«В поисках правды важно не навредить собственной стране»

Через сюжеты Андрея Цаплиенко с детства мы имели возможность наблюдать за развитием событий в самых горячих точках военных конфликтов. Теперь он работает журналистом ТСН на телеканале «1+1» и рассказывает о войне в своей стране, которая поразила его больнее всего.

С участницами Летней школы журналистики «Дня»-2018 Андрей Цаплиенко поделился собственным опытом и самыми яркими воспоминаниями из своей журналистской карьеры. Он отдельно подчеркнул об ответственности, которую несет журналист во время общения с военными. «В начале своей карьеры я делал программу «Энный километр», — поделился журналист в начале беседы. — В ней мы всегда закладывали главную мысль: мы не являемся территорией, и мы не являемся населением. Мы являемся страной, мы являемся народом, и у нас есть центр, от которого мы все рассчитываем расстояния и с которым связываем свои государственнические надежды, — это Киев».

«НАШУ СТРАНУ НИКТО НЕ ЗАЩИТИТ, ЕСЛИ МЫ НЕ СДЕЛАЕМ ЭТО САМИ»

Саломея НИКОЛАЕВИЧ, Восточноевропейский национальный университет имени Леси Украинки:

— Каким должен быть современный журналист?

— Я порой иронично шучу на собственный счет, называя себя «профессиональным дилетантом». Все мы, журналисты, имеем знания во многих сферах, но всего понемногу. Впрочем, журналистика — это, на мой взгляд, лучшая профессия среди всех возможных. Я должен сказать, что вы, молодые люди, которые вскоре придут в эту профессию, являетесь нашей надеждой. Львиная доля журналистов, которые сегодня считаются лидерами мнений, — это люди, сформировавшиеся в советское время. Вам в действительности повезло в том, что родились в уже свободной стране. Вы росли с ощущением свободы. Эта свобода сформирует вас как журналистов новой формации. Сам я воспитывался и формировался в среде, достаточно сильно заидеологизированной советской пропагандой. Насколько же она была мощной? Смотрите, даже среди вашего поколения, среди людей, которые родились уже после провозглашения Независимости Украины, есть те, кто выступает за «русский мир», некую современную модификацию концепции советской империи. И здесь нужно не отчаяться. Ведь большинство из вас, я убежден, — это люди, лишенные идеологических барьеров. Просто по факту рождения в независимой стране. Хотя бы и формально — если вспоминать наши недавние отношения с северным соседом. Но сейчас есть шанс обрести реальную независимость. Однако для этого нужно, чтобы Украина выдержала российскую агрессию. Нужно защитить пространство нашей свободы, в частности, информационное пространство. А это никто не сделает, если мы не сделаем это сами. Причем каждый на своем месте, на своем участке. Я убежден, что мир нам будет помогать только тогда, когда мы сами будем сильными и уверенными в себе. Самодостаточными. Один из признаков взрослого общества — это полный, не исковерканный доступ к информации. Поэтому на вас лежит большая ответственность. Не выбирайте путь манипуляций. И, если хотите стать лидерами мнений и генераторами идей, не идите на компромиссы, которые вам будут предлагать сильные мира сего.

Владислава ШЕВЧЕНКО, Национальный университет «Киево-Могилянская академия»:

— Какие, на ваш взгляд, должны быть отношения между журналистом и военным? Как журналисту завоевать доверие людей, которые рискуют своими жизнями ради страны?

—  Как раз 100 лет назад, в 1918-ом, американский сенатор Хайрем Ворен Джонсон сказал крылатую фразу: «Первой жертвой войны становится правда». В этом плане доныне мало что изменилось. Все годы независимости мы были объектом информатак российских масс-медиа. Но информационная война переросла в настоящую, где в ваших ровесников-военных стреляют по-настоящему. Очень часто в военном плане дезинформация противника является частью успеха военной операции. Но даже если ты журналист, который работает на фронте, вместе с этим ты не являешься частью воинского подразделения. Ты человек с микрофоном, а не с автоматом. Ты должен доносить правду. Однако, если военные понимают, что по определенным стратегическим или тактическим причинам не могут предоставить тебе полную информацию, то нужно к этому тоже относиться с пониманием.

