«Божьим велением, Данило возвел город, именуемый Холм»

Хотя идея наследования Галицкой Русью традиций первого Киевского государства в старорусских письменных источниках не была высказана прямо, она постепенно прокламировалась через ряд идеологических новаций, призванных возвысить статус Галицко-Волынского княжества в политической структуре Руси. Это прослеживается, в частности, в наделении (составителями Галицко-Волынской летописи) князя Данила Романовича чертами идеального властителя, суверена всей Руси с Киевом включительно. Именно таким проявлением государственно-политических амбиций и жизненной силы Галицко-Волынского княжества было начато его владыкой во времена упадка Киева грандиозное развитие города Холм. Данило стремился сделать из него не только и не столько первостепенную крепость — главный замок для защиты Забужья, но и превратить его в царственную столицу Руси. Холмский проект Данила Галицкого призван был, как представляется, символично засвидетельствовать перемещение центра княжеской власти на Руси и королевское достоинство rex Russiae.

...Период территориальной раздробленности, который переживала Киевская Русь на протяжении ХІІ — первой трети ХІІІ в., стал определяющим рубежом в формировании новой модели политико-административного уклада и социокультурных отличий на востоке Европы. Возникновение многих княжеств, разделенных политическими и таможенными границами, ослабление роли большого киевского князя неминуемо сопровождалось идеологическим обоснованием перемещения центров власти. Одним из них было Галицко-Волынское княжество времен Данила Галицкого и его потомков, известное в западноевропейских источниках как королевство Руси.

Падение значимости Киева в глазах Галича и возвеличивание последнего в научной литературе обычно связывается с успешной политикой князя Романа Мстиславича. Объединив Галичину и Волынь в единое могучее государственно-политическое образование, Роман в 1202 г. вошел в Киевщину. Лишив Рюрика Ростиславича великокняжеского престола, галицкий властитель в Киеве не остался, а посадил в нем своего двоюродного брата Ингваря Ярославича. Но уже в следующем году Рюрик с помощью союзных ему черниговских Ольговичей и «всей Половецкой землей» возвращает себе город. Половцы немилосердно разграбили Киев и забрали в неволю немало людей. Этот неслыханный  погром, которого, по словам летописца, не знал Киев со времен крещения Руси, нанес большой вред для до сих пор непреклонного авторитета стольного града Руси. Мрачно-пророческий тон летописного сказания о перипетиях этой борьбы не оставлял сомнений историкам прошлого в том, что величие и слава Киева остались в прошлом. Например, В.О.    Ключевский считал, что разорение Киева повлекло «отток» населения из Среднего Поднепровья, который происходил в двух противоположных направлениях — на северо-восточные земли Руси и на запад — в область верхнего Днестра, Западного Буга и верховье Вислы: «Следы отлива в эту сторону обнаруживаются в судьбе двух окрайных княжеств, Галицкого и Волынского. По положению своему в политической иерархии русских областей эти княжества принадлежали к числу младших. Галицкое княжество, одно из выделенных, сиротских по генеалогическому положению своих князей, принадлежавших к одной из младших линий Ярославого рода, уже во второй половине ХІІ    в. делается одним из самых сильных и влиятельных на юго-западе: князь его отворяет ворота Киеву, как говорит Слово о полку Игореве про Ярослава Осмомысла. С конца ХІІ века, при князьях Романе Мстиславиче, присоединившем Галицию к своей Волыни, и его сыне Данииле, соединенное княжество заметно растет, густо заселяется, князья его быстро богатеют, несмотря на внутренние смуты, распоряжаются делами юго-западной Руси и самим Киевом».

Н.М. Карамзин доказывал, что Роман уступил князю Всеволоду честь распоряжаться судьбой Киева, и тот посадил в нем своего зятя Ростислава. В полемику с этой схемой первым, кажется, вступил историк-галичанин Денис Зубрицкий (1777 — 1862). Он, в частности, утверждал, что русский историк, «споткнулся на словах летописи «и бысть князь Киевский», применив их к лицу Ростислава тогда, когда то слова не относятся к Ростиславу, но к Роману, который сам сел на Киевский стол, или паче присоединил Киев к своей державе... не подлежит сомнению, что Киев был тогда присоединен к Галицко-Владимирской державе».

