Начальник — как центр мироздания

Так уж повелось в Украине, что именно новоиспеченный праздник День журналиста (6-е июня) вызывает у многих сакраментальный вопрос: а что празднуем, собственно? Хотя, думается, и в металлургии у нас куча проблем, и в легкой промышленности, и в строительстве... Но стоящие по всей стране заводы и фабрики, полное прекращение множества производств, бесконечные отпуска за свой счет у бесчисленного числа работников этих и прочих отраслей не идут в счет, когда ежегодно, во время соответствующих профессиональных дней, чествуют передовиков производств и министерств. А вот к журналистам — счет особый. И каждый «передовик» пера и микрофона — как бы должен быть в ответе за всех и за состояние свободы прессы и слова во всей стране. О справедливости такого подхода можно долго спорить, как и о том, какие критерии закладывает госвласть, составляя списки, скажем, награждаемых орденами и званиями. Условно говоря, за что поощряют: за честную и бескомпромиссную позицию «колючек» в ее собственном теле, или за «разумную» позицию компромиссов? Очевидно, ответы на эти вопросы могут быть разными. Но уже сама неоднозначная реакция, в том числе и предубежденная, на журналистский праздник, свидетельствует о том, что, в отличие, скажем, от шахтеров или токарей, где результаты деятельности как передовиков, так и «середняков» весьма определенны и поддаются более- менее (конечно, не без нюансов) однозначным оценкам, деятельность журналистов не имеет в нашей стране до сих пор каких-либо внятных и общепринятых критериев профессионализма.

Что это, как не кризис прессы в стране? Кризис, в котором повинна не только власть, но и сами журналисты. Сместив акценты в борьбе за свободу слова в область исключительно противостояния с властью, мы как бы подзабыли о том, что свобода слова — это не только возможность высказывания, но и его услышанность, действенность, которые зависят не только от наличия политического и социального заказа на критику, но и от степени авторитетности самой прессы.

Мне уже приходилось писать о том, что благодаря четкой вписанности советских СМИ в систему партийного контроля пресса тогда была-таки властью, причем, возможно, даже не четвертой, а второй, поскольку, в отличие от советских законодателей и судей, могла порой выступать инициатором определенных процессов (вспомним, скажем, колоссальный поворот по отношению к афганцам-инвалидам после статьи 1983-го года Инны Руденко в «Комсомольской правде» о никопольчанине Александре Немцове). В советское время пресса не могла воздействовать на Систему, но она могла защитить простого человека от чиновничьего беспредела, в том числе и чиновничества партийного. В наше время — практически нет. В наше время у СМИ осталась одна былая советская функция — пропагандистская (хоть «за», хоть «против» власти). И исчезла вторая — контролирующая. Очевидно, что подобная трансформация роли СМИ была выгодна той партийной номенклатуре второго эшелона, которая в свое время была не отягощена какой-либо исторической ответственностью за страну, и которая в результате распада СССР во многих бывших республиках пришла к власти. Ведь «можно все» — именно в отсутствие контроля, и чем дольше в Украине вместо партийного, авторитарного контроля не появится контроля общественного или контроля правового (т.е., государственного, но в системе подчиненности государства обществу), тем для такой «элиты» выгодней. Очевидно также и то, что пока в стране не сформируется политическая сила, для которой станет выгодно играть по правилам, общепринятым в цивилизованном мире, и которая одновременно сможет легитимно придти к власти — не будет и социального запроса на контролирующую функцию прессы. Парадоксально другое: и сама пресса, и сами журналисты независимой Украины с удовольствием отказались от контролирующей функции. С удовольствием заглотнули наживку, которую «там, наверху» изготовили отнюдь не только из дензнаков, а и из заманчивого предложения журналистам поиграться в медиумов, в мессий и миссионеров, заменив при этом внимание и доверие «паствы» «уважением» сильных мира сего. Журналисты с удовольствием клюнули на возможность выстраивать политологические схемы, «подменять» собою целые научные институты, рядиться в тоги моралистов, слыть «своими» в «высшем свете» и умиляться собственной значительности и, якобы, влиятельности. И с облегчением забыли о главной функции журналистики: посреднеческой, связующего звена между народом и властью, с точки зрения интересов причем как народа вообще, так и его конкретных представителей, которых, похоже, наша мейнстримовская журналистика уже как бы и не замечает. Именно такая подмена самого понятия журналистики, легализация ее самой «продвинутой» части в качестве механизма собственного пиара, делания карьер и имен, а не механизма общественной пользы, и провоцирует вот то самое «можно все» и в сфере СМИ... Ответной реакции-то чаще всего нету — и не только потому, что журналисты развращены, а и потому, что такая журналистика утратила связь с людьми, она оторвалась от них, она отказалась читать их письма, разбираться в их микропроблемах, выступать в их защиту (а не отстраненно анализировать схемы)... А в результате и народ перестал ей доверять, перестал считать ее «своей», она перестала быть ему интересной — не в плане сенсаций или клубнички, а в смысле партнера, друга, защитника... Такая журналистика совершенно не зависит от читателя, и им обоим друг на друга наплевать, и, значит, для ситуации «можно все» не существует никаких ограничителей, в том числе и из числа моральных авторитетов, и, значит, ситуация «можно все» — крепнет и процветает.

