И все же: оккупация или колонизация?

Только ли режим Леонида Кучмы стал причиной этого? И почему, собственно, возник этот режим и утвердился олигархический клановый строй? С другой стороны, почему Кучма — который в начале правления имел интенции, очень похожие на интенции избранного тогда же президентом Беларуси Александра Лукашенко, — не сумел воплотить в жизнь свои мечты? Вспомним только, какой проект Конституции Кучма вынес на всенародное голосование в 1996 году, какие изменения в Основной Закон «провел» через напрочь сфальсифицированный «референдум» 2000 года, однако не смог протянуть через Верховную Раду. Наконец, почему путинская Россия смогла так легко оккупировать Крым и захватить значительную часть Донбасса, намереваясь идти дальше, — пока не началась действительно народная война против оккупантов, которая, наконец, заставила и постмайданную власть хоть как-то, но действовать?

Таких основополагающих вопросов немало, и от правильного ответа на них зависит, какими станут достижения Украины и украинцев в будущем, близком и отдаленном. В свою очередь, ответ на эти вопросы напрямую зависит от того, каким именно было прошлое Украины, — в ХХ веке и раньше, в составе СССР и в составе Российской империи и других государств. В статье «Оккупация или колонизация: уточнение к «уточнениям». По поводу статьи С.Кульчицкого «Основополагающий вопрос без эмоций» (сайт «Дня», 2.04.18) я кратко очертил свое понимание изменений статуса советской Украины под эгидой большевиков: от оккупации (конец 1917-го — первая половина 1921-го) до протектората (вторая половина 1921-го — начало 1930-х) и до колонии. Попытка возвращения к статусу протектората была осуществлена во времена хрущевской «оттепели», а особенно при Петре Шелесте как главе ЦК КПУ Петре Шелесте (конец 1950-х — начало 1972-го). Потом, аж до «поздней» перестройки, УССР, на мой взгляд, была опять превращена в колонию — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Конечно, все эти понятия являются определенными абстракциями; да, оккупация сочеталась с колониальным гнетом, а статус протектората (при всей условности этого термина) в чем-то сочетался со статусом колонии. Однако, на мой взгляд, эти понятия отражают главное измерение положения советской Украины в каждый исторический период. В целом, на мой взгляд, без применения наработанных в мире самых разнообразных политико-экономических технологий деколонизации Украина и в дальнейшем будет находиться в «серой зоне» Европы, откуда она в 2014-м ценой огромных усилий и крови начала выбираться.

«Убежден, что вслед за декоммунизацией должна идти деколонизация». Эта емкая формула — из одного из заявлений Инициативной группы «Первого декабря» от 2015 года, которую подписали Вячеслав Брюховецкий, Богдан Гаврилишин, кардинал Любомир Гузар, Иван Дзюба, Евгений Захаров, Мирослав Маринович, Владимир Панченко, Мирослав Попович, Вадим Скуратовский, Юрий Щербак, Игорь Юхновский. И касается она всей Украины.

Впрочем, существует и другая точка зрения — что, мол, Западная Украина была оккупирована и эта оккупация продолжалась до падения СССР; зато вопрос о колониальном состоянии как западных, так и центральных, восточных или южных украинских земель адепты этой точки зрения в основном предпочитают обходить вниманием. Автор этих строк убежден, что Западная Украина (при всей своей неоднородности, ведь этим понятиям обычно охватывают Галичину, Закарпатье, Буковину и Волынь) также представляла собой объект советско-российской колониальной политики, однако мейнстримом такая политика стала — заменив собой методы чисто оккупационные — только в 1953 году. И вот почему.

После смерти Сталина часть советского руководства начала искать пути выхода из той кризисной ситуации, в которой — несмотря на мнимые «успехи» — оказался СССР. Наибольшим реформатором в то время оказался «лубянский маршал» Лаврентий Берия, который в силу своего статуса имел больше всего объективной информации о реальном положении дел, а в результате руководства «атомным» и «водородным» проектами не мог не прийти к выводу о существенном отставании «самой передовой в мире науки» от науки мировой (несмотря на отдельные прорывы) и о дальнейшей невозможности успешного развития государства на действующей технико-технологической базе. По инициативе Берии были прекращены «дело врачей-убийц» и связанный с ним антисемитский шабаш; существенно сократилось число заключенных ГУЛАГа, получили свободу некоторые знаковые лица; начали закрываться «шарашки» и бессмысленные как в экономическом, так и военно-стратегическом плане «большие стройки коммунизма», например околополярная железная дорога от Оби до Енисея и дальше  до самого Тихого океана, или подводный тоннель между материком и Сахалином. Обратил свое внимание «циничный антикоммунист» Берия, который был тогда первым заместителем председателя Совета министров СССР и главой МВД, и на проблемы национальной политики, особенно на присоединенные в 1939—1945 годах земли.

Следовательно, 26 мая 1953 года по инициативе Берии и на основе подготовленных им документов были приняты два постановления президиума (так тогда называлось политбюро) ЦК КПСС: о положении в Литовской ССР и о положении на Западной Украине. Далее я буду цитировать ключевые моменты этих постановлений языком оригинала.

