Перейти к основному содержанию

Сергей Буковский: Распад СССР продолжается

Почему, по мнению известного документалиста, «Украина так и не стала для большинства из нас любимой страной»?
23 июня, 20:49

С известным украинским режиссером неигрового кино Сергеем Буковским я встретился в Запорожье месяц назад. Пан Сергей приехал по приглашению местного предпринимателя Дмитрия Зусмановича, который поддерживает запорожский киноклуб «Восхождение», где должен был состояться просмотр фильмов Буковского. Перед этим директор киноклуба Игорь Гармаш подготовил для гостя экскурсию по Хортице. Там я и расспросил Сергея Буковского о его видении советского наследия и о важности бесед на общественно острые темы.

— Сергей Анатольевич, вы начинали свою карьеру еще во времена Советского Союза, работали в годы его распада и в годы становления независимой Украины. Когда работать было интереснее всего?

— То, чем я занимался, я бы никогда не назвал карьерой. Я работал. Это было всегда интересно. А если говорить о периоде, то, наверное, перестройка. Тогда мы были молодыми и нам все было под силу. Даже когда Союз начинал трещать и разваливаться и все понимали, что вот-вот что-то произойдет, финансирование документальных фильмов продолжалось. За государственные деньги мы делали все, что хотели. Маховик крутился — инерция была настолько велика, что после распада СССР он еще долго не останавливался. Сегодня мы вступили в новую фазу — деньги надо добывать. Порой опускаются руки. Кино стало на рыночные рельсы — штучный продукт никому не нужен. Иногда я подумываю о небольшой камере, чтобы делать что-то свое, а не стоять и не просить. Впрочем, я никогда особенно и не просил. А то, что время от времени делаю в последние годы, каким-то образом, редко, но находит пути своего признания на телевидении. С каждым годом на тебя смотрят все с большим удивлением. Это очень нелегко. Наше ТВ не приемлет документальное, режиссерское, авторское кино — как ни назови, а шансов у него нет. Если зритель хочет смотреть программу, именуемую документальным фильмом, о нежных отношениях Галкина и Пугачевой (видел недавно минут десять на бензозаправке), пусть смотрит. Но даже об этих отношениях, убежден, можно рассказать иначе. От «канальных» дикторских голосов, интонации, текстов, стиля с души воротит. Самое смешное, что известно и «кто виноват», и «что делать». Мне скучно уже даже думать об этом. А если говорить о прошлом, то, повторюсь, интереснее всего работалось во время перестройки. Может быть, в первые годы Независимости. Потом, в 1994 году, по-моему, мы с женой (сценарист и продюсер Виктория Бондарь. — Авт.) ушли на вольные хлеба, на которых я пребываю и по сей день.

«РАБОТАЮ НАД ДОКУМЕНТАЛЬНЫМ ФИЛЬМОМ К 20-ЛЕТИЮ НЕЗАВИСИМОСТИ УКРАИНЫ»

— В апреле прошлого года появилась информация о том, что вы будете работать над шестисерийным документальным фильмом «Прощайте, товарищи!». Расскажите, пожалуйста, как вы строите эту картину?

— Уже не строю. Совершенно верно, я работал полтора года над этим проектом. Мы очень много сняли: фактически объездили всю восточную Европу. Снимали немного в бывшем Советском Союзе — в Грузии и Армении, несколько эпизодов отсняли в Чернобыле и в Крыму. Постепенно мы подобрались к тому, что называется «развал СССР», и нужно было ехать в Россию. Однако возникли идеологические разногласия с продюсером, так как мне предложили все снимать в Украине. Я тогда сказал: «Украина все-таки — не Россия (не имею в виду фразу Леонида Кучмы). Это другая страна, другие реалии. Мы чем-то похожи, но очень непохожи! В Украине были совершено другие процессы, другая история и т.д. Я не найду в Украине, например, БАМ (Байкало-Амурская магистраль. — Авт.) — дорогу, которая никуда не привела». «А для западного зрителя, — говорит продюсер, — это абсолютно все равно — Россия, Украина — это все бывший Союз!» В широком смысле — это наша проблема, а не проблема Европы. Увы, мы — вне контекста. Западная Европа с трудом представляет себе, что здесь происходит и происходило. Да и незачем ей это знать. Главное, чтобы батареи были горячими.