А теперь вспомним последние события в нашем телепространстве. В рабочую группу Общественного ТВ вошли, в основном, представители интересов крупного бизнеса и Администрации, причем, если судить по составу Нацсовета по ТВ и РВ, Общественное ТВ было отдано «потерпевшим» и затаившим обиду. Из т. н. «независимых» в состав рабочей группы допустили буквально пару человек. Т.е., Общественное ТВ у нас будет создаваться вне усилий самой общественности. Чтобы не мешала?

В связи с рядом событий, в том числе и из-за некой гражданской бучи, поднятой несколькими радио- и телекомпаниями, пришлось видоизменить схему монополизации регионального эфира столичными телеканалами (теперь местным компаниям предлагают заключать договора с киевскими компаниями, а не просто отбирают у первых лицензии). Впрочем, и подобные договора — тоже вещь, не предусмотренная законом. Ну а все ссылки на то, что, якобы, мы ничего не делаем такого, чего нет в практике Запада (скажем, в системе устройства вещания в США) — не убедительны, поскольку любые правила играют по-разному в разных контекстах. И у нас якобы забота об интересе зрителя в качественном продукте, который посильнее будет у столичных сетевиков, чем у местных одиночек, превращается в гораздо большую заботу об обеспечении монопольного влияния на электорат.

С большой долей вероятности можно сказать, что в ВР будет заблокирован механизм ротации рентами. Проигрывает, опять-таки, мелкий и средний бизнес, который может быть, по сути, единственным гарантом относительно независимых СМИ. Наращивание государством функций контроля (через систему госсекретарей Кабмина) может иметь двоякий эффект для олигархов: с одной стороны — это может и ущемить их в правах и возможностях (и тогда — объединить в борьбе с госбюрократией), а с другой — и «навечно» закрепить их влияние на правительство, через назначение «нужных» госсекретарей, не попадающих даже под тот мизерный механизм политической ответственности, который существует у нас для министров. А вот тому же мелкому и среднему капиталу и это нововведение, опять-таки, не в руку, ведь всегда от бюрократии страдают в первую очередь «во втором эшелоне»... Что делать в этой ситуации тем журналистам, которые все еще хотят и ждут в стране перемен? Что делать тем средней руки бизнесменам, которые имеют неосторожность помогать таким журналистам, которые создают новые издания, «вкладываются» не только под выборы, но надеются и на некую более долгосрочную перспективу? Возможно, им необходимо, вместе с журналистами, пересмотреть ныне глаэффективная система налогообложения СМИ, вряд ли будет законодательно определена поддержка независимым (ни от государства, ни от крупного капитала) СМИ через систему льгот, вряд ли будет изменена система монополии государства на распространение печатных СМИ, не говоря уже о сурово делающей свое дело цензуре и самоцензуре на ТВ, которое в десятки раз более подконтрольно государству (в т.ч. через слияние интересов крупного капитала с ним), чем пресса.

Безусловно, происходящие сейчас процессы, особенно в лицензировании, могут выжать из СМИ часть теневого капитала — но именно мелкого, среднего. Крупный же капитал, частично легализовавшись, монополизирует и региональную прессу, и ТВ. Т.е., то, что в стране так и не произошло прозрачной легализации капиталов, легализации по правилам, государство использует для того, чтобы держать в «узде» олигархов, а олигархи — для борьбы с конкувенствующее представление о роли СМИ, и предложить свои ноу- хау? Возможно, им стоит задуматься о том, что калькирование методов олигархической прессы, только с противоположным знаком (информационное киллерство, полуправда, неотделенность комментариев от изложения фактов, непредоставление противоположных точек зрения и т.д.) — уже показало свою неэффективность и особую уязвимость для медиа, которые занимают критичную позицию по отношению к власти. Что в подобной ситуации мизерность их финансовых и защитных ресурсов не компенсируется доверием аудитории. Точно так же вызывает недоверие и журналистика советов, а не вопросов, перебирания журналистами на себя функции политиков (характерный пример. Во время недавней встречи с польскими коллегами я услышала из их уст глубочайшее удивление в связи с тем, что в известную поездку представителей нашей оппозиции в Варшаву на встрече с интеллигенцией Мыкола Вересень выступал не как журналист, а как политик). «Не изменяет мир», как оказалось, и журналистика, занимающаяся исключительно макроанализом процессов, далеких от жизни обычного гражданина, как, впрочем, и та, которая в стремлении к, якобы, объективизму, уходит от представления процессов и поступков конкретных лиц в ценностной системе координат: справедливости, общественной пользы. Между тем, любой человеческий поступок важен для аудитории с точки зрения его резонанса для общества, и именно это и должно быть, наверное, камертоном журналистского пера. Это ничего не имеет общего с подсказками смысла или морализаторством, если журналист не подменяет, а лишь аккумулирует мнение общественное, либо позиционирует мнение как исключительно собственное. Не впечатлила, похоже, страну и журналистика, которая занялась обличительным бытописательством жизни «больших» политиков и «больших» бизнесменов, не занимаясь поиском ответа на вопрос: как общество может и должно распоряжаться данной информацией, не подкрепленной, к тому же, зачастую никакими доказательствами? Итак, «старые» концепции членов Нацсовета. Конечно, ситуация с теми конкретными персоналиями, которые депутаты собирались отзывать, в общем-то, локальна, и даже где-то символична по неустанной способности наших депутатов плодить, а затем разоблачать демонов и демонизировать обычных домоуправов, которые только кажутся домохозяевами. Но вот то, что из-за акцентов на персоналиях не будет вскоре введен в действие сам механизм ротации, фактически, опять-таки, снимает возможность общественного контроля и над деятельностью Нацсовета.

