Иван Огиенко о религиозности Тараса Шевченко

Окончание. Начало см. в № 88 от 22 мая 2004 года

«...Я покажу здесь, что религиозный стиль в произведениях Шевченко очень сильный, что он — душа его языка и его общего стиля, что он — признак мышления Шевченко с начала его писаний до могилы (1837—1861).

…Задача этой работы: показать, что «Кобзарь» высоко религиозное произведение».

Второй существенный момент его исследования заключается в том, что когда Огиенко писал, он был уже митрополитом Иларионом, признанным религиозным деятелем. Харизматичность его личности диктовала еще одну особенную задачу, которую он определил так: «Тема этой моей работы глубоко важная и принципиальная, а мой соответствующий духовный сан требует в этом тонком деле полной объективности и глубокой обдуманности. И я так и делаю, ибо хочу сказать в деле религиозности Шевченко долго обдумывавшееся свое слово.

Более того, с любящим Шевченко сердцем я хочу исповедать «Кобзаря», а тем и его автора. Это глубоко важное дело, ибо Шевченко — наш великий всеукраинский поэт!

Задача моя крайне тяжелая, но необходимая… Теперь хочу… дать ему полное отпущение его вольных и невольных грехов, как лицо духовное».

Эти два понятия — новизна взгляда и религиозный угол зрения Огиенко — и должны учитываться в оценках его работы.

Свою задачу он реализует в таких разделах работы: «Религиозность Шевченко», «В «Кобзаре» Бог во всем и везде», «Христианские святыни», «Жизнь в мире с Богом», «Церковная жизнь в «Кобзаре», «Шевченковская моральная и религиозная наука», «Шевченко в безнадежности и отчаянии», «Искажения Шевченковских текстов», «Мария», «Арест Т. Шевченко в Украине в 1859 году», «Главная цель «Марии», «Шевченковская «Мария», «Благовещение», «Благовещение в Шевченковской «Марии», «Основная Шевченковская ошибка в «Марии», «Акафист Богородицы и «Мария», «Шевченко был верующим».

В разделе II «Религиозность Шевченко» (у М. Тимошика: «Истоки религиозности Шевченко») речь идет о тех жизненных обстоятельствах, которые формировали у него религиозное мировоззрение. Это прежде всего его семья, в частности мать, дьяковская школа, дед Иван, Псалтырь и Книга пророков, хорошее знание церковнославянского языка. Огиенко критически упоминает работы, изданные в Киеве в советское время, в которых нет и намека на религиозность поэта (например, «Биография Т. Г. Шевченко по воспоминаниям современников»). «Делают это для того, — пишет И. Огиенко, — чтобы представить Т. Шевченко атеистом, которым в действительности он никогда не был... Фальсифицируют Шевченко». Нужно отметить, что во всех своих работах (после унровского и диаспорного периода) Огиенко постоянно дискутирует с советскими учеными, обвиняет их в идейных искажениях, догматизме и субъективизме.

В третьем разделе «В «Кобзаре» Бог во всем и везде» отмечено, что ключевыми словами «Кобзаря» являются слова Бог, Господь, Святой, Божий, Господний, а эпитет «святой» является одним из самых характерных признаков Шевченковского религиозного стиля. И снова Огиенко упрекает «советы», которые издают «Кобзаря» сотнями тысяч, но все названия Святого и Божественного печатают с малой буквы: бог, господь, мать божья, дух святой и т. д. ...наш религиозный украинский народ сильно приучается к безбожному советскому писанию Святых слов!... Это вредное разложение народной души».

В разделе IV — «Христианские святыни» — Огиенко перечисляет часто употребляемые в языке Шевченко Христианские Святыни: Небо, Рай, Благодать, Природа и др. Среди Шевченковских произведений он особенно отмечает «Наймичку» как жемчужину религиозного стиля и добродетельного содержания». Встречаем у Огиенко своеобразную трактовку им унии и времен «гайдаматчины как «польского ада», что было проявлением его историософии и религиозной идеологии. Став митрополитом православной церкви (1947), Огиенко часто делает резкие выпады против унии в работах «Украинская церковь при Богдане Хмельницком. 1647—1657» (1955) и «Украинская церковь во времена руины. 1657—1687» (1956). В действиях православных епископов религиозный деятель видит предательство. Знаем, что современная наука трактует это явление не так однозначно.