Думаю, фильм, несмотря на мой отказ от участия в его съемках, выйдет на экраны в декабре этого года, и, возможно, вы его увидите. Копию мне пришлют.

— А сейчас над чем вы работаете?

— Сейчас я сотрудничаю с кинокомпанией FilmUA, работаю над документальным фильмом к 20-летию Независимости Украины и 20-летию распада СССР. Мы сосредоточились на 1989—1991 годах. Это очень похоже на то, что я делал для канала АRТЕ (франко-германский культурологический канал. — Авт.). Может быть, не столь масштабный взгляд. Хотя... Уже завершены съемки в США и России. Впереди — Польша. Если успеем. Съемки в Украине близки к завершению... Параллельно мы монтируем и работаем с архивами.

— Когда вы планируете его представить?

— Есть две возможности: в августе этого года, к 20-летию украинской Независимости, но если быть реалистом, то, скорее всего, это будет декабрь, когда были подписаны Беловежские соглашения.

— Несколько месяцев назад в Киеве побывали представители канала ARTE. Они рассказали, что рейтинг документальных фильмов на их канале значительно выше, чем у развлекательных программ. А почему, на ваш взгляд, украинский зритель к документальному кино относится как к маргинальному?

— Разве только в документальном кино предмет наших различий? Я боюсь ошибиться, но зрителей, которые смотрят АRТЕ в Германии, — 3—4%. Чуть выше рейтинги во Франции. Основная масса зрителей — это люди от 50 лет и старше, которые «приходят» на этот канал и находят то, что хотят найти. О них, то есть о зрителях, государство думает. Мне кажется — хотя наивны мои мечты — приблизительно такая же социология просмотра была бы в Украине. Но — «где деньги, Зин?». Зачем думать о тех, кого частная жизнь Галкина и Пугачевой не волнует? Канал «Культура» в России тоже изрядно пожелтел, но все же зрители могут найти там то, что их интересует, и это государственный канал.

«ВОЗВРАЩЕНИЯ В СССР НЕ БУДЕТ. ЧУШЬ ЭТО ВСЕ»

— Сергей Анатольевич, российская служба «Радио Свобода» начала дискуссию о том, почему российское искусство обходит острые политические и социальные темы. В обсуждении поучаствовали художник Михаил Златковский, режиссер Александр Миндадзе и художественный руководитель Театр.doc Михаил Угаров. А как вы считаете, почему в украинском культурном сообществе не сложилось традиции высказываться на важные для Украины общественные темы? Или, может, вы не согласны с этим?

— Дело даже не в том, обходят или не обходят — практически ничего не происходит. Как в игровом кино, так и в неигровом кино. Это — усилия энтузиастов, «сумасшедших» людей, которые пытаются в этой стране что-то снимать. Я не имею в виду телекино, сериалы, мыльные оперы. Я говорю о кино. Я присутствовал на презентации обновленного департамента по кинематографии. Презентация, кажется, называлась так — «Алгоритм подачи проектов...» Во всяком случае, там было слово алгоритм. Я спросил: а что это значит? Мне сказали: алгоритм — это правила. Этот новый свод правил — титаническая работа. Это компиляция различных европейских моделей. Очень мудреная. Тяжеловесная. Но даже чтобы эта программа заработала, нужны огромные государственные дотации, надо открыть миллион дверей, где по-прежнему сидят советские чиновники, которым лучше ничего не делать, чем делать хоть что-то. Одним словом, я не верю в алгоритмы нашего нынешнего государства и нынешней власти. Поэтому трудно сказать, обходят ли деятели культуры острые социальные темы — у меня нет дома телевизора и я не знаю, что происходит на наших голубых экранах. Мне это неинтересно.