Американский президент Франклин Делано Рузвельт во время Второй мировой сформулировал два принципа, которыми должны руководствоваться журналисты: 1) американцы имеют право получать полную и правдивую информацию о событиях; но 2) работа журналистов должна не навредить собственной армии.

Принципы универсальные. Работают не только в Америке. Поэтому и существует военная цензура. Цензура, которая запрещает предоставлять кому-либо информацию, которая может навредить военным.

Хрестоматийный случай с одной американской журналисткой, которая в 1942 году получила от военной цензуры письмо-возмущение с требованием не сообщать в репортажах о локациях, где она работает, и убрать из текстов описания погоды. Потому что этим могли воспользоваться флот и авиация нацистской Германии. Корреспондент к требованиям добросовестно прислушалась. Кстати, ее звали Элеанор Рузвельт, и она была первой леди Америки.

Впрочем, на мой взгляд, цензура заканчивается там, где речь идет о коррупции в военном секторе. О нарушении уставных отношений между людьми. О преступлениях, если они есть. О несанкционированном вывозе оружия из зоны проведения ООС. Но опять же, в поисках правды важно не навредить собственной стране. Это мой личный взгляд, выкристаллизовавшийся во время этой войны.

«КОРРУМПИРОВАННОСТЬ ЖУРНАЛИСТА «ВЫЛЕЗАЕТ» СКВОЗЬ ТЕКСТЫ»

Валентин ТОРБА: — Есть журналисты, которые занимаются манипуляциями, обслуживают политиков. Как вы думаете, когда к журналистам начало исчезать доверие?

—  Доверие к журналистам — в действительности очень неустойчивая вещь. Оно начинает качаться тогда, когда журналист берет от заинтересованных людей деньги за то, что он обнародовал материал, или наоборот — за деньги отказывается его обнародовать.

Мы недавно были в Мариуполе, снимали репортаж об эскалации конфликта на Азовском море, так как российская «Береговая охрана» блокирует корабли, которые направляются в украинские порты или выходят из них. Рейдерским языком говоря, россияне «отжимают» шаг за шагом Азовское море. Так вот, снимая на Азове, я почему-то вспомнил репортаж, который более десяти лет назад делала в этих местах наша съемочная группа. О браконьерском вылове рыбы в промышленных масштабах. Молодая журналистка, моя коллега, поехала делать «морскую» часть программы. Я оставался в Киеве. И вот она звонит мне и говорит: «Андрей, мне страшно». Я переспрашиваю: «Почему тебе страшно?» «Потому что мне предлагают деньги, — говорит она со слезами в голосе. — За то, чтобы я не делала этот материал». И я понимаю, что в этой ситуации она должна или взять деньги (что невозможно), или покинуть Бердянск. Потому что в случае отказа от денег ей бы начали угрожать, это же понятно. И вот я говорю: «Едь срочно в Киев».

Она возвращается в Киев и рассказывает, как это было. Молодая симпатичная девушка. Это был ее второй или третий репортаж. И вот она рассказывает, как приехала в Бердянск, договорилась с одним из судовладельцев о встрече. Вот ее рассказ. Судовладелец вежливо предложил журналистке сесть в свою машину и говорит: «Я вас отвезу в порт, пусть ребята — оператор и водитель — едут за нами, а вы, Катя, садитесь в мою машину». Она садится в его машину. Они отъезжают, и впоследствии Екатерина слышит такие слова: «Я понимаю, что журналисты очень мало зарабатывают, и вот вам от нас помощь». И в этот момент на колени журналистке падает черная пластиковая сумка, как на базаре. В таких обычно взвешивают фрукты. Но вместо фруктов она набита деньгами. Я понимаю, что ставки очень высокие в такой ситуации. Девушка отказалась. Она могла и не отказаться, никто бы об этом не узнал. Она была в машине наедине с судовладельцем. Она могла и коллегам, и мне сказать, что съемка не сложилась. Но все тайное становится явным. Коррумпированность журналиста «вылезает» сквозь тексты, она «вылезает» сквозь отношение и к теме, и к аудитории, — сквозь направленность или набор тезисов, которыми оперирует журналист. И общество это чувствует. Читатель, зритель чувствует неискренность, возможно, даже на подсознательном уровне. Я уверен, что и вы, когда смотрите телевизор, читаете репортажи, аналитику, социологические исследования, понимаете и чувствуете манипуляции, — что-то тут не то.