В разделе V «Жизнь в мире с Богом» И. Огиенко характеризует признаки религиозной жизни Украины, ее религиозной философии и их проявления в поэзии Шевченко. Понятие грех, благословение, святое воскресенье, боготворение матери украинской, ее глубокая религиозность, что проявляется в молитвах за детей, сила молитвы, отсутствие логики, присутствуют в поэтическом языке поэта, являются признаками его религиозного стиля.

В разделе VI «Церковная жизнь в Кобзаре» Огиенко анализирует поэзию Шевченко с точки зрения отражения в ней полной церковной православной жизни. Упомянуты все православные Таинства, все Православные Требы и отправления — крещение, исповедь, причастие, брак, говенье, похороны, Богослужения и церковные обряды, церковный календарь, богомольство.

Раздел VII «Шевченковская нравственная и религиозная наука» является квинтэссенцией книги. Огиенко находит очень меткое слово для определения сути Шевченковского творчества — учительно-учебная. Ближе всего к такому определению стиля Шевченковских произведений подошел добросовестный исследователь Ю. Ивакин. В работе «Творчество Т. Г. Шевченко периода ссылки» он правильно отмечал просветительско-дидактическую установку произведений этого периода, в частности социально- бытовых тем — «Варнак», «Марина», «Сотник», «Титарівна», «Москалева криниця», однако слово «просветительский» у него сочеталось со словом «революционный».

По утверждению Огиенко, «Шевченко был проповедником и умел им быть». С этой точки зрения понятными становятся, по Огиенко, недоработанность, незаконченность и неразработанность формы некоторых стихотворений поэта, что сильно раздражало Панька Кулиша. Зато содержание произведений Шевченко всегда ясное и великое. Будучи сам великим оратором, Огиенко отмечает высокую духовность стихотворений Шевченко, отстаивание в них правды Божьей. Он пишет: «...большинство Шевченковской науки можно повторять в Церкви на проповедях так, как будто цитаты из какого церковного произведения. И нужно только жалеть, что украинское Духовенство так редко цитирует «Кобзаря», — для проповедей из него можно брать обеими руками!». За проникнутость стихотворений религиозной и национальной наукой и называют, утверждает Огиенко, Шевченко национальным пророком.

В этом же разделе Огиенко касается вопроса об атеизме Шевченко, затронутом до этого, например, в работах «Первое издание революционных стихотворений Тараса Шевченко» (1961) и в сборнике «Три літа» (незаконченная, впервые опубликованная в издании М. Тимошика). Суть названного вопроса, по Огиенко, такова: Шевченко неверующим не был, но Шевченко часто был глубоко экспансивным, несдержанным, нервным — тогда он мог выступать и против Бога. Это — не сознательный атеизм, это — бессильное, болезненное отчаяние, но отчаяние временное».

Огиєнко по-новому, по-своему, трактует основы мироощущения Шевченко. Именно он, утверждает митрополит, осуждал, метко и въедливо высмеивал безбожников-атеистов, современных ему и будущих, например в «Дружном посланії» (более известном как «І мертвим, і живим...»):

«Залізете на Небо
І ми — не ми, і я — не я!
І все те бачив, і все знаю:
Нема ні пекла, ані Раю,
Нема і Бога — тільки я,
Та куций німець узлуватий,
А більш нікого!»

В завершающем аккорде раздела отчетливо проявились черты гражданской позиции Огиенко, срастания религиозности и светскости. Нужно не голое почитание Шевченко, а воплощение его учения в жизнь. Это замечание Огиенко стоит томов директив и постановлений партий! Жалко, что эти слова не доходили в Украину и не могли иметь соответствующей рецепции! Обворованный духовно люд молча терпел ярмо большевизма...