В первом постановлении речь шла «Грубом извращении партийным и советским руководством Литвы ленинско-сталинской национальной политики», которая заключалось не в последнюю очередь в назначении нелитовских кадров на руководящие должности. В частности, «в Вильнюсском обкоме из 16 заведующих отделами и секторами всего 3 литовца, в аппарате Каунасского горкома из 8 заведующих отделами литовец только один. В аппарате быв. Министерства государственной безопасности Литовской ССР в составе 17 начальников отделов был лишь один литовец, из 87 начальников райотделов МГБ литовцев насчитывалось всего 9 человек, а из 85 начальников райотделов милиции — всего 10 литовцев. Даже в составе руководящих хозяйственных работников литовцы составляют меньшинство. Так, из 92 директоров совхозов литовцев только 27, из 132 директоров МТС только 53 литовца». Более того: в постановлении фактически признан оккупационный характер советской власти в Литве: «Только серьезными ошибками и слабостью руководства ЦК КП Литвы и Совмина Литовской ССР можно объяснить то, что буржуазно-националистическое подполье не только не ликвидировано до сих пор, но и сумело пустить глубокие корни и даже создать себя некоторую опору в недрах самого населения. Основной ошибкой в этой области следует признать то, что партийное и советское руководство Литвы фактически перепоручило важное дело ликвидации буржуазно-националистического подполья органам государственной безопасности, а то, в свою очередь, в основном свело это дело к массовым репрессиям и чекистско-военным операциям, затрагивающим широкие слои населения. Вместо надлежащего развертывания антирелигиозной пропаганды и широкого разъяснения массам вреда католической церкви, направляемой реакционным Ватиканом, главное внимание было обращено на применение репрессий в отношении католического духовенства, что еще больше подогревало недовольство населения мероприятиями Советской власти».

Конечно, на самом деле это было не «искривление национальной политики», а ее прямое воплощение. Виновными, как всегда, Москва сделала «стрелочников», а вместе с тем дала недвусмысленную директиву решительно изменить политические методы: как можно шире привлекать «туземные» кадры на руководящие должности, резко уменьшить объемы репрессий и дать литовцам возможность почувствовать себя хозяевами хотя бы в некоторых сферах.

Не менее радикальный характер имело постановление по Западной Украине. В нем, в частности, утверждалось: «В руководящем партийно-советском активе кадры работников из западных украинцев составляют незначительную часть, а почти все руководящие посты в партийных и советских органах заняты работниками, командированными из восточных областей УССР и из других республик Советского Союза. Особенно болезненно воспринимается населением Западной Украины огульное недоверие к местным кадрам из числа интеллигенции. Из 1718 профессоров и преподавателей 12 высших учебных заведен города Львова к числу западноукраинской интеллигенции относятся лишь 320 человек, в составе директоров этих учебных заведений нет ни одного уроженца Западной Украины, а в числе 25 заместителей директоров только один является западным украинцем. Следует признать ненормальным явлением преподавание подавляющего большинства дисциплин в высших учебных заведениях Западной Украины на русском языке. Такое положение дел в западных областях Украины создает почву для подрывной работы врагов Советской власти, особенно буржуазно-националистического подполья. ЦК КП Украины и обкомы партии западных областей до сих пор не могут учесть, что борьбу с националистическим подпольем нельзя вести только путем массовых репрессий и чекистско-войсковых операций, что бестолковое применение репрессий лишь вызывает недовольство населения и наносит вред делу борьбы с буржуазными националистами». Кроме того, ненормальным было признано притеснение сельского населения: «Признать необходимым, в целях дальнейшего укрепления колхозов, развития их общественного хозяйства и повышения материального благосостояния колхозного крестьянства западных областей УССР, провести снижение норм по государственным поставкам сельскохозяйственных продуктов и обязательным денежным платежам, прежде всего для колхозов горных и предгорных районов».

Главным виновником всего этого был признан первый секретарь ЦК КПУ, открытый украинофоб и антисемит Мельников. Через неделю на пленуме ЦК КПУ (на который были приглашены — неслыханный случай! — «коммунисты — видные представители местной интеллигенции г. Львова, западных областей Украины и г. Киева») его отстранили от должности, которую занял (впервые!) этнический украинец Кириченко, при этом «доклад и большинство выступлений (21 из 30) были на украинском языке». Что ж, «тубильцы» получили свои шансы...

Похожие вещи («коренизация-2») были осуществлены и в Латвии и Эстонии, частично — в Западной Беларуси. Правда, после устранения «кровавого прагматика» Берии состоялся некоторый откат в этом, однако главное произошло: оккупационная политика была заменена колониальной. В Литве она имела, впрочем, минимальные успехи, что и сказалось уже в конце 1980-х. А вот на Западной Украине, несмотря на громкие заявления некоторых представителей интеллигенции о «советской оккупации», успех этот был куда большим. Вспомним лишь, как в последние десятилетия на Волыни уничтожают родной край, варвар, добывая янтарь, а в Карпатах губят лес. Это — типичное отношение населения колонии к своим богатствам после ухода колониальной администрации (не всего, конечно, однако большей или значительной его части). Литовцы так не делают. Почему? Очевидно, два десятилетия существования независимого государства, которые предшествовали советской оккупации, заложили более крепкий фундамент национального самосознания, чем полугодичное существование ЗУНР.

В целом же оценка всего периода существования коммунистической системы на землях Западной Украины как оккупационного кажется опасным упрощением, при этом опасным и в научном, и — особенно! — практическом смысле. Потому что деколонизация — процесс несравненно более сложный и более длительный, чем освобождение от оккупации и преодоление ее последствий.