Порой трудно сделать так, как сделала моя коллега. Порой трудно удержаться, но нужно иметь этот стержень в себе, этот маленький предохранитель, который мешает тебе сказать «да» на какое-то серое грязное предложение.

В.Т: — Как вы относитесь к ситуации, когда журналисты превращаются в определенного рода проект, а потом идут в политику? Узнаваемую фамилию, соответственно, можно сделать политиком. Как вы относитесь к этому переходу в другую ипостась?

— Каждый отдельный случай — это каждая отдельная история. То есть делать какие-то обобщения я бы не стал. У каждого журналиста есть свое понимание карьеры. Могу говорить только о себе. Считаю, на своем месте я могу сделать больше, чем в политике. Могу повлиять на ситуацию больше, чем если бы я был политиком. Поэтому от политических предложений я отказывался и буду отказываться. Есть коллеги, которые понимают, что, будучи в политике, они могут больше влиять на ситуацию в стране. Есть журналисты, которые выбирают политический путь, потому что могут больше заработать. То есть каждый журналист имеет свою собственную мотивацию. Вот пример. Знаете ли вы, что нынешний премьер Армении в прошлом журналист? Причем это человек, который пошел в политику оппозиционную и достаточно рискованную. Будучи журналистом, он противостоял олигархическим кланам, которые руководили его страной. И сейчас, уже на должности премьера, он продолжает быть верным своим старым принципам. Пока он, по-моему, рвет шаблоны. Ведь говорят, что журналист всегда в оппозиции к власти, потому что помогает обществу ее контролировать.

В. Ш.: — Готовясь к интервью с вами, я прочитала в одном из материалов, что накануне АТО вы хотели уйти из военной журналистики, это правда?

— Да, я едва не ушел из военной журналистики. Если бы не война. Были и другие темы, которые меня интересовали. Моя группа начала много ездить по местам экологических катастроф. Япония, где в марте 2011-го произошло невиданное землетрясение. Кения, Судан и Танзания, где была страшная засуха. Там мы попали в то место, откуда люди просто не могли выехать. А за пластиковую бутылку с мутной водой готовы были отдать все, что имели. Ездили в перенаселенные страны — например, Бангладеш, где исследовали ситуацию с ограниченностью ресурсов. И меня это интересовало, потому что я считаю, что мы живем в достаточно тяжелое в глобальном смысле время. Да, ресурсы ограничены, Земля перенаселена. В этой ситуации разные страны ищут разные варианты решения проблемы. И часто государства ведут себя, как и обычные люди. А люди в сложных ситуациях преимущественно начинают действовать по принципу «каждый сам за себя». Вот об этом я с коллегами готовился делать серию репортажей, но тут началась война. Кстати, это только подтвердило мои мысли по поводу того, что в сложной ситуации нужно рассчитывать только на себя. Поэтому мы должны сами себя защищать. Отход от военной журналистики несвоевременен. Нужно работать.

«ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ С ПЕРВОЙ ЖЕРТВЫ»

Анастасия КОРОЛЬ, Донецкий университет имени Василя Стуса:

— Вы столько войн увидели. А какие впечатления были, когда война пришла в родную страну?

— Вы знаете, самое первое впечатление — шок. Никогда не хочется верить, что война или катастрофа придет в твою страну. Ты здесь живешь. Здесь твоя семья, друзья, здесь твоя зона комфорта. Ты возвращаешься из Ирака, Афганистана, из Ближнего Востока в свою страну и думаешь: «Как же у нас хорошо, уютно, спокойно». И вот этот покой заканчивается, и зона твоего комфорта разрушается.

Мы с друзьями, с которыми я ездил на разные войны, еще в начале 2014-го понимали уже определенную логику развития событий. Еще в то время, когда длились переговоры с теми, кто захватил здания в центре Донецка и Луганска, для меня было ясно, что приближается настоящая война, и она просто неотвратима. Все начинается с первой жертвы. Если появляется первая кровь, то люди, которые втянуты в конфликт, действуют по законам мести.

