Президент «Линдон Рональд Буш»

В девяностых годах ХХ века международная экономическая и финансовая система отличалась большей стабильностью, чем в предыдущие десятилетия, несмотря на неспокойные 1997 и 1998 годы. Но уже сейчас ситуация быстро меняется и стабильность исчезает вместе с международным консенсусом, составляющим основу этой стабильности и необходимым для ее существования.

Одним из важнейших элементов консенсуса 90-х, известного всему миру как «Вашингтонский консенсус», являлась идея фискальной ответственности. В Соединенных Штатах приверженность этой идее последовала за осознанием президентом Клинтоном на раннем этапе своего правления того, что сбалансированный бюджет позволит стабилизировать финансовые рынки, снизить расходы по займам и таким образом повысить темпы экономического роста. Он провел эту политику через скептически настроенный Конгресс и даже пожертвовал ради нее многими обещаниями улучшения социального обеспечения населения, данными им во время предвыборной кампании 1992 года.

В Европе этот консенсус был закреплен в Пакте стабильности и роста Европейского Союза и реализован в жестких критериях Маастрихтского договора, согласно которому размеры государственного бюджетного дефицита должны составлять не более 3 % ВВП страны.

Сегодня фискальное согласие 90-х находится под шквалом критики во всем мире. Португалия, Германия и Франция гордо заявляют о своем намерении отступить от положений Маастрихтского договора. Однако именно Америка играет ведущую роль в кампании против фискальной дисциплины. Дефицит федерального бюджета США в 2001 — 2002 годах составил $159 млрд., что вполне допустимо (в процентном отношении) по европейским стандартам. Однако вероятность увеличения дефицита бюджетных средств достаточно высока из-за безответственной приверженности нынешней администрации политике снижения налогов, поскольку, в отличие от Клинтона или даже первого президента Буша, Джордж Буш-младший не собирается нарушать своих предвыборных обещаний.

Взгляды президента Буша на вопросы налогово-бюджетной политики и налогообложения поразительно отличаются от взглядов его предшественника. В своей предвыборной программе Буш обещал существенные снижения налогов, что он и осуществил после своего избрания. Отвечая на вопросы о растущем бюджетном дефиците, он объяснил, что «дефицит появился потому, что уменьшились доходы от налогов» и что комплекс налоговых скидок «помог экономике, так как без налоговых скидок дефицит был бы еще больше».

Таким образом, по мнению президента Буша, снижение налогов сокращает дефицит федерального бюджета. Однако именно этот аргумент сторонников экономики предложения, изложенный когда-то Рональдом Рейганом, высмеял отец нынешнего президента, назвав его «экономическим шаманством».

В основе этой теории лежат два конкретных обстоятельства. Экономический крах Японии в 90-х, где кредитно-денежная и финансово-бюджетная политика оказалась бессильной перед лицом продолжительной дефляции, используется сегодня для рационалистического обоснования обширной десятилетней программы снижения налогов президента Буша.

Вторым обстоятельством является 11 сентября. В начале 2002 года президент предложил увеличить военные расходы на $48 млрд. — сумму, превышающую оборонный бюджет любой другой страны мира за исключением России. В целом новый военный бюджет США составляет $369 млрд., т.е. почти 4% ВВП. Война с Ираком увеличит расходы на военные нужды еще на $100 млрд. или 1% ВВП (тогда как война в Афганистане обошлась в скромную сумму в $10 млрд.).

Американская история изобилует прецедентами использования подобных обстоятельств для оправдания фискальной экспансии. Действительно, сегодняшний «приступ» фискальной стимуляции кажется исторически более обоснованным, чем недолгий период стабильности 90-х.

В 1980 году президент Рейган считал, что Америка теряет лидирующие позиции в области предпринимательства, что Япония и Европа начинают обходить ее в этом отношении, и поэтому позволил рост бюджетного дефицита. В 60-х президент Джонсон опасался повторения Великой Депрессии 30-х, на что отреагировал увеличением расходов на социальные программы, объединенные под названием «великое общество», одновременно с увеличением военных расходов в связи с эскалацией войны во Вьетнаме.

В обоих случаях фискальное послабление вызвало серьезные колебания на внешних валютных рынках, где рост инфляции в 60-х уничтожил систему фиксированного валютного курса, существовавшую на основе Бреттонвудского соглашения, что, в свою очередь, вызвало шквал взаимных обвинений по обе стороны Атлантики. Европейцы (в особенности Франция и Германия) обвиняли США в безответственном инфляционизме. Американцы, в свою очередь, обвиняли Европу в преднамеренном сдерживании экономического роста. Этот случай значительно усилил антиамериканские настроения в Европе.

В 80-х курс доллара существенно вырос относительно йены и европейских валют, за чем последовал его обвал. И снова посыпались взаимные обвинения.

Такая нестабильность не имела бы большого значения, если бы затрагивала только тех, кто делает деньги на валютных операциях. Однако эти колебания вызывают большие изменения в реальных валютных курсах, а значит в конкурентоспособности предприятий, стимулируя, таким образом, требования защиты местных производителей. Например, когда в конце 60-х и в середине 80-х позиции доллара усилились, американские промышленники почувствовали угрозу конкуренции со стороны импортных товаров и добились изменения торгового режима.

Новая волна бюджетных дефицитов и нестабильности валютных курсов, таким образом, поставит под вопрос самое главное и самое ценное наследие 90-х: серьезные шаги навстречу либерализации торговли.

Некоторые люди настолько верят в глобализацию, что считают ее необратимой, однако в возможной обратимости процесса и заключается угроза каждого раунда финансовой и экономической нестабильности. Страны мира сегодня гораздо более взаимосвязаны и взаимозависимы, чем в 60-х и 80-х. Недавние события говорят о том, что мы сейчас более уязвимы к неожиданным негативным последствиям проводимой политики, чем когда-либо ранее.

Проект Синдикат для «Дня»

Гарольд ДЖЕЙМС — профессор истории Принстонского университета. Автор книги «Конец глобализации: уроки Великой Депрессии».