Тайвань: сегодня выборы, а завтра?
Почему отношения Тайваня с Китаем представляют собой такую неразрешимую проблему? Почему в то время, когда у них есть общие экономические интересы (миллион тайванцев живет на Майнленде и работает приблизительно в 50 000 фирм, в которые Тайвань инвестировал более 400 миллиардов долларов), Китай нацеливает на Тайвань 500 ракет малого радиуса действия?
Подготовка к президентским выборам в Тайване, которые состоятся 20 марта, — один из источников напряженности на данный момент. Один из кандидатов — Чень Шуй-Бянь положил начало процессу референдума, который однажды можно будет использовать для того, чтобы спросить тайванцев, хотят ли они формально оформить сегодняшнюю фактическую независимость. Это приводит Китай в ярость.
В конце концов, как сказал Мао Цзэдун Эдгару Сноу в 1936 году, «первоочередная задача Китая — возвращение всех наших потерянных территорий», явно включая в их число «Формозу». С тех пор Китай стремится осуществить завет Мао.
Новое руководство Китая часто демонстрирует новое благоразумие и сдержанность в своей дипломатии. Но Ло Юань из Китайской академии военных наук недавно объявил, что если лидеры Тайваня «откажутся от здравого смысла и продолжат использовать референдумы как оправдание для получения независимости, они подтолкнут [своих] соотечественников к бездне войны».
В эпоху, когда самоопределение является священным принципом, каким образом возможно то, что все страны избегают Тайвань, который был частью Китая только в течение последних четырех десятилетий из одиннадцати и никогда не был под контролем Китая, когда он вслух интересуется, почему ему нельзя идти своим собственным путем?
Причины имеют глубокие исторические корни. Когда Мао и китайские коммунисты пришли к власти в 1949 году, они пообещали «воссоединение Родины», которое означало возвращение Ксинджанга (пустынных мусульманских областей Запада), Тибета, Монголии, Гонконга, Макао и Тайваня под центральный правительственный контроль. Вопросом национальной гордости страны, в прошлом guafen — «разрубленой на куски, как дыня» грабительскими колониальными державами, стало прекратить чувство национального унижения с помощью восстановления своей цельности. Коммунистическая пропаганда неуклонно взывает к воссоединению как к «священной» обязанности.
Когда Тибет, Гонконг и Макао вернулись «в объятия Родины», призыв Мао казался близким к реализации. Тот факт, что теперь только Тайвань стоит на пути, делает воссоединение тем более бескомпромиссным.
Но существует и другая тенденция. В течение двух последних десятилетий почти каждая вторая составляющая основы коммунистической партии (мировая революция, пролетарская борьба, ведущая к бесклассовой утопии, торжество над мировым капитализмом и т.д.) была отброшена. Это делает объединение последним связующим звеном с революцией Мао и оправданием однопартийной системы. Китайское руководство поднимает шумиху вокруг этого «революционного» обязательства, поскольку оно помогает взывать к националистическим чувствам — одной из немногих вещей (помимо высокой экономической производительности), которые оправдывают коммунистическую монополию на власть.
Лидеры Китая должны задуматься над фактом, что их страна больше не является «больным из Азии». Она становится более мощной, активной в глобальном смысле и сильной в экономическом отношении. Так что настал момент пересмотреть свою позицию и начать действовать так, как ведет себя сильная, а не слабая страна. Коротко говоря, для лидеров Китая настало время изменить историю их долгой вражды с Tайванем.
В конце концов, Китай и Tайвань борются на политической арене даже несмотря на то, что их экономические системы все больше объединяются. В должное время они вполне смогут объединиться и на политическом фронте — если не будут слишком настойчиво отстаивать свои разногласия. Экономическая конвергенция, если дать ей созреть, могла бы направить Tайвань и Китай на эволюционный путь к общему суверенитету.
Как можно реализовать такой сценарий? Китай должен громко и ясно объявить о том, что демократия в широком понимании этого слова, а не мутировавший ленинизм является его конечной политической целью и что по мере того, как развивается этот эволюционный процесс и политический климат становится более благоприятным, они с нетерпением ждут возможности обсудить, как лучше ткать политическую, а также экономическую ткань с Tайванем. Одно подобное заявление помогло бы тайванцам вообразить, что, может быть, однажды они решат, что быть частью Китая в их интересах.
Со своей стороны, Tайваню нужно успокоиться. Его лидеры должны понять, что даже если «независимость», возможно, иногда кажется логическим сценарием, Tайвань — это маленький, уязвимый остров, а Китай — зарождающаяся супердержава. И даже если у Tайваня есть «право» на независимость, его лидеры должны напомнить людям о том, что провокационные действия к хорошему не приведут.
В 1973 г. во время оттепели в китайско-американских отношениях Мао признался Генри Киссинджеру, что хотя он и не верит в возможность мирного воссоединения, «пока мы можем обойтись без Tайваня, и пусть воссоединение наступит через 100 лет... К чему такая спешка?».
Совет Мао не так уж плох. Китай должен осознать свой новый динамизм и свою силу и создать новый сценарий своих отношений с Tайванем, основной идеей которого было бы убеждение, а не ракеты. Впервые за пятьдесят лет Китай и Tайвань имеют общие реальные интересы. Мешает именно отсутствие демократии в Китае. Большинство китайцев, возможно, хотело бы увидеть, что это отсутствие исправлено, также сильно, как они поддерживают идею полного воссоединения. Только демократия в Китае может принести длительный мир в Тайванские проливы.