В. Т.: — Год назад, да и раньше, некоторыми журналистами и активистами затрагивался вопрос о борьбе с «языком ненависти». Говорили в частности о том, что мы, как журналисты, не должны называть наших военных героями, что это не объективно и все такое. Вам не кажется, что этот момент просто является средством той же гибридной войны, но уже в нашем тылу? Иногда журналисты заигрываются с псевдообъективностью. Под это даже деньги выделялись, гранты, чтобы мы были толерантными, «над» конфликтом. Мы же Европа. И это при том, что 10 тыс. погибших и почти 2 млн переселенцев.

— Здесь важно правильно расставлять акценты, что и делает газета «День». Позиция, которая с одной стороны направлена на поддержку государственности, национальной памяти, а с другой — на поиск истины, — это то оружие, которое использует газета «День». И это признак не только качественной, но и ответственной журналистики.

Знаете, в Санкт-Петербурге существует такой Институт мозга человека Российской академии наук. Достаточно интересный институт. К сожалению, в Украине нет таких научно-исследовательских центров, да и во всем мире их не больше, чем пальцев на одной руке. Так вот, этот институт занимается, в частности, спецификой восприятия информации человеком. И вот хочу у вас спросить: а почему, по вашему мнению, в России (которую трудно назвать демократической страной) официально не введена какая-то институция, которая бы отвечала за цензуру в средствах массовой информации?

В. Т.: — Возможно, просто каждый россиянин сам себе имперец, сам себе цензор. У каждого есть имперское мышление.

—  Где-то так. Правильно. Но это касается не только россиян. Это касается в принципе человека как такового. Почему они не вводят институт цензуры, как, например, в Северной Корее или как в СССР, как в советское время было?

Так вот до чего додумались в Институте мозга. Когда очень много источников информации — не десятки, а тысячи, то что делает мозг? Ему становится некомфортно. Он просто суживает тоннель восприятия информации до той степени, чтобы ему было удобно ориентироваться. То есть человек выбирает ту информацию, которая отвечает его позиции, его сознанию, его представлениям о том, каким должен быть мир. И должен отвечать его культурному уровню.

Кстати, я сам на себе это проверял. Я не могу читать некоторые российские сайты. Сознательно или подсознательно — я захожу на них и сразу выхожу. Меня они реально раздражают. Хотя с профессиональной точки зрения их нужно читать, чтобы просто понимать, чем живет и питается российская пропаганда, чтобы анализировать, как они воюют против нас в информационном пространстве. Так же работает мозг людей, которые воюют против нас и для которых существование Украины — это очень неудобный фактор. Они тоже игнорируют информацию, которую им предлагают другие источники. Те источники, которые не отвечают системе их мировосприятия. И в таких ситуациях цензуру не нужно вводить. Никакой цензуры не нужно. Фильтр у вас в голове работает самостоятельно. Твое сознание двигается по тоннелю, который само себе выстроило. Даже понимая, что света в конце тоннеля нет. Специалисты, которые работали в свое время в Федеральной службе безопасности и теперь стали частью российского правительства, об этом тоже знают. И они это используют для обработки своих людей и частично нашего населения. Потому что у нас достаточно много людей, которым вполне по нраву российско-имперские концепции.

В. Т.: — Как говорил русский поэт, «Обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад».

— Поэты и литераторы всегда на шаг впереди политтехнологов. Сначала они чувствуют это сердцем и душой, а манипуляторы потом это превращают в технологию.

«РИСК В ПРОФЕССИИ ЖУРНАЛИСТА — ЕЕ НЕОТЪЕМЛЕМАЯ ЧАСТЬ»

В. Ш.: — Продолжая тему военной журналистики, какая из командировок в горячие точки, не учитывая Украину, произвела на вас самое большое впечатление и почему?

— Наверное, путешествия в Афганистан. В 2001 году, после атаки на Twin Towers в Америке, я был там дважды. Сначала съездил на север Афганистана. Мы снимали там серию репортажей о так называемом Северном Альянсе, который в войне против «Талибана» поддерживали США и частично Россия. Мы прибыли в городок Хадж-Багаутдин через несколько дней после того, как там погиб Ахмад Шах Масуд. Это был такой достаточно известный полевой командир, потом общественный деятель, афганский политик. Достаточно образованный человек. Некоторое время мы находились в том же доме, где произошло покушение на него.