Много лет назад режиссер Роллан Сергиенко, последний из учеников Довженко, и оператор Эдуард Тимлин сняли документальный фильм «Объяснение в любви». Фильм о судьбах советских женщин. Фильм, разумеется, не приняли. Искромсали вдоль и поперек. Затраты списали. Эдик Тимлин чудом сохранил копию. Реставрировал ее. Копия — как слеза. Студия представила картину на Государственную премию Александра Довженко. Большинством голосов, и мой голос там был (я член Довженковского комитета), эту премию фильм получил. И что вы думаете? Вот уже почти год прошел, а Президент страны все еще не подписал указ о присвоении премии. Как это расценивать? Я отказываюсь что-либо понимать.

— Действительно ли мы сейчас можем сказать «Goodbye, USSR!» и «Прощайте, товарищи!»?

— Нет, к сожалению, нельзя сказать «Гудбай, USSR!». Распад продолжается. И еще долго будет продолжаться. Вы сами видели сегодня (разговор происходил в мае во время прогулки по острову Хортица, после посещения музея Истории запорожского казачества. — Авт.): в музее на вахте сидит женщина и говорит детям: «Эту цепь сюда повесили не для того, чтобы ее трогали!». Возникает вопрос: а зачем она тогда? Почему ребенок, который приходит в музей Запорожского казачества, не может потрогать цепь руками? Это — советский менталитет: цепь нельзя трогать, по газону ходить нельзя. Почему? Во всем мире можно, а у нас нельзя! Помните Мордюкову из «Бриллиантовой руки»? — «Я не знаю, как там, в Англии, может, у них и собака — друг человека, а у нас друг человека — управдом!». Вот и думайте... где мы сегодня.

Украина не стала для нас любимой страной. Иначе бы мы не загадили, не замусорили бы, не заплевали бы ее до неузнаваемости. И здесь ни Кучма, ни Ющенко, ни Янукович не виноваты. А только мы сами.

— Сейчас многие говорят о возвращении к Советскому Союзу. Настолько ли все однозначно?

— Никакого возвращения в СССР не будет. Чушь это все. Ностальгия о советском прошлом — очень избирательна. Сложнее другое: миллионы людей жили в той стране, верили ей, надеялись. Сказать сегодня: «Товарищи, вы жили неправильно, не так!» — значит перечеркнуть всю их жизнь. Это — чудовищно. Мой отец верил в коммунизм как в высшую идею человеческой справедливости и в то, что Ленин — хороший, а Сталин — плохой. И умер с томиком Ленина в кровати. И я не смог его переубедить...

«СТУДИЯ КАК ФИЛОСОФИЯ — ИСЧЕЗЛА»

— Недавно «День» проводил опрос к 70-летию «Киевнаучфильма». Мы поговорили с украинскими режиссерами — Романом Ширманом, Владимиром Хмельницким и Львом Удовенком. Они по-разному оценивали потенциал молодых режиссеров: кто-то оптимистично, кто-то пессимистично. А видите ли вы молодых документалистов в Украине?

— Вижу, но редко.

— А есть ли вообще коммуникация между молодым и старшим поколением документальных режиссеров в Украине?

— Есть, но очень условная. Мы «как бы» догадываемся о нашем сосуществовании, встречаемся на каких-то фестивалях, но ведь исчезло само понятие «студии» или творческого объединения. Я не знаю, хорошо это или плохо, но на студии «Укркинохроника», где я работал, была даже такая официальная должность — наставник. Как на заводе. «Афоню» помните? Так вот, моим наставником был народный артист Украины Александр Коваль. Талантливый человек. И режиссер, и оператор в одном лице. Я у него очень многому научился. Более того, я не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы не Саша. Сложилась бы как-то, но по- другому. Это естественно, когда ты передаешь свой опыт и «дышишь» в спину кому-то. Должны быть студии, должны быть объединения. Сегодня этого практически не существует. Большие продакшн-структуры — это уже нечто другое. Это бизнес, индустрия. А студия как философия — исчезла. Мне так кажется....

— Видите ли вы интерес к Украине со стороны молодых документалистов?

— Думаю, да. Несмотря на то, что они не находят финансирования в Украине, — свои фильмы они снимают дома, в своей стране.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать