Любомир КОБЫЛЬЧУК: «Мы почувствовали себя заброшенными куда-то далеко в джунгли»

Новая картина «Штольня» успела получить одиозную славу еще до выхода на широкий экран. Во многом этому способствовали многочисленные конфликты с Министерством культуры, которое на конкретном примере показало собственное безразличие к делам молодого кинематографа. Кроме того, фильм обвинили в недостаточно высоком уровне профессионализма; в то же время «несерьезность» жанра и формы «Штольни» не помешали обвинениям в раздувании межконфессионального конфликта.Однако режиссер «Штольни» Любомир Кобыльчук смотрит как на отношения с Минкультом, так и на собственную фигуру с некоторой иронией. Без лишнего пафоса, молодой и целеустремленный, он осознает необходимость своей работы ради создания предпосылок для возникновения в Украине кинематографа мирового уровня, однако собственный фильм шедевром не считает. Без специального образования, опыта, без государственной поддержки, без иллюзий и «звездной болезни» молодая команда кинематографистов (возраст большинства из них не превышает 25 лет) сделала попытку снять развлекательное кино отечественного производства. О том, что им удалось, а что не удалось, можно будет сказать чуть позже... А сейчас мы предлагаем беседу с Любомиром КОБЫЛЬЧУКОМ.

— Почему в нашем кинематографическом вакууме вы выбрали такой опасный жанр, как триллер? Это личное предпочтение или все же выгодная ставка?

— Когда мы с продюсером Алексеем Хорошко решали, каким будет будущий фильм, то не сомневались в том, что это должен быть триллер. Мы оба фанатики стиля «ужасов». Поэтому, конечно, в первую очередь следовали личным интересам. Однако нельзя сказать, что мы руководствовались только собственным вкусом. Мониторинг кассовости фильмов во всем мире показал, что доминируют в этом списке два жанра. Оказалось, что на первом месте в этом рейтинге стоят комедии, на втором, как это ни удивительно, именно фильмы ужасов.

— Почему, по вашему мнению, так сложилось?

— У хорора четкая аудитория, достаточно стабильная. Обычно это подростки и молодые люди в возрасте от 14 до 25 лет. Поэтому мы решили рискнуть и сделать в Украине кино для тинейджеров. Я думаю, что люди более взрослые будут нас ужасно критиковать за этот фильм, однако мы к этому готовы.

— Вы считаете, что «Штольня» действительно сможет конкурировать с современным репертуаром кинопроката?

— Конечно, мы идем ва-банк. Дело в том, что людям присуще все время сравнивать одно с другим, и это — нормально. Конечно, наш фильм будут сравнивать с «Дневным дозором» и «Девятой ротой». Однако, я хочу отметить, что не стоит сравнивать «Штольню» с такими высокобюджетными лентами. Современный зритель слишком избалован голливудскими блокбастерами, чтобы его чем-то удивить. Поэтому мы решили пойти другим путем. Взять простые вещи, простую историю и сделать их в кадре страшными.

— Сейчас, накануне выхода ленты в прокат, интересно было бы услышать из ваших уст, на что все же «Штольня» похожа?

— В первую очередь мы использовали опыт старого доброго Хичкока. Его основной кинематографический прием — саспенс — стал доминирующим в нашей работе. Саспенс — это нагнетание напряжения в кадре. Дорогих декораций или батальных сцен в нашем фильме нет. Однако я убежден, что напряжение, созданное нами в кадре, будет удерживать внимание зрителя от начала и до конца. К тому же мы очень много взяли из японской кинематографической культуры. Японцы очень удачно делают хороры. Однако мы хотели сделать что-то новое. Так сказать, сделать синтез украинского кино с мировыми стандартами.

— Есть ли у истории, рассказанной в «Штольне», какая-то реальная основа? Или это — ваша личная фантазия?

— Сначала у нас не было четкой концепции о том, каким должно быть это кино. Мы начали с того, что пересмотрели сотни лент в жанре «хорор», изучая их почти покадрово. Однако что это должно быть, конкретно мы не знали. Случайно в интернете я нашел сайт диггеров, где было упоминание о старом военном доте в городе Белая Церковь, недалеко от Киева. Не тратя попусту времени, мы с Алексеем туда поехали. Мы были шокированы тем, что там увидели. Это сооружение страшное уже само по себе, атмосфера триллера там витала в воздухе, нам почти ничего не нужно было придумывать. Меня все время не оставлял страх потеряться, в этом месте множество лабиринтов, по которым можно блуждать несколько часов. Вернувшись оттуда, мы сразу сели писать сценарий. А уже в процессе съемок местные жители рассказали нам, что в этом доте действительно несколько раз пропадали без вести люди.

— Почему вы отказались от услуг профессиональных актеров?

— Просто так сложилось. Как оказалось, у нас очень большая проблема с молодыми актерами. Согласно сценарию, есть пять молодых героев. Это студенты исторического факультета первого года обучения. То есть визуально им должно быть от 15 до 20 лет. Первая проблема, с которой мы столкнулись, — таких актеров в Украине просто нет. Мы объехали множество учебных заведений, почти все театры, но напрасно. Театралов много, но людей с опытом работы в кадре почти нет. Тогда мы решили взять людей «с улицы», просто талантливых парней и девушек. Например, Ольга Сторожук — модель из агентства. Алексея Забегаева я нашел на ступеньках здания, в котором проходил кастинг, он просто проходил рядом, провожая свою девушку домой. На самом деле перед нами стояла довольно сложная задача, потому что нужно было создать образ не только через характер, но и визуально, как типаж. Почти всех наших героев мы нашли в последний день кастинга. Для этого пришлось объехать практически всю Украину. Тем не менее я считаю, что нам с актерами повезло.

— Не боитесь ли вы, что ваши молодые самородки все же будут выглядеть в кадре несколько непрофессионально?

— Возможно, в некоторых местах это заметно. Однако надеюсь, что критики отнесутся к этому с пониманием. Главное, чтобы у этих детей было искреннее желание играть. Они хотят продолжать учиться в этом направлении, развиваться. В стране, где кино отсутствует, невозможно сразу сделать что-то такое, что могло бы конкурировать с кинематографом, например, американским, который имеет многолетний опыт и оформленную временем традицию. В развитых странах хорошо налажены схемы кинопроизводства. Это очень облегчает техническую сторону дела. В Украине все это довольно трудно. Создается впечатление, что все работает против нас. Все условия, все обстоятельства играют против. Все время приходится ломать какие-то двери, просить кого-то... Мы почувствовали себя заброшенными куда-то далеко в джунгли. А весь процесс — от написания сценария до титрования фильма — выглядел как прорубывание себе дороги топором в непроходимых чащах Амазонки...

— Как вам удалось обойтись без поддержки Министерства культуры? Ведь основная причина, которой оправдывают свою бездеятельность отечественные кинематографисты — это то, что, мол, Минкульт «плохой»?

— Недавно у нас был конфликт с Минкультом, но сейчас, кажется, все более-менее выходит на ровную дорогу. Один раз они уже говорили, что готовы поддержать наше кино, несколько дней назад они заявили об этом официально. Однако, когда мы фактически получим деньги, никто не знает. «Поможем, обязательно поможем», — но конкретики никакой. Но и это уже прогресс в наших отношениях. Потому что ситуация была намного хуже. Сейчас дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Не последнюю роль в решении этого вопроса сыграла пресса, неоднократно поднимавшая вопрос абсолютной бездеятельности департамента кинематографии по отношению к нашей работе. Но окончательно мы так и не поняли, получим что-нибудь или нет...

— Насколько известно, комиссия, специально созданная на базе департамента кинематографии, усмотрела в вашей работе межконфессиональный конфликт. С чем это связано?

— Дело в том, что для создания определенной глубины мы решили добавить немного истории в сюжет. Ведь фильм снимался в Киеве, следовательно, мы попробовали некоторым образом это отобразить, а именно, — с помощью легенды об языческом боге Перуне. Идол Перуна был сброшен в воду во время принятия христианства на Руси. А наши герои — студенты-археологи, отправившиеся на поиски мифического идола. Именно эта цель побуждает их залезть в штольню. Но лоббировать этим чьи-либо интересы, рассказывать, что плохо, а что хорошо, — такой цели не было. Думаю, что история с межконфессиональным конфликтом была скорее поводом для того, чтобы отказать нам в финансовой поддержке. Я думаю, найдется много людей, которые будут говорить, что «Штольня» — плохое кино и смотреть ее вообще не стоит. Однако мы работаем по принципу — собаки лают, а караван идет.

— Ты человек без специального кинематографического образования. В то же время наш Университет театра кино и телевидения выпускает как минимум 10 кинорежиссеров ежегодно, но о них никто ничего не знает. Что бы ты посоветовал тем, кто хочет снимать кино, но почему-то не может?

— Режиссер — это не образование, это, скорее, состояние души. У меня не бывает такого, чтобы я пришел домой и забыл о кино. Плохой режиссер — тот, который не снимает. И в нашей стране очень много таких виртуальных режиссеров, которые ничего не делают. Они очень много говорят, оценивая чужие работы, очень критически относятся к другим, однако на самом деле ничего из себя не представляют. Я считаю, что диплом режиссеру не нужен. Во всем мире ценится только шоурил — перечень работ режиссера, список того, что он сделал. Единственное, что я бы посоветовал, — это просто снимать. Есть видеокамера, мобильный телефон, что угодно. Придумывайте истории, снимайте, показывайте. Многие люди сейчас заинтересованы в том, чтобы вложить деньги в кино. В Украине сейчас очень много потенциальных инвесторов, ждущих интересные проекты. Нет хороших проектов, нет хороших сценариев, нет людей, готовых снимать... Сейчас проблема даже не в авторских проектах, таких, которые бы доносили до зрителя высокие идеи, мораль и тому подобное. Сегодня не хватает коммерческого развлекательного кино, такого, которое называют «мейнстрим».

— Не боитесь ли вы обвинений в пренебрежительном отношении к искусству кино?

— Возможно, моя позиция и обижает сторонников авторского кино, такого кино, которое делается исключительно для фестивалей, ведь для меня кинематограф — это попытка синтеза искусства с бизнесом. На самом деле это очень трудно, однако я сделаю все, чтобы доказать, что искусство и бизнес — вещи сочетаемые.