Он никогда не избегал встречи с журналистами. И вот с ним об интервью договорилась арабская группа, которая работала якобы на бельгийский канал. Вдруг во время записи — взрывается камера. Оказывается, оператор и журналист были подготовленными смертниками. Ахмад Шах тогда был смертельно ранен и тоже умер.

А вторая часть этой командировки была, когда мы прошли на территорию, которую на то время контролировал «Талибан». На тот момент граница была закрыта. Я отрастил себе бороду, переоделся в местную одежду, и мы с проводниками переходили границу через горы. Я был сам вместе с двумя пуштунами. Нам нужно было добраться до Кабула. Путь был длинным и рискованным. И когда мы до Кабула дошли, то его уже взяли формирования Северного Альянса и международной коалиции. Для нас все это закончилось не без приключений. Нас арестовали уже представители новой афганской власти. Впоследствии меня отпустили, а двух моих спутников оставили под арестом. Мне предложили, цитирую, «забыть об их существовании». Тогда мы подключили международное сообщество, и нам удалось все же их освободить. Конечно, риск есть всегда. Риск в профессии журналиста — ее неотъемлемая часть.

В.Т.: — А вас что побуждает рисковать?

— Желание всегда быть в водовороте информационных событий. Ты просто этим живешь. Невероятное ощущение причастности к переменам в мире. Лично я без этого уже не могу. Это якобы действует, как наркотик. Но с позитивной отметкой. Это заставляет всегда держать себя в форме. И смысл в работе журналиста возникает тогда, когда ты видишь, что от твоих репортажей что-то меняется к лучшему. Тогда жизнь наполняется смыслом.

«У НАС ЕСТЬ ЧЕТКОЕ ВИДЕНЬЕ, НО КОМУ-ТО В ГОСУДАРСТВЕ ЖАЛКО ДЕНЕГ»

Виктория ГОНЧАРЕНКО, Днепровский юридический лицей:

— Что нужно сделать для распространения информации в Европе о состоянии Украины на востоке?

— Украине сейчас жизненно необходимо иметь свой мощный информационный канал, который вещает на английском. Подчеркиваю, достаточно мощный. В Украине вроде есть международная мультимедийная платформа UATV. Но по уровню влияния и объему аудитории коэффициент полезного действия этого проекта очень низкий. Почти зеро. Почему? Потому что, по-моему, его смотрит только часть украинской диаспоры, а не те, кто формирует общественное мнение в Европе и Америке. О конкуренции с платформой Russia Today никто уже не говорит. А между тем, именно «RT» является для бюргеров основным источником информации о событиях в Украине. Нонсенс. И этот нонсенс пытался исправить холдинг «1+1Media», когда в 2014 году ввел англоязычный канал Ukraine Today. Я с этим каналом тоже сотрудничал. Там были прекрасные редакторы. Британец Питер Дикинсон, например. Человек с невероятным ощущением телевизионных форматов. Небезызвестный британский журналист, который долгое время работает в Украине с разными изданиями и каналами. Думаю, его звездное время как раз было тогда, когда он работал в Ukraine Today. Был ли этот канал эффективный. Судите сами. В шестнадцатом году я сделал для Ukraine Today репортаж об иностранных добровольцах на контракте в Вооруженных силах Украины. А через год на фронте я встретил австралийца, который приехал воевать за нас, и когда мы выяснили детали, что же его мотивировало приехать в Украину, он признался, что увидел тот же репортаж и принял решение присоединиться к украинской армии. Вот такой был канал Ukraine Today. К сожалению, проект закрылся. По-моему, государство полностью могло бы его поддержать, имея в своих руках готовый инструмент влияния на иностранную аудиторию.

Но на это стратегическое направление у государства, как всегда, не хватает денег. А Россия, между тем, в англоязычное вещание вкладывается по полной. Годовой бюджет Russia Today в четырнадцатом году достиг отметки в 400 миллионов долларов. В то же время бюджет одного из самых больших мировых вещателей, «BBC World Service», был около 375 миллионов долларов в год. Только в Штатах восемьдесят пять миллионов домашних хозяйств имеют в пакете канал «RT». Восемьдесят пять миллионов телевизоров в Америке формируют позитивное отношение американцев к России. И негативное — к Украине.  Пропагандистский канал за безумные зарплаты нанимает профессиональных журналистов из Америки, Британии, ЮАР. И, думаю, эти люди где-то на уровне подсознания понимают, что продают свою душу, помогая манипулировать общественным мнением. Но продают очень за дорого.

