Тим ПУЛ: «Я просто человек из толпы»

Тим Пул (Tim Pool) делает акцент на прямое включение с места события с собственными комментариями с помощью смартфона. Он также использует теледрон — летающего робота со встроенными камерами — для съемок с воздуха. Его репортажи использовали такие мировые медиа, как Reuters, Al Jazeera, Time и NBC. В 2011 Тим Пул был номинирован журналом Time на звание человека года, попал в сотню наиболее влиятельных людей мира по версии этого же журнала, а в прошлом году был награжден Shorty Award. Теперь Тим работает для одного из наиболее влиятельных мировых медиа-сайтов vice.com.

Новости из Киева Тим начал сообщать с 4 декабря. В частности, он  делал прямые включения с Майдана во время штурма утром 11 декабря, из здания КГГА, показывая, чем и как живут протестующие, а также подготовил много сюжетов о ежедневном быте как Евромайдана, так и провластного «Антимайдана». Среди его сообщений в Твиттере не только новости, но и зарисовки, касающиеся повседневной жизни в стране.

Мы встретились в холле гостиницы «Украина» уже в конце пребывания Тима в Киеве.

«ВАЖНО ТО, ЧТО ПРОСТЫЕ ЛЮДИ ДУМАЮТ О СОБЫТИЯХ»

— Когда и почему вы решили поехать в Украину?

— Я наблюдал за ситуацией почти с самого начала. Отправляюсь в подобные места, когда возникает возможность серьезных политических изменений. Это может происходить где угодно, в любой момент может случиться что-то, что повлияет на то, как живет мир. Решения, которые в настоящее время принимаются в Украине, будут иметь серьезное влияние на Европейский Союз, а также на действия России. Джон Маккейн прибыл сюда, поэтому очевидно, что многих волнуют события у вас.

— Что вы знали об Украине до того, как прибыли сюда?

— Я много прочитал о том, что происходило у вас со времени распада Советского Союза и о нынешней ситуации, однако мне не нравится отправляться в разные места с предварительно сформированным мнением. Очень важно почувствовать все самому, узнать информацию из первоисточников. Можно прочитать много новостей, которые публикуют газеты, но они оставляют в стороне множество  информации. Значительно больше подробностей узнаешь на месте от людей. Важно то, что думают простые люди — журналисты никогда не будут писать об этом. Я же сообщаю о событиях таким образом: «Люди здесь думают, что происходит это и это». Нужно передавать само видение людей, например, в случае со студенческим протестом, который произошел около недели назад. Говорили, что университеты угