Сергей ЕРМИЛОВ: «В экономике – монополизм и дисбаланс»

В понедельник премьер-министр Украины Арсений Яценюк спасал украинскую энергетику, оказавшуюся на пороге катастрофы, председательствуя в антикризисном энергетическом штабе. Изменится ли что-нибудь после этого заседания, пока неизвестно, но факт, что вдобавок к обстрелянной боевиками и потому остановленной Углегорской ТЭС в минувшую субботу перестала выдавать электроэнергию из-за отсутствия угля еще и Приднепровская ТЭС. Правда, на общем негативном энергетическом фоне своеобразным обнадеживающим пятном выглядит недавняя новость о начале работы электронной газовой биржи. С этого «День» и начал разговор с экс-министром энергетики Украины, членом экспертного совета Фонда развития конкуренции Сергеем ЕРМИЛОВЫМ.

БЕНЧ-МАРК ДЛЯ ГАЗОВЫХ ЦЕН

— Можно ли считать, что первые электронные торги по газу в Контрактовом доме не просто прошли, а были результативными?

— Конечно, они были успешными. И дело даже не в том, сколько было продано газа (миллион кубометров). Важно, что на этих торгах (они проходят анонимно) не было ни малейших сбоев, все работало штатно. В соответствии с правилами доступа на биржу компания или предприятие получает пакет документов, которые необходимо заполнить и затем получить пароль, обеспечивающий доступ к системе. Например, компания хочет продать миллион кубометров газа. Для этого нужно внести соответствующий залог (15% ориентировочной стоимости продажи). То же самое делает покупатель. Продавцов может быть, скажем, десять, а покупателей       — сто. Продавец ставит свою цену, допустим, десять или семь тысяч гривен за тысячу кубометров. Покупатель выставляет свое требование: могу купить за 5200 гривен. Один лот содержит 10 тысяч кубометров.

Компьютер подыскивает одинаковые или близкие цифры. Если они совпали, то эти объемы газа тут же ушли, и участникам сделки тут же пошло соответствующее извещение. На этом можно было бы ставить электронные подписи, и, как говорится, дело сделано. Но «Укртрансгаз», работающий по старинке, требует бумажного договора, и контрагентам приходится встречаться и лично подписывать его, ставить печати. В договоре также указывается, куда и когда нужно доставить купленный товар. И «Укртрансгаз» не имеет права отказать, он принимает документ к исполнению. Когда газ доставлен, все три стороны проводят окончательные расчеты. А если какая-то компания сорвала поставку газа, то залог ей не возвращается. Та же мера применяется и к тому, кто не заплатил.

Биржа открывает данные об общем объеме торгов и среднюю цену продаж. На ее основании будет выводиться украинский биржевой индекс природного газа. Это не значит, что весь газ в стране будет продаваться по такой цене. Двухсторонние контракты могут быть другими, дороже или дешевле. А когда объем торгов на бирже достигнет примерно 10% от общего потребления газа в Украине, то такой индекс можно будет использовать как бенч-маркинг — ориентир для других сделок. В Европе на бирже тоже торгуется лишь 10 — 15%. Остальные контракты двухсторонние. «Газпром» старается использовать именно их. Но его дочерние предприятия часть своего газа выставляют на биржу. Как правило, цена на бирже выше, чем по двухсторонним контрактам, потому что туда идут те, кому нужно оформить сделку быстро. Но когда, например, зима теплая, то на биржу приходит мало покупателей, и они помногу не покупают. Тогда возникает профицит, и цена падает.

— А какая цена сформировалась в результате первых торгов на киевской бирже?

— Если установленная НКРЕКУ цена для государственных учреждений — 6600  гривен за тысячу кубометров, то у нас вышло 5200 гривен. Это говорит о том, что частные украинские добытчики газа, которые выходят на рынок, не имеют возможности этот газ продать и вынуждены снижать цену. Сравним: «Нафтогаз Украины» закупает на внешних рынках газ за валюту, подрывая этим платежный баланс страны, по цене, которая значительно выше — за $260.