Я это говорю всего лишь об одном российском инструменте информационного влияния на наших потенциальных союзников, но есть и другие. И, думаю, речь не о сотнях миллионов долларов на информационную войну, а о миллиардах.

У нас таких денег нет. Но есть интеллект, патриотизм и желание защитить территорию нашей свободы. Поэтому мы могли бы действовать асимметрично. Я не являюсь финансистом, но думаю, качественный международный канал мог бы обходиться государству в несколько миллионов долларов ежегодно. По крайней мере, в сотни раз дешевле, чем российский информационный монстр.         

За свою неспособность расставить красные флажки по периметру своего информационного пространства мы расплачиваемся кровью с самого начала этой войны. Мы не вкладывали деньги в информационную политику. Иногда мне кажется, что мы просто не понимали, что такое информационное пространство и почему его нужно защищать. Поэтому я призываю вас становиться качественными журналистами. Быть журналистами, которым доверяют люди.

«ЛИНИЯ ФРОНТА СОВПАДАЕТ С ЛИНИЕЙ МЕНТАЛЬНОЙ РАЗНИЦЫ»

Ирина ЛАДИКА, Львовский национальный университет имени Ивана Франко:

— На одной из презентаций вашей новой книги «Стена» вы сказали, что ее концепция заключается в том, что будущее будет решаться без России. Верите ли вы, что это осуществится, учитывая нынешнюю ситуацию?

— Знаете, историю можно сравнить с рекой, которая течет в сторону моря. Можно перегородить реку дамбой, разложить камни, где-то поднять уровень земли. Но что бы ты ни делал, река все равно будет впадать в море. Это законы физики. Вопрос только в том: раньше или позже. То же самое относительно России. Там происходят такие процессы, которые называют точкой невозврата. В своем романе я обыгрываю ситуацию в отдаленном будущем, если Россия и далее будет называть себя «Третьим Римом». Наверное, вы знаете, что  концепция Москвы как Третьего Рима была выдвинута в 1472 году, когда София Палеолог, грекиня, племянница последнего византийского императора, была выдана замуж за Ивана ІІІ в страну, которая называлась Московия. София Палеолог была достаточно умной и хитрой женщиной. Она убедила Ивана ІІІ назвать себя потомком византийских императоров, но для того, чтоб эту идею восприняли, нужно было доказать, что родословная князя ведет в Византию. Это можно было сделать только через Киев. Только украв историю Киевской Руси. Таким образом можно было выстроить собственную историю, эту родословную, которая тянется от Москвы до Византии через Киев. Впоследствии эту концепцию в текстовом виде сформулировал монах Филофей Псковский, написав в письме князю, что, мол, два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть. Где-то так.

Они это сделали, и, собственно, из этой лжи и началась история современной  России. Концепция российского государства основывается на лжи и украденной истории.

А второй аспект в том, что это страна, в которой сегодня живет 140 млн людей на 17 миллионах квадратных километров территории. Самая большая страна мира по территории, а по населению мизерная — по сравнению со всем миром. Половина населения этой страны живет в Петербурге, Москве, в пределах так называемого Золотого Кольца России. Сохраняется тенденция внутренней миграции из восточной части на запад. А кто же тогда будет заботиться о Дальнем Востоке и Сибири? Четыреста миллионов китайцев, которые живут на южном берегу реки Амур?

Думаю, в России понимают, что их стране скоро наступит конец, поэтому российской власти нужны какие-то мощные достижения, которые могли бы стать причиной их национальной гордости. Понимая, что страна распадается, Путин, или «коллективный Путин», решил оттянуть этот неприятный момент распада империи и сделать то, что до него делали российские цари  — забрать себе часть чужой территории. Они сделали это. Поставили процесс окончания империи на паузу. Но это только пауза. История двигается, как река. К морю. И, по моему мнению, где-то в пределах 2040-х годов на территории современной России несколько новых государств провозгласят свою независимость.

