Сигнал для доноров. Не более

Верховная Рада приняла в минувший четверг в первом чтении проект закона о рынке природного газа. Как отмечается в объяснительной записке, документ разработан при активном участии секретариата европейского Энергетического сообщества.

Первый заместитель главы комитета ВР по вопросам топливно-энергетического комплекса, ядерной политики и ядерной безопасности Александр Домбровский («Блок Петра Порошенко») считает, что этот законопроект является одним из фундаментальных и направленных на реформирование и модернизацию рынка. Закон, по мнению народного депутата, вводит понятия оптового и розничного рынков газа и исходит из текста коалиционного соглашения, а также стратегии «Украина-2020» и правительственного плана действий. Народный депутат Остап Семерак («Народный фронт»), отмечает, что принятие этого законопроекта является одним из условий предоставления кредита Международного валютного фонда Украине ($17,5 млрд) по новой программе расширенного финансирования.

Представляя законопроект в парламенте, заместитель министра энергетики и угольной промышленности Игорь Диденко сообщил: «В нем отсутствуют нормы прямого действия, есть только концептуальные решения».

— Когда в законе нет норм прямого действия, это хорошо? — спросил «День» у президента Киевского института энергетических исследований Александра НАРБУТА.

— С моей точки зрения, это тот вариант нормотворчества, который может быть хорошо применен в европейской практике, как в судебной, так и при формировании подходов к регулированию и составлению нормативных актов второго уровня, которые должны соответствовать и духу, и букве закона. В нашей же практике сплошь и рядом встречаются нормы второго уровня, противоречащие действующему законодательству. Я думаю, что в наших условиях законы должны иметь больше прямого действия во избежание их интерпретации по разумению чиновников в совершенно противоположном варианте.

— Диденко также утверждает, что этот закон поможет регулировать рыночное ценообразование. Можно ли с этим согласиться, учитывая, что там нет норм прямого действия?

— Нынешней команде, управляющей нефтегазовым сектором, хочется выдать те изменения, которые недавно внесены в цены на газ, как рыночную модель реформ. А рыночной эта модель может быть только тогда, когда внешний контур Украины будет позволять самые обширные и незарегулированные поставки газа. Когда у НАК «Нафтогаз Украины» не будет возможности путем приобретения обходных мощностей, в данном случае — реверсных труб, сужать объем предложения на рынке и таким образом его (рынок) регулировать. Если этот внешний контур, а к нему необходимо добавить и внутренний — свободную продажу газа собственной добычи не только независимыми компаниями, но и «Укргазвидобування», — будет создан, то можно будет говорить о какой-то модели рыночного ценообразования.

А еще в этой истории не хватает сейчас антимонопольной работы, чтобы облгазы не выступали и в качестве продавца газа, и как его дистрибьюторы — распределители. Именно они могут сегодня формировать ценовые предложения для конечных потребителей. Так что в этом варианте закона мы далеки от рыночной модели, подразумевающей, прежде всего, рыночный механизм.

— В законопроекте речь также идет о создании конкурентной среды на принципах свободной и добросовестной конкуренции, за исключением деятельности природных монополий.

— Вы правильно подметили противоречие. Здесь, действительно, хорошие формулировки, взятые из европейской практики. Но в нашем варианте они позволяют очень своеобразно интерпретировать закон. На самом деле «Нафтогаз» или региональные структуры — обл-, гор— и райгазы ни в коем случае не являются природными монополиями. Это монополии искусственные, созданные благодаря порочной практике, которая пышно расцвела в последние 23 года. Олигархический и государственный монополизм, паразитирующие на гражданах, на интересах потребителей, — вот что мы имеем на сегодняшний день. И, к сожалению, этот законопроект пока эту проблему не устраняет.

— Закон, как указывается в пояснительной записке к нему, нивелирует коррупционную составляющую на рынке газа? Этому обещанию можно верить?