— Кто пришел на биржу: государственные или частные компании?

— Исключительно частные. Государственные и муниципальные не имеют права покупать ни у кого другого, кроме «Нафтогаза», и только по цене, установленной НКРЭКУ. То есть они обязаны покупать газ дороже, чем он продается на рынке. Потребление всех бюджетных учреждений (детские сады, школы, больницы, суды, прокуратура, районные и областные администрации) составляет 800 миллионов кубометров газа в год. А частная добыча в стране составляет 3,5 миллиарда кубов. Берем разницу между 6600 и 5200, т.е. 1400 гривен и умножаем на 800 тысяч. Получается 1,12 миллиарда гривен. Внушительная цифра. Ее можно было бы использовать с большой пользой. Если бы наш Кабмин способствовал развитию газового рынка.

РЕФОРМА СНИЗУ

— Можно ли сказать, что электронные торги все же дали старт реальной реформе украинского газового рынка, так сказать, реформе снизу, а не той, которую нарисовали в правительстве ради получения очередного транша от МВФ?

— Сказать так, наверное, можно. Но на самом деле старт этой реформе дала сама ситуация в стране. Правительство настолько далеко ее завело, в такой тупик, до такого абсурда. Вместо того чтобы что-то решать, как говорится, расшить ситуацию — создать конкурентную среду и благодаря этому разгрузить бюджет, который тратит десятки миллиардов без всякого смысла. В прошлом году 105 миллиардов пошло только на дотации «Нафтогаза», причем оснований для таких огромных вливаний из средств плательщиков налогов обществу до сих пор не представили. В этих условиях участники рынка как-то самоорганизовались, нашли друг друга. Думаю, что у газовой биржи очень хорошие перспективы. После первых торгов туда уже поступило множество обращений, телефонных звонков, все интересуются условиями. За какой-то месяц новые участники оформятся и на следующие торги подадут свои заявки.

— Какой ваш прогноз, насколько вырастет число участников- покупателей?

— Прогнозировать что-либо сегодня непросто. Рынок стоит, промышленного потребления газа практически нет. Его потребление на эти цели в стране упало примерно до семи миллионов кубов в сутки, тогда как раньше в этот период использовали 40 — 45 миллионов. Сокращение в шесть-семь раз — против нормального. Но зимой потребление промышленностью так или иначе увеличится, и, соответственно, биржевая активность тоже будет расти.

Дело еще и в том, что на бирже нельзя продавать много газа. Это ведь спотовая, краткосрочная, торговля, даже форварды и фьючерсы имеют сроки поставки до трех месяцев, хотя встречаются и длинные (до девяти месяцев) фьючерсные контракты. Но в нашей жизни они пока невозможны. Так что месячные, а то и трехмесячные контракты для биржи самые перспективные. И объем торговли должен бы дойти до 15%. И, конечно, для этого должны быть приняты и войти в силу все предусмотренные законом о рынке газа подзаконные акты.

Тогда рынок раскроется не только для отечественных газодобытчиков и трейдеров, но и для иностранных поставщиков газа — как для российских, так и европейских. Согласно закону о рынке газа, для этого должен быть принят Кодекс газотранспортной системы, «Нафтогаз» должен быть реорганизован и отказаться от функций вертикально-интегрированной компании, разделить виды деятельности. Транспорт, хранение газа, его добыча — все должно быть отдельно.

А сам НАК, если он газ не добывает, должен стать обычным трейдером, Пусть правительство видит его надежным поставщиком и выделяет ему бюджетные деньги, но он все равно должен работать на рынке на равных с остальными трейдерами, остальными участниками рынка. Другое дело, что с его миллиардными убытками он очень быстро с этого рынка вылетит. Чего в правительстве и боятся.

РЕНТА КАК МОТИВАТОР

— Правительство недавно провозгласило, что рента для нефте- и газодобывающих компаний будет снижена, хотя, похоже, не для всех одинаково. Вы верите, что это будет сделано? И как бы нужно было провести этот положительный возврат, чтобы отечественная добыча углеводородов реально выросла?