Ольга КРЫСА, Львовский национальный университет имени Ивана Франко:

— Каждую неделю вы ездите снимать сюжеты на Донбасс. Там непосредственно общаетесь не только с военными, но и с мирным населением. Какие настроения бытуют среди людей и насколько они благосклонно относятся к Украине, украинским военным и украинским журналистам в частности?

— Достаточно разные настроения людей. Многие относятся ко всем этим событиям довольно пассивно. Большинство людей хотят, чтобы эта война закончилась. Нужно понимать: когда человек живет все время в зоне конфликта и не может выехать, то там он находится под постоянной угрозой. Но если даже человек осмелится выехать, он рискует остаться без жилья и средств существования. Поэтому люди выбирают индифферентное отношение к политике, политикам, сторонам конфликта. Это как защитная реакция. Чтобы не стреляли — и хорошо.

Мое личное впечатление от Луганщины. Сельскохозяйственный Север сохранил аутентичные украинские черты. Вот Старобельский район, например. Поэтому здесь Украину поддерживают активнее. Люди имеют ментальность хозяев, которые привыкли мыслить критически и самостоятельно. А индустриальный и горный Юг был после Второй мировой наполнен переселенцами изо всех усюд. Поэтому на Юге Луганщины так много сторонников Москвы. И интересно, что нынешняя линия фронта в известной степени совпадает с этой, я бы сказал «линией ментальности».

«ПРОВЕРЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ И СОБСТВЕННЫЙ СТИЛЬ»

Эвелина КОТЛЯРОВА, Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко:

— Я сама из Славянска, потому мне интересно, что бы вы рассказали как военный журналист именно о военных провокациях, о механизме, тактических ходах. Потому что вам, как военному журналисту, было известно больше, чем обычным жителям.

—  Есть случаи, когда россияне признавались в том, что они вели обстрелы по жилищным кварталам. В частности, один из российских артиллеристов, командир батареи, признавался, что под Донецким аэропортом они таки стреляли в сторону города. Вернее, производили выстрел по домам в городе, а затем разворачивались и стреляли по аэропорту, якобы в ответ. Офицер об этом говорил, когда уже освободился, насколько я помню, это было в Оренбурге. Как правило, возможность о таких случаях узнавать появляется уже после того, как это случилось, post factum, потому что во время боевых действий срабатывает, опять же, уже выше упомянутый «тоннельный» эффект сознания.

В Авдеевке в 2017 году был снят знаменитый кадр, когда обстреливают многоэтажки из танка, прямое попадание снаряда в дом. Снял волонтер из протестантской миссии на мобильный телефон. Сильные кадры, ужасные, болезненные, мощные. Танковый снаряд входит в стены — и кирпич разлетается во все стороны. Эти кадры мы использовали. И потом я посмотрел, как этот сюжет комментируют на российских сайтах. Там эти кадры были использованы в канве манипуляции. Россияне убедительно доказывали, что стрелять мог только украинский танк. Но те, кто там был, хорошо знают и понимают, что стрелять могли только со стороны Ясиноватской развязки, которая под контролем россиян и сепаратистов. И таких примеров множество. Кстати, газета «День» также освещала эти сверхважные для доказательств преступлений врага факты с самого начала войны. Все это крайне важный материал для современности, для будущего, для установления правды.

Я всех вас призываю: если кто-то будет работать военным журналистом — всегда делайте фактчекинг. Впрочем, это касается журналистики вообще. Всегда нужно проверять информацию. Если вы не можете ее проверить, то лучше откажитесь выпускать репортаж, потому что ваша личная репутация — это ваш единственный профессиональный капитал.

Э.К.: — Действительно, Россия в нашем случае является форвардом во лжи. Если мы будем их имитировать, мы будем позади.

— Ложь — это не наше оружие. И в этом плане мне очень импонирует «День». Нашим оружием должна быть правда, но правда проверенная. И правильно, красиво, интересно, талантливо представленная в ваших материалах. Это тоже очень важно. Журналист — это не просто передатчик информации. Он ее должен художественно обрабатывать для того, чтобы ее было интересно воспринимать. Для этого вы учитесь, для этого вы отрабатываете собственную стилистику. Я считаю, что вы, как те, кто только входит в мир журналистики, должны сосредоточиться на двух вещах: искать проверенные источники информации и отточить собственный стиль.