Бруно в зазеркалье

В рамках программы «Творческие мероприятия. Развитие польской культуры за рубежом» Министерства культуры и национального наследия Польши на сцене Львовского областного муздрамтеатра им. Ю.Дрогобыча состоялась премьера спектакля «Зеркало» польского драматурга Йолы Ярецкой (перевод Леси Ратинской), которая принимала участие и в постановке вместе с украинским режиссером Владом Сорокиным.

Творчество уроженца Дрогобыча, польско-еврейско-украинского писателя и художника Бруно Шульца хорошо известна дрогобычанам. Те, кто читал удивительные по образному наполнению и фантастическому мировосприятию произведения Шульца, будут угадывать в спектакле моменты из «Улицы крокодилов», «Манекенов», «Цинамоновых магазинчиков». Те же, для кого открытие Шульца-писателя еще впереди, будут иметь возможность погрузиться в сложный и причудливый мир мастера. Хотя создатели спектакля брали за основу факты биографии Бруно Шульца, все же его фигура (усилиями постановщиков) в спектакле приобретает определенное художественное обобщение — это модель судьбы любого творца, который добывает образы из собственного воображения, высекает искры для их пульсации из собственной души.

«Подсказками» Шульца в спектакле пользовались композитор Бартоломей Крха, сумевший создать витиеватый музыкально-звуковой ряд, который вводит и держит зрителей в атмосфере тревоги, таинственности и чего-то потустороннего, Ярослав Данылив (сценография), Юлия Гнатенко (костюмы). В сценографии использован принцип размыкания вещей, который исповедовал Шульц. В оформлении преобладают фрагменты стульев, подвешенных в определенном порядке, на разной высоте и глубине. Отдельные части тел манекенов «наблюдают» за тем, что происходит. Занавес, каскадами скрывающий пространство, тоже придает объем этой разъединенности видимого. Главным сценическим образом становится зеркало, которое позиционируется как место выхода в подсознание, как возможность общения для главного героя со своими воспоминаниями, видениями, как попытка заглянуть в свое прошлое, а, возможно, и увидеть очертания того, что произойдет в будущем.

Зеркало реально «оживает», на его фоне появляются видеоизображения персонажей, какие-то их действия, видеокамера подробно транслирует движение ручки по листку бумаги, водоворот сухих желто-красных листьев, мерцание пламени свечи, гаснущий пепел от сигареты, который вот-вот осыплется и развеется, как прах после человека. Изображения хаотически повторяются, как видения Бруно (Иван Гарасимчук). Иногда зеркало становится элементом теневого театра. В нем будут возникать другие персонажи, как вспышки сознания. Вот, например, Мать Бруно (Алла Шкондина), актриса представляет свою героиню в стиле модерн, изысканно манерной дамой. Она, сосредоточенная на какой-то своей внутренней мысли, возникает на экране зеркала и вдруг, будто пересекая грань реальности, выходит к Бруно. Мать реальная и вымышленная, уже недосягаемая для общения и такая долгожданная в попытке вернуться в беззаботное детство. Инкассатор (Адам Цибульский), как олицетворение того, что всегда преследует человека, желающего разобраться в себе, отыскать гармонию с миром. Этот молчаливый и почтенный господин смотрит внимательно, и во взгляде его появляется неотвратимость событий, что так пугает Бруно.

В образах Невесты (Татьяна Мельник) и Адели (Ольга Дейнека) угадываются черты лиц прекрасного пола на многочисленных графических зарисовках Шульца, который любил изображать женщин раскованно, иногда в откровенных позах, но всегда с привкусом скрытого восторга.

Часы периодически возникают в зеркале — этот выразительный образ течения времени преследует мастера. Гарасимчук играет Шульца как отсутствующего для окружающих человека, который потерялся во времени посреди бытия, переживаний своих необычных персонажей. Он спрятан в раковине собственных страданий. Ощущение потери хронологии событий отражается в пластике актера. Внешне похожий на Шульца, Гарасимчук точно передает его напряженное, поникшее состояние. Бруно не может сбросить внутренний груз, который делает его фигуру скованной, согнутой, угнетенной. Он не может свободно распрямиться, почувствовать себя уверенным и спокойным. Внутренняя болезненность диктует поведение внешнее. Убедительность такой трактовки образа мастера свидетельствует и о серьезной психологической разработке образа. Благодаря гармонии в создании характера у И.Гарасимчука получается портрет мастера, который стремится ухватить самое главное, — мгновение творчества. В этом моменте спектакль обретает свой высокий смысл.

В сложной сценической форме, под стать творчеству Шульца с его сюрреалистическими, философско-психологическими мотивами, говорится о непостижимой сути искусства. От начала бытия все ломают голову над загадкой творчества, все стремятся постичь сущность сотворения, вот кажется — слово, музыкальный звук, линия кисти — можно дотронуться, но под пальцами эта гениальная магия искусства рассыпается безжалостно и бесследно.

Действительность разламывается на куски. Бурное безумство мыслей бушует в голове Бруно, это напряжение как будто заряжает все вокруг него. Оживающие манекены (Петр Ланин, Марьяна Калинюк) в своем призрачном механистическом танце (балетмейстер Сергей Дмитриев) транслируют пульсирующие мысли мастера. Все персонажи существуют в совокупности и в одиночестве, в реальности и в зазеркалье. Бруно-Гарасимчук, погруженный в подсознание, силится вспомнить сегодняшнюю дату, какой день, какая секунда, какой век, какая планета?.. Время неуловимо ускользает и уже не под силу мастеру создать автопортрет себя, настоящего, из тех осколков, на которые он распался в зеркале...

На этой ноте эмоционального катарсиса история Бруно Шульца тает во вселенных! Но в каждом следующем спектакле Дрогобычского театра им. Ю.Дрогобыча она будет проявляться в пространстве поиска разгадки тайны творчества, отраженном в бесконечных измерениях.