— Рента в первую очередь должна иметь регулирующую, а не фискальную функцию. Она должна работать не только на наполнение бюджета. В наших условиях, когда внутренняя добыча газа существенно меньше внутреннего потребления, нужно стимулировать, если для этого есть какие-то ресурсы, а геологи подтверждают наличие больших запасов в недрах, внутреннюю добычу. И рента должна ее мотивировать. 70%, 50% или даже 28% ренты — не могут стимулировать.

Тут нужна рента, которая дает возможность предприятию вкладывать полученную прибыль или доход в развитие производства. Можно установить даже относительно большую ренту, например, 30%, но если предприятие будет бурить новые скважины, то часть этой ренты может сниматься. Или предприятие само находит финансовые и другие ресурсы, наращивает с их помощью добычу, и вся дополнительная добыча должна облагаться льготной рентой. Рента — это финансовый механизм. Но, кроме нее, есть еще тысяча вопросов — лицензии, разрешения и т.д. Семеро с ложкой проверяют и не дают работать. А должны быть благоприятные условия. И предприятие, его инвестор должны знать: на десять лет в стране вот такая политика — открываете новую скважину и три или пять лет не платите ренту с ее добычи, а разрешение получаете в едином окне за десять дней. И работайте, пожалуйста.

КАКОЙ БУДЕТ ЗИМА

— Скоро зима. Как бы вы оценили работу правительства по созданию запасов газа, угля и мазута?

— Закачка природного газа в подземные хранилища сегодня практически не ведется, темпы ее мизерные, и, я думаю, это именно тот газ, который не могут продать украинские компании на внутреннем рынке. Они вынуждены закачивать его в хранилища. С Россией вопросы не решены. Европейского реверсного газа, как известно, недостаточно. В конце третьего квартала будет какой-то сумасшедший ажиотаж из-за этого. Главная причина — у «Нафтогаза» нет денег на закупку. Он провалил сбор платежей от потребителей. Покупать газ практически не за что. Поэтому они и выдумывают всякие отговорки. Им пытаются помогать деньгами иностранные доноры, выделена огромная сумма из украинского бюджета — почти 30 миллиардов гривен. Но пока активная закачка газа в подземные хранилища не началась.

Электроэнергетика к зиме практически не готовится и не готова. Остановка блоков Углегорской и Приднепровской ТЭС показывает, что резерва мощностей в стране нет. Страна, имеющая установленную мощность 50 тысяч МВт, а потребление сегодня где-то 15 тысяч, не нашла резерва в тысячу МВт, чтобы перекрыть небаланс. Берут электроэнергию по перетоку у России и финансируют агрессора, хотя у нас огромные долги по зарплате собственным шахтерам.

— Почему у нас нет резервных энергоблоков?

— Одна из причин — в том, что провалены платежи за электроэнергию, тариф установлен, но не наполняется реальными деньгами. Электростанции не могут проводить ремонтов и готовиться, таким образом, к зиме. Вторая причина — не закупается уголь, особенно тех марок, которых у нас сегодня нет. Антрацит снова пытаются закупать где-то в Африке. Кроме того, разбалансирована работа оптового рынка электроэнергии. Министерство, Кабмин, НКРЭКУ опять погрязли в каких-то конфликтах, что может привести к существенным ограничениям в подаче электроэнергии. Это говорит о том, что Кабмин не справляется со своей управленческой, регулирующей функцией.

КОНКУРЕНЦИЯ ПОБЕДИТ

— Считаете ли возможным перенести опыт создания электронной биржи угля на газовую и энергетическую отрасли? Недавно господин Демчишин сказал, что уголь тоже должен бы продаваться и покупаться на бирже, но для этого в стране мало и покупателей, и продавцов, а, кроме того, они в значительной мере представлены одним и тем же лицом...