Более осторожной была позиция Михаила Грушевского. Отдавая должное способностям и энергии Романа, он однако утверждал: «Подобно ростово-суздальским князьям, он при этом тоже не зарится на Киев, и на крайнем западе украинских земель появляется таким образом новый политический центр, более значительный, нежели Киев, что и дает в дальнейшем тон украинской политике. Правда, скорая смерть Романа делает перерыв, и новое «значіннє» галицко-волынского стола обновляется полностью только через тридцать лет. Но галицкие события уже с конца ХІІ в. становятся центром украинской политики, больше киевских. Киев, перестав быть политическим центром для   всей системы земель Русского государства, и заняв на второе место рядом с суздальским Владимиром, отныне перестал медленно      быть центром и украинских земель и отходит на второй план наряду с Волынью-Галичиной».

В современной литературе идея наследования Галичем традиций первого Киевского государства нашла свое предельное воплощение в популяризуемом львовским ученым-филологом Антоном Генсерским тезисе: «Перший Київ занепав, на його місці з’явився «другий Київ» — Галич». Изобретение этой формулы он приписывал Роману Мстиславичу: «Такой взгляд возник у Романа и галичан уже тогда, когда Роман в 1201 г. присоединил на некоторое время Киев к Галицко-Владимирскому княжеству и посадил в нем своего наместника князя Ингвара Ярославича. Этот взгляд укрепился еще больше во времена Данила перед приходом Батыя, когда сами киевские князья стали пренебрегать своим уделом и пытались «перескочить» на галицкий престол». Окончательно этот взгляд сформировался после разгрома Киева Батыем. Галич (а затем и Холм) стали считать единственным, утверждает автор, наследником Киева, иначе говоря, вторым Киевом. Было это, по его мнению, что-то вроде теории Третьего Рима», которая возникла в ХVІ в. в Москве после упадка Византии. 

Между тем, в отличие от московских книжников-историографов ХVІ в., которые кроме хрестоматийной Филофеевой формулы «Москва — Третий Рим» способны были сотворить еще и такие, как «Москва — Новый Иерусалим», «Москва — Новый Царьград» или «Новый Киев» и тому подобное, язык символов, на котором говорит галицко-волынское летописание, более скромен. Составители Галицко-Волынской летописи, вспоминая стольный город своего княжества, не вдохновлялись идеями и символами его царственности. В отличие, например, от Киева или Новгорода, Галич в старорусском летописании не обрел титул богоспасаемого или богохранимого града, что является индикатором сакрального статуса города. Не заметен интерес галицких книжников и относительно «примерки» к Галичу таких исторических формул, как «Новый Царьград» или «Новый Иерусалим», которые являются чрезвычайно важными для характеристики средневекового самосознания. Слабый уровень символического наполнения в старорусском летописании образа Галича как стольного и царственного града Юго-Западной Руси было взаимосвязано с степенью его претензий на преемственность по отношению к Киеву, который в древнерусской книжности последовательно и настойчиво позиционируется как «Второй Иерусалим».

Представления о перемещении столицы Руси из Киева в Галич основываются не столько на аутентичных летописных источниках, сколько на сообщениях более поздней польской историографии и зависимой от нее украинской исторической литературы второй половины ХVII в. Польский хронист ХVІ  в. Мацей Стрийковский, в своей «Хронике польской, литовской, жмудской и всея Руси», в частности, утверждает, что Роман, do Galycza przyniosl stolice monarchii Ruskiej z Kijowa (в Галич перенес русскую монаршую столицу из Киева). 

Хотя идея наследования Галицкой Русью традиций первого Киевского государства в старорусском писательстве не была выражена явно, она неспешно прокламировалась через ряд идеологических новаций, призванных возвысить статус Галицко-Волынского княжества в политической структуре конгломерата русских земель. Летописец Данила Галицкого, утверждая идею верховной власти галицко-волынских князей над Русью, называет отца Данила — князя Романа Мстиславича — «самодержцем» всея Руси. К этому галицко-волынский книжник добавляет, что «был цесарь Русской земли», а его сын Данило владел «всей Русской землей, Киевом, Владимиром и Галичем», зря, что Данило, как и его отец, никогда не княжил в Киеве. С 1253 г. он коронуется как rex Russiae (светлейшим королем Руси титуловал Данила Романовича папа Иннокентий   IV). Примечательно, что и Мацей Стрийковский называет Галицко-Волынскую Русь Русским царством.

Таким проявлением жизненной силы этого государственно-политического образования был грандиозный градостроительный проект Данила Галицкого — развитие города Холм, которому суждено было стать стольным градом королевства Руси. Воплощенный стараниями Данила в жизнь, этот амбициозный замысел имел далеко идущие последствия.

Продолжение