Игра отражений

Экспозицию киевского художника Алексея Аполлонова «Инфанта» в столичной «Карась Галерее» уже сейчас можно отнести к одному из самых интересных событий нынешнего выставочного сезона.

Дело не в масштабе презентации, где с концертом из произведений Гайдна, Дебюсси и Сати выступил известный пианист Евгений Громов, не в статусе Аполлонова как одного из наиболее загадочных отечественных художников, а в том, что можно назвать концепцией выставки. Ведь все работы, которые висят сейчас на стенах галереи на Андреевском спуске, являются вариациями на тему полотен великого испанского живописца Диего Веласкеса, посвященных, в свою очередь, инфанте Маргарите — принцессе королевского дома Габсбургов.

Аполлонов таким образом приобщился к очень авторитетному ряду художников: Эдуард Мане, Огюст Ренуар, Сальвадору Дали, Пабло Пикассо также оставили после себя вариации «инфантианской» темы в творчестве Веласкеса. Для Аполлонова этот интерес систематический, нечто наподобие одержимости — своих первых «Инфант» он написал еще в 1995 году.

Аполлонов не копирует Веласкеса, далек он и от постмодернистского иронизирования. Киевский художник берет классические работы как первичную реальность и создает свое собственное, вполне самостоятельное авторское высказывание. Инфанты Аполлонова — яркие, близкие к абстрактным образы, в создании которых наиболее важна пластика, динамичность цвета; здесь присутствует особая непосредственность, присущая иногда детскому рисунку. Можно говорить о некой «инфантильной» живописи, и это не просто слова.

Веласкес, как известно, писал свою Маргариту в течение длительного периода — с раннего детства до возраста невесты (в общем жизнь испанской принцессы была короткой — 1651-1673 гг. — и трагичной). В том числе к этому циклу относится один из шедевров великого испанца «Менины» — картина настолько же совершенная, насколько загадочная. О «Менинах» написаны тома исследований; здесь же стоит вспомнить одну из главных особенностей полотна: оно, по существу, является лабиринтом отражений. Ведь художник размещает себя среди свиты Маргариты и смотрит так же, как и они, на зрителя — следовательно, вся группа могла располагаться перед зеркалом и, таким образом, зритель оказывается как раз на стороне инфанты. Бок о бок с ней и ее странными спутницами-менинами, которые, благодаря своим нарядам, росту и позам также определенным образом кажутся подобиями престолонаследницы. Непонятно также, является ли мужчина, застывший в глубине комнаты в проеме дверей, реальным человеком, или просто портретом в полный рост. Родители Маргариты, королевская чета, представлены еще одним портретом рядом с открытыми дверями, но с равной долей вероятности это также может быть отражением. Тонкость замысла Аполлонова заключается в том, что он, не копируя Веласкеса, принимает и продолжает его игру отражений на другом уровне — глядя на известные картины глазами ребенка. Который вполне, по всей вероятности, мог бы находиться и с другой стороны холста.