В разделе VIII («Шевченко в безнадежности и в отчаянии») Огиенко касается непростого вопроса о богохульстве Шевченко. Известны его выпады якобы против Бога, против церковных служителей («Кавказ»). Однако в этом Шевченко не был исключением. Глубокий знаток религии, Огиенко приводит примеры раздраженного обращения к Богу, оправданные действительностью, из Псалтыря, Библии и Книг Пророков. «Кто глубоко и по- сыновнему любит Бога, как родного отца, тот иногда и обращается с Ним, как со своим отцом». По Огиенко, «Кобзарь» — это чистая книга горячих слез, тяжкого горя и смертельной печали, а то и черного отчаяния... Знаменательно, что в своей великой ненависти к царизму Шевченко остается верующим и не забывает о Боге:

«Пошлем душу аж до Бога,
Його розпитати, —
Чи довго ще на сім світі
Катам панувати?
@TT Людоїде, змію, —
На Страшному на Судищі
Ми Бога закриєм
Од очей твоїх неситих!»

Итак, справедливо утверждает Огиенко, «у Шевченко насилие — это одно, а Бог — это нерушимое у него».

Раздел IX «Искажения произведений Шевченко» является логичным продолжением предыдущего. Представляя свои аргументы контраверсийного вопроса «богохульности» Шевченко, Огиенко только коснулся вопроса редактирования произведений поэта. И здесь он оказывается глубоким шевченковедом: «... полный «Кобзарь» Шевченко сам не редактировал. А если бы редактировал «Кобзаря» сам Шевченко, безусловно, некоторые свои стихотворения он бы выбросил! Потому что они родились у него во время глубокой безнадежности...» Действительно, современное полное издание «Кобзаря» не тождественно последнему прижизненному изданию «Кобзаря» 1860 г. Книга была задумана Шевченко как первый том «Поэзии» Т. Шевченко», по требованию цензуры вышла под названием «Кобзарь», к тому же хорошо была профильтрована ею.

Если первый «Кобзарь» вмещал только восемь произведений, то издание 1860 года — 17 (16 — печатались в 40—50-х годах, впервые полностью «Давидові псалми» — 1845). Значит, сюда не вошли революционная сатира периода «Трьох літ», поэзия Шевченко периода ссылки (1847— 1857) и беспокойного последнего лета, вызванная арестом поэта в 1859 г. Именно в этих произведениях муза Шевченко преисполнена гнева, разочарования и отчаяния («Сон», «Кавказ», «Заповіт», «Варнак», «Княжна», «Марія» и др.).

Нередко бывало, отмечает Огиенко, что при переписывании произведения Шевченко подправлялись, к ним кое-что добавлялось, преимущественно более острого характера. Впоследствии сам Шевченко это принимал, еще что-то добавляя. Так рождались различные неавторские варианты Шевченковских произведений.

Сердцевиной раздела является разночтение Шевченковских текстов, которое вновь затрагивает тему «Шевченко-атеист». Огиенко приводит места из советских изданий и изданий «Кобзаря» 1910 г. под редакцией В. Доманицкого и лейпцигского издания 1859 г. («Новые стихотворения Пушкина и Шевченки») и делает вывод не в пользу первых. Особенно поразительными, до сих пор не известными в шевченковедении (так как работы Огиенко не издавались!) были комментарии ученого к «Заповіту» («Як умру, то поховайте»), впервые напечатанном в лейпцигском издании. Оказывается, там не было атеистического «а до того — я не знаю Бога». По мнению Огиенко, «...кто-то позже умышленно вставил «я не знаю Бога», и тем испортил и строение стихотворения, и идеологию Шевченко, делая из него атеиста». Ученый отмечает, что слышал об автографах, где якобы рукой Шевченко написано «я не знаю Бога», но есть и автографы и без этого. Дополняя Ивана Огиенко, следует сказать, что указанное выражение есть все-таки в книге автографов Т. Шевченко.