Ничего не указывает на то, что в ближайшее время будут какие-то подвижки в изменении, дополнении, расширении законодательной базы в области СМИ. Даже если некоторые из того множества законодательных инициатив, которые, по сообщениям соответствующих лиц, сейчас разрабатываются в недрах парламентского комитета по свободе слова, будут радикально прогрессивными (как, например, судя по предварительным отзывам, готовящийся Информационный кодекс). И даже если они будут вынесены на обсуждение ВР — предстоящие парламентские выборы, очевидно, будут проходить в старой системе организации информационного пространства. Т.е., вряд ли будет создана СМИ — потихоньку изживают себя, социального заказа на новые — пока не густо, и вновь вечный вопрос — что делать? Возможно, выход — который может повлечь за собой через некоторое время и более системные, глубокие перемены — в том, чтобы начать создавать журналистику нового-старого типа? Журналистику действенности — которая помогает конкретным людям разобраться в конкретных ситуациях (в том числе, разумеется, и порожденных макропроцессами), помогает в конкретных случаях одержать пусть маленькую, но важную победу — над бюрократией, взяточничеством, мошенничеством, несправедливостью, политическими, экономическими манипуляциями... Вот опять грядут выборы, и опять, в т.ч., и по мажоритарке, и с использованием админресурса, проводкой газа и электричества, и т.д. Мы опять будем всячески издеваться над этим — вообще. А кто рискнет раскрыть конкретные механизмы конкретных примеров? Не потому ли мы все хотим казаться такими умными и так тянемся к обобщающему анализу — что это гораздо безопаснее, чем видеть море в конкретной капле воды? А еще эффектнее и пользительнее — для себя, любимых — из капли делать волны, создавая иллюзию моря... Возможно, модный нынче интерактив — на ТВ, в Интернете — пора уже использовать не только для форума мнений, но и для форума ситуаций, гласа народа в отношении конкретных политических, экономических, социальных процессов, конкретных личностей? Как осуществляются на местах, скажем, те же приватизационные схемы, как оценивают происходящее граждане, знают ли, понимают ли механизмы фактической скупки за бесценок того, что создавалось и их руками в том числе?.. А деятельность органов прокуратуры? А что творится в медицине? А в рамках земельной реформы? Многим кажется мелкотемьем то, чем начинают-таки заниматься некоторые телеканалы, пытаясь анализировать макропроцессы взглядом из глубинки, проблемами конкретных людей, конкретных хозяйств и предприятий... А между тем — наверное, только так можно вернуть к прессе не только доверие, но и внимание простых граждан. Безусловно, это не отменяет журналистику другого типа, уровня анализа, среза, но и зацикленность на одном формате явно неэффективна. И, может, те, кто хотят перемен, начинать должны именно с трансформации роли прессы, а сами журналисты, не дожидаясь социального запроса на блюдечке с голубой каемочкой, в свою очередь, тоже могли бы начинать с переосмысления своей сверхзадачи? Возможно, самое большее, что может сделать сейчас журналистика — это взращивать в обществе моральные авторитеты, которые со временем помогут ему трансформироваться mт отказаться от исключительного для нашей журналистики внимания к образу Начальника — от руководителя ЖЭКа до руководителя страны, и поинтересоваться жизнью нашего простого «полусоветского» человека, постучаться к нему в дом, спросить о его нуждах, а не только о том, что он думает по поводу чьей-то отставки или чьего-то назначения? Действенность прессы, близость к запросам избирателей, активное позиционирование в защите общественного блага... Рецепты — вроде бы из бабушкиного сундука. А между тем, на них стоит и современная демократическая журналистика Запада, ибо, в конце концов, одни и те же механизмы могут служить по-разному в разных руках и для разных целей. Возможно, эти «рецепты» пригодятся и нам?