Бархатная украинизация

Лесь ПОДЕРВЯНСКИЙ, художник и драматург, киевлянин:

— Такое впечатление, что в Киеве раньше украинский язык можно было услышать или в Союзе писателей, или на базаре. Я, например, учился в довольно престижной школе на Печерске, где учились интеллигентные украинские дети. Однако между собой эти дети говорили на русском языке, а теперь я вижу школьников из украинской школы, что рядом с моим домом, которые говорят друг с другом на украинском. Язык становится младше — школьники, студенты, просто молодые люди все чаще общаются на украинском языке, и это замечаешь не на научной конференции, а просто на улице, в магазине, кафе. Возможно, это потому, что украинский язык все-таки пользуется определенным протекционизмом: хочешь вступить в вуз или защитить диссертацию — должен знать язык; собираешься быть профессиональным попрошайкой или мыть всю жизнь полы — не учи. Полная свобода. У меня недавно была целая дискуссия с одной знакомой из Польши, которая говорила, что будто несправедливо заставлять человека защищать диссертацию, допустим, по русской филологии на украинском языке. Я же ей доказывал, что это правильно, а она не может этого понять потому, что ее язык никогда не уничтожали так, как наш.

Сейчас в жизни языка очень интересный момент: одновременно существуют литературный украинский, галицкий вариант языка, суржик. И каждый вариант имеет право на существование, ибо он живой. Вот что я не люблю, так это языковый пуризм, ибо мне не понятно, что такое «засорять речь». Мне нравятся все слова, которые звучат, причем в своей среде они же звучат абсолютно органично. Все это когда-то блестяще описал Бернард Шоу в «Пигмалионе» — нет единого английского языка, а есть множество его живых разновидностей, и хорошо, что мы переживаем эту проблему хоть в конце ХХ века.

Язык, с одной стороны, дело личного выбора, с другой же — как это всегда было в Киеве — никто никого к жесткому выбору не принуждает. Со своими украиноязычными друзьями я общаюсь на украинском языке, а с русскоязычными — на русском (соответственно, и думаю тем же языком, на котором и говорю, абсолютно не воспринимая свою «двуязычность» как дискомфорт). Хотя, когда говорю на украинском языке, то более взвешенно подбираю слова, возможно поэтому желаю интервью давать именно на украинском, особенно для телевидения, ибо русская речь у меня менее контролирована и меня иногда бывает «заносит». Один мой товарищ, сам киевлянин, филолог, который уже много лет живет в Канаде, когда-то заметил такую киевскую особенность: киевляне, знакомясь, начинают говорить на украинском языке, а потом, когда разговор переходит в стадию «потрепаться», говорят на русском. Это интересное наблюдение, но в последнее время я убеждаюсь в том, что это не так: теперь если начали говорить на украинском языке, то и, допивая последнюю рюмку, говорят на украинском.

Сергей ЖАДАН, поэт, харьковчанин:

— Странная вещь: о существовании в Харькове «языковой проблемы» я время от времени слышу где угодно, кроме самого Харькова. Рядовой галицкий интеллигент, скажем, твердо верит, что на улицах первой советской столицы Украины граждан этой самой Украины нещадно преследуют за самое лишь употребление слова «перепрошую». В то время как первый попавшийся московский филолог-выпивоха правдиво описывает мне картины террористической украинизации в харьковских школах и детсадах. Убедить тех или других я, к сожалению, не могу. Возможно, мне не хватает убедительности. Я действительно помню Харьков десятилетней давности, когда за «бандеровский» украинский язык могли дать по голове. Но тогда за все могли дать. За панковский прикид, скажем, или за то, что ты коммунист и активно это всем доказываешь. Нынче и времена как будто изменились, и люди. Кому, вообще, может быть интересно, на каком языке ты говоришь? Тем более в городе, где, кроме тебя, живет еще два миллиона таких же сумасшедших.

Я часто пытаюсь понять — в чем же проблема? Возможно, она возникает у тех немногочисленных представителей украинской общины, которые с 91-го года засели в глубоком андеграунде своей виртуальной освободительной борьбы? Но кто виноват, что представители Харьковского казацкого полка переходят в гастрономе на русский язык? Или, может, наоборот, проблема в так называемой русскоязычной интеллигенции (также неплохой термин)? Но, опять же, как можно серьезно трактовать неоправданные в своей амбициозности запросы представителей этой культурно-творческой среды, которые так и не смогли определиться, что для них столица — Киев или Москва?

Возможно, проблема существует для остальных жителей города, которые ни к «русскоязычной», ни к «украиноязычной» интеллигенции себя не относят, зато в большинстве своем мещане в первом, максимум втором поколении и искренне считают, что и язык, на котором они общаются, на самом деле является русским. Даже не хочу еще раз припоминать все те анекдоты, которые щедро возникли в свое время по поводу «харьковского акцента» с его неизменными «шо» и «тю», и которые, по-моему, достаточно справедливо характеризуют языковый уровень «русскоязычного» Харькова. Это действительно проблема. Но уже не украинского языка.

Пока тебе не говорят, что ты принадлежишь к какому-то языковому «меньшинству», пока тебя не пытаются использовать в чьих-нибудь политических интересах, до тех пор этих проблем и не существует. Конечно, Харьков «русскоязычный» город. Конечно, ситуация в ближайшие пять лет вряд ли как-то изменится. Конечно же, «языковый вопрос» поможет еще не одному кандидату набирать необходимые балы за счет харьковских пенсионеров. Меня в этом случае утешает во всяком случае то, что мой сын, услышав на улице русский язык, называет его «чужим». И что главное — делает это без агрессии, или какого-то комплексования, а исключительно с детской заинтересованностью. Хотя русский язык, наверное, он знать будет.

И еще одно, для пафоса. Никто из моих друзей и знакомых (а среди них представители очень различных национальных, религиозных, социальных и криминальных прослоек, по большей части русскоязычных) никогда не позволяли себе обратиться ко мне с просьбой перейти на русский язык.