— Коррупционная составляющая в наших практиках глубоко укоренилась. Причем даже не столько в нормативных документах второго уровня, сколько в так называемом варианте их правоприменения. У нас имеется квазинезависимый оператор в лице «Укртрансгаза». Однако вся его деятельность контролируется, более того, я бы сказал, что им просто манипулируют из того же центра, что и вчера, — из «Нафтогаза», являющегося единственным собственником этой структуры. Одной подписью оформляются протоколы так называемых собраний акционеров.

Все происходит точно так же, как и тогда, когда и «Укртрансгаз», и «Укргазвидобування» были «дочками» НАКа. Ни о какой самостоятельности на самом деле сейчас речь не может идти, разве что в случаях частичной сдачи в аренду каких-то мощностей частным партнерам по коалиции. Надеюсь, эта формулировка ни у кого не вызовет вопросов после того, как господин Коломойский (Игорь Коломойский, глава Днепропетровской ОГА) признался на заседании Контрольной комиссии парламента по приватизации, что он был вынужден ежегодно платить пятимиллионные взятки за право управлять определенными государственными структурами в энергетике. Я не удивлюсь, если через какое-то время мы узнаем, какими были условия этой не только политической, а, может быть, и экономической аренды... Вряд ли это делалось без согласия правительства, да и, возможно, Президента, имеющего довольно сильное влияние на все решения...

— В законопроекте также говорится, что специальный орган, осуществляющий и формирующий государственную политику в нефтегазовой сфере (это, очевидно, Минэнергоугля), разработает, по согласованию с регулятором, национальный план действий, обязательный для исполнения всеми субъектами рынка природного газа. И этот план, по замыслу авторов законопроекта, должен содержать меры, направленные на устранение или уменьшение общего негативного влияния кризисных ситуаций.

— На самом деле в министерстве уже было разработано штук пять таких планов, хотя широкая общественность о них ничего не знает. Имплементация этих планов — это такая внутричиновничья задача — реализуется очень плохо. И мы знаем только элементы наиболее скандальных эпизодов — каких-то там поставок. Тем не менее, теоретически это посыл очень правильный. Газовая кризисная группа, например, существует и на уровне Еврокомиссии. В Евросоюзе таким образом десятилетиями ведется системная работа по снижению зависимости от известных крупных поставщиков газа. Изучаются причины тех или иных кризисных ситуаций и принимаются соответствующие меры по снижению их влияния.

В нашем случае это было бы тоже очень правильно, если бы не одно «но». Это — тот шквал критики, которой подвергается нынешний кадровый состав Минэнергоугля, и большие вопросы к правительству по поводу его экономического и энергетического блоков... Так что вероятность кадровых ротаций в этих сферах не исключена. И нужно помнить об одном из положений Коалиционного соглашения, в котором идет речь о том, что министр, отвечающий за отрасль, имеет право формировать свою команду и назначать заместителей, а тем более — начальников департаментов. И среди них есть люди с элементами опыта, полученного в Макдональдсе и Билле. Но мало тех, кто обладает профессионализмом в сфере энергетики. Так что в отношении этих планов могу сказать только одно: свежо предание, да верится с трудом.

Что касается снижения влияния кризисной ситуации, то тут как раз все понятно. Если есть ее источники, а мы их хорошо знаем, то нельзя оставлять это без внимания. Например, сегодня наши российские так называемые партнеры явно ведут свою комбинационную игру, добиваясь вызвать приостановку поставок газа из России в Украину. Я не исключаю, что это может произойти в момент последнего пика низких температур в этом году, который у нас традиционно бывает в марте. И резко возрастающие объемы того газа, которые Россия предлагает к транзиту в Европу, без объемов газа для Украины, говорят о том, что кризисная ситуация в газовой сфере продолжается, и с нашей стороны может проявиться некоторая к ней неподготовленность. Тут мы сейчас не можем быть полностью уверены.