Кого бьют первыми?

Один из участников программы Анны Безулик «Я так думаю» («1+1»), посвященной инакомыслящим в советское время, сказал, что большинство политзаключенных врагами советской власти поначалу и не были; они, столкнувшись с конкретной несправедливостью, искали правды, а находя ложь, задавали себе и другим вопросы, которые не следовало задавать. «Мы просто были первыми, а первых всегда бьют», — резюмировал он.

Рассуждая о роли диссидентства в развале СССР, украинские политзаключенные того времени теперь к определению «диссидент» относятся критически, подчеркивая, что инакомыслящими, по сути, были как раз не они. Что большинство не всегда право, и что даже если из 200 млн. советских граждан всего шесть тысяч не пожелало отказаться от своих убеждений даже под угрозой потери свободы, значит, общество однородным и единомыслящим не было. Что якобы оно, общество, понимало, что они, гонимые, страдают за свой протест против власти и существующих порядков, за его, общества, свободу. Видимо, идеализируя с высоты прошедших лет советское «стремление к свободе», один из переживших гонения подтверждал свои выводы об общественном сочувствии воспоминаниями о тихих самооправдательных признаниях, высказанных ему затем теми, кто порицал его публично или даже свидетельствовал против него в суде. Такое вот свидетельство стремления общества к свободе.

Не умаляя роли правозащитного и национально-освободительного движения и отдавая должное мужеству людей, окрепших духом и мыслью в лагерях, наверное, все- таки не стоит питать иллюзий по поводу того, что общество вполне усвоило полученный урок. Даже теперь, когда преследуемая ранее «неправильность» стремлений и идей оказалась исторически правильной, а время перехода тайного в явное сократилось, следовать своей совести и своим убеждениям по-прежнему решаются немногие.

О том, что желание манипулировать массами по-прежнему требует удовлетворения, в течение недели так или иначе напоминали центральные украинские телеканалы своими рассказами о событиях в Донецке и показами коллективного пояснения, сделанного несколькими областными прокурорами, по поводу того, почему же так и «не состоялся» недавно отставленный генеральный прокурор. Прокурорские признания были убедительными и мужественными. А главное, своевременными…

О талантливом «управляющем массами» времен «октябрьского переворота» рассказал телезрителям, предпочитающим иметь дело с документально подтвержденной информацией, Юрий Макаров. В прошедший понедельник ведущий «Документа» делился своими исследованиями тайн жизни южнорусского еврея, одного из лидеров революции — Льва Троцкого. Этот сын одного из крупнейших помещиков юга России вырос в достатке, получил хорошее образование (даже переводил на украинский язык басни Крылова), учился в Одессе, а затем в Николаеве, где и начал свою революционную деятельность. Талантливый оратор и «держатель толпы», он мог стать трибуном времени, летописцем общественного кризиса, одного из мощнейших в современной истории. Но журналистские или писательские лавры не прельщали Бронштейна, вписавшего в свой липовый паспорт фамилию надзирателя одесской тюрьмы, ставшую его псевдонимом на всю жизнь. Троцкий мог бы стать «начальником страны», основной «созидательной» силой которой был красный террор. Была бы она другой? Вряд ли. Бронепоезд товарища Троцкого пролетал по голодным полуразрушенным областям, обеспечивая свой главный груз полным комфортом — личным бронированным вагоном для отдыха, вагоном- рестораном, используемым как клуб, передвижной редакцией с полиграфическим комплексом для печатания газет, платформой с тремя машинами, цистерной с горючим и несколькими вагонами для личной гвардии. Серебряные эмблемы на черных кожанках гвардейцев Троцкого отливались специально на монетном дворе. Понятно, что такие замашки явного диктатора, умеющего управлять толпой, слова которого, к удивлению многих, находили явный отклик в душах темного солдатства и крестьянства, не могли не остаться не замеченными теми, кто строил пролетарский трон под себя.

Если рассматривать этот конфликт с точки зрения конфликта формирующейся элиты, то современные аналогии вполне актуальны. Единственный просчет Троцкого в том, что он не сразу усвоил, что самый короткий путь к диктаторству — подчинение себе партии, которой определена роль основного инструмента новой власти. То ли он не вовремя это понял, то ли не захотел смириться с необходимостью такого посредничества, то ли не учел серьезности политического соперничества со Сталиным. В общем, борьбу за власть он проиграл, но и как альтернатива Троцкий победителям был не нужен. Его вывезли из страны тайно, как преступника, но сразу же об этом пожалели, потому что публицистический талант изгнанника за границей тут же был востребован, а сам он определил смыслом своей дальнейшей жизни борьбу с властью, которая приговорила его к изгнанию.

Чем закончилась его жизнь, известно всем. Антисоветская борьба издалека не могла быть опасной для информационно закрытой страны, но когда Троцкий решил написать все, что знает о победившем в борьбе за власть Сталине, его участь была предрешена. Вот оно, оружие, которого боятся все диктаторы, проигравшие и победившие. Судя по всему, мастера искусной, особенно публичной, словесности всегда будут в списках наблюдаемых.

Вот чего не хватало Троцкому, так это своего спецназа. Хотя, возможно, дай ему волю, его гвардия в нечто подобное бы и трансформировалась. Но сегодня в украинского спецназа совсем другое, антитеррористическое лицо. О буднях армейского и милицейского спецназа, о реальных и придуманных опасностях, о том, нужно ли спецназовцам думать, выполнять или не выполнять приказ, говорили в студии «Двойного доказательства» «философ печали» Дмитрий Корчинский и любитель интеллектуальных игр Анатолий Борсюк. Хочется верить одному из участников обсуждения, профессионально оценивающему возможности украинского спецназа и утверждающему, что «уровень подготовки наших спецназовцев настолько высок, что любую, даже самую сложную операцию они могут провести внезапно, мгновенно и квалифицированно». Пусть подольше не будет повода, чтобы проверить это утверждение на практике, но хотелось бы думать, что специалист оценивает возможности спецвоинов реально.