— Да, это верно. У нас есть всего два субъекта, добывающие уголь в Украине. Это государственные шахты, которые убыточны и дотируются, и есть ДТЭК, у которого остальные шахты. ДТЭК по углю марки Г (газовая группа) сбалансирован и мог бы продавать его на рынок. Но рынок не организован. Государственные шахты выводить на рынок было бы просто глупо, потому что они сидят на дотациях и могут демпинговать, т.е. выставить низкую цену, чтобы покупали только у них, а потом с бюджета им возместят убытки. Это — не рынок.

А вот привлечь на него неукраинских игроков — было бы правильно, но для этого нужно хорошо поработать. Можно было бы объявить, что на год (с разбивкой по месяцам) в Украине недостаток таких-то марок. И мы хотим купить уголь за рубежом. Показать торговую площадку или даже две и объявить тендер. Электрогенерирующие компании подадут на биржу свои заявки (для этого у них должны быть деньги). Также нужно дать соответствующую информацию. Я уверен, что поставщики, вернее продавцы, вскоре найдутся и тоже придут на биржу со своими предложениями. Там сформируется какая-то цена. А если у нас есть профицит, то уголь у наших предприятий может купить и кто-то извне. Но попыток создания такой биржи даже и не было...

— Я бы вопрос отказываться или нет, не ставил. Мы имеем мощнейшую газотранспортную систему. Сейчас все время снижаются объемы прокачки газа по ней как для нашего внутреннего потребления, так и для транзита. Я думаю, что Россия никогда полностью от него не откажется. И это, к сожалению, для нас плохо. Потому что наш газовый «грузовик» можно сравнить, скажем, с огромным «Белазом». Он будет ездить с пустым кузовом, перевозить всего две-три тонны, то есть работать в убыток. А наша ГТС уже при 80 миллиардах кубометрах транзита газа (вместо 120 миллиардов) становится убыточной. Вот и вся история... Хотя ГТС и сейчас убыточна, потому что мы нерационально ею управляем. А если транзит кардинально уменьшится, то и самое лучшее управление не поможет — система будет неэффективной. Так что россияне 20 — 40 миллиардов все же в любом случае оставят... А мы не сможем им отказать.

Нужно будет перестраивать систему либо понижать тариф, чтобы стать конкурентными. В этом случае газ придет, но нужно модернизировать «Укртрансгаз». Сегодня в этом монстре работают десятки тысяч человек. Они должны обновить ГТС — снизить затраты на транспортировку газа, а не просто увеличивать тариф, и сделать нашу ГТС экономически привлекательной. Тогда те, кто покупает газ у России, скажут: «Не нужен нам Турецкий поток, там дороже, хотим транспортировать через Украину». Это и есть ответ на ваш вопрос. Но никто у нас таким анализом не занимается... Нужна программа и разумный взгляд в будущее, невзирая на то, что политика нашего соседа пока непредсказуема.

Нельзя допускать, чтобы наша газотранспортная система и сегодня была неэффективна. Если бы те деньги, 105 миллиардов, которые Яценюк отдал «Нафтогазу» в уставный фонд, были использованы для модернизации ГТС, это было бы дело. Но эти деньги идут на погашение каких-то кассовых разрывов, попросту транжирятся, а не используются на адаптацию ГТС к новым условиям.

— Не потому ли «Нафтогаз» оказался в такой ситуации, что пользовался «преимуществами» монополиста. Как наладить в энергетической сфере и в стране вообще настоящую конкуренцию?

— Помимо борьбы с коррупцией, мы должны развивать рынки, выращивать конкурентную среду, стандартизировать регуляторные процедуры, без которых не обойтись, но так, чтобы минимизировать роль людей, сидящих сегодня в госорганах и на денежных потоках в государственных компаниях, а также и тех, кто привык к сверхдоходам в частных компаниях.

И такие элементы конкурентной экономики, как электронная газовая биржа, где монополизму нет места, где он не только недопустим, но и невозможен, должны брать верх и перестраивать нашу страну. И пока у нас в экономике в целом царят политизация национальных регуляторов, монополизм, картельный сговор, чрезмерное госрегулирование, то и в энергетике, и в других жизненно важных для страны сферах будут возникать дисбалансы и иметь место перманентный кризис.