисов в среднесрочной перспективе (Югославия 1999-го, Украина 2000— 2001 гг. и ряд других государств). Эти кризисы я бы назвал «кризисами электоральных результатов». Схема их довольно простая: в качестве контрходов на чрезмерное влияние административного ресурса используются независимые социологические службы, экзит-полы, они, собственно, и служат для части оппозиции способом оспаривания тех электоральных результатов, которыми оперирует власть. Единственное, чем отличаются югославский, тбилисский кризисы от украинского, — там успешность подобного сценария связана с тем, что в этих странах отсутствовала ключевая властная триада постсоветского пространства. А именно: правые, центр и левые (коммунисты). В Грузии, к примеру, оппозиция национально-демократическим силам была сосредоточена не в центре, а в региональных анклавах (в Аджарии, например). В Украине такой сценарий имеет мало шансов, поскольку на самой центрально-политической площадке, то есть в столице, где штурмуются президентские дворцы и берется власть, есть четкая структура «правые—центр—левые», что позволяет — в случае, если отлажен механизм разруливания таких ситуаций, — удерживать власть в более-менее стабильном состоянии.

Виталий ПАЛАМАРЧУК, заведующий отделом политических стратегий Национального института стратегических исследований:

— События в Грузии не являются чем-то сверх неожиданным, потому что дееспособность грузинской власти уже долгий период находится под большим вопросом. Кроме того, не следует забывать, что Грузия — это страна, находящаяся фактически в состоянии войны (до сих пор не решены вопросы с Абхазией, Южной Осетией). К тому же, грузинской власти не удалось обеспечить сколько-нибудь приемлемое решение насущных социально-экономических вопросов: в этой стране, пожалуй, одна из самых тяжелых ситуаций на постсоветском пространстве с обеспечением энергоносителей. Нельзя также умалять исторический момент — традиционно целостность Грузии во все времена обеспечивалась достаточно сложно. То есть предпосылок для обострения ситуации в Грузии было достаточно.

Естественно, грузинские события не пройдут для Украины бесследно. Последние годы эта страна позиционировала себя не только как партнер, но и как один из наиболее последовательных союзников Украины. Поэтому, как минимум, происходящее в Грузии будет предметом беспокойства Украины. Кроме того, Грузия выступала и выступает как одна из наиболее приемлемых составляющих транзита энергоносителей «Одесса — Броды». Теперь же этот вариант в ближайшей перспективе кажется неопределенным, поэтому здесь украинские национальные интересы тоже в определенной степени пострадали.

Что же касается возможности экспорта грузинских методов разрешения политической нестабильности, то я не думаю, что Украина использует этот опыт. Во-первых, у нас достаточно дееспособный парламент, работающая система власти. Кроме того, у нас был свой опыт выхода из подобных кризисов. Я все-таки думаю, что, исходя из общей тенденции развития политических процессов в Украине (в частности, учитывая, что противостояние оппозиции с властью у нас часто носит больше декоративный, карнавальный характер), грузинский прецедент вряд ли может быть повторен в Украине. Однако грузинская ситуация, скорее всего, послужит определенным сигналом для власти: нужно работать в плоскости политического компромисса, особенно сейчас, при решении вопроса о политической реформе.