Разделы X—ХVI посвящены анализу поэмы «Марія» (1859 г.) Т. Шевченко. Известно, что еще в дооктябрьском литературоведении это произведение было причиной определения поэта атеистом и богохульником. Поэма «Марія» — одна из многочисленных вариаций темы женщины-матери. Она стоит в ряду с «Катериною», «Наймичкою», «Сліпою», будучи кульминацией изображения образа матери. И. Огиенко же главной целью «Марії» считает желание Шевченко помочь освобождению крестьян из крепостничества, заступиться за них. Жанр поэмы ученый определяет «как литературно-поэтическую агитацию за лучшее освобождение крестьян от барщины». Как и Франко, Огиенко называет поэму вершиной поэтического совершенства: «поэма кроткая, спокойная, любовная, а язык ее преисполнен величественными, сладкими церковнославянизмами, которые Шевченко всю жизнь искренне любил». В «Марію», утверждает он, Шевченко вложил всю свою верующую душу, все свое любящее сердце. Поражает большая любовь поэта к Богородице. Он называет ее самыми нежными словами и эпитетами: Пренепорочная, Святая, Пречистая и др.

Указывает Огиенко и на источник поэмы — это «Акафист Пресвятой Богородицы». Глубокий знаток церковной литературы, Огиенко, как никто из исследователей, указывает на неполное использование Шевченко богатой апокрифической литературы, а вместо этого — его опору на свое поэтическое воображение (сравните: у Франко — на основе собственной интуиции). Святое Семейство он описал, как украинскую крестьянскую бедную семью. Нужно было ведь пожалеть крестьян хотя бы потому, что Дева Мария, ее Сын Иисус и Иосиф были тоже простыми крестьянами!... Не отвечает «церковному Преданию» окончание поэмы. Мария не умерла от голода под забором (крестьянская версия), а выполняла христианскую миссию, как и все другие Апостолы. А уделом ее была святая Гора Афон. Всю свою жизнь Дева Мария прожила у Апостола Иоанна, и у него и упокоилась — на острове Патмос. По Огиенко, всего этого Шевченко вроде и не знал, потому что писал свою поэму только по «Акафисту Пресвятой Богородицы». О другом же, то есть правдивом и более широком жизнеописании Марии, Шевченко не заботился, ведь цель его была иной — агитационная проповедь освобождения крестьянства от барщины. Полностью инновационным является раздел XV — «Основная ошибка Шевченко в Марии». Огиенко подает свой, основанный на глубоком знании старославянского языка, перевод эпиграфа к поэме: «Радуйся, ты бо обновила еси зачатыя студно». У В. Симовича: «Радуйся, бо ти обновила тих, що в ганьбі зачаті». У Л. Билецкого: «Радуйся, Богородице, бо ти відродила тих, що у соромі». Кажется, что и Тарас Шевченко, к большому сожалению, — пишет И. Огиенко, — понял этот привет из Акафиста собственно так, как его большинство воспринимает: «Радуйся, бо Ти обновила соромно зачатих». Перевод Огиенко: «Радуйся, бо Ти оживила (обновила) у скверні зачатих!» Точнее: «Радуйся, бо Ти оживила тих, що зачалися в первородному гріху (від Адама і Єви)!» Итак, делает вывод И. Огиенко, не о «покритках» речь, как ошибочно понял это и Т. Шевченко, и многие другие.

В разделе XVII «Окончание: Шевченко был верующим!» Огиенко подытоживает всю работу и утверждает, что Шевченко был человеком искренне и глубоко религиозным, а его «сетования» на Бога были случайными и порождались исключительно его отчаянием, вызванным как тяжелой жизнью Украины, так и своей собственной.

Все высказанное полностью подтверждает тезис Огиенко: Шевченко атеистом не был... Он ревностно служил и Богу, и украинскому народу, как это делали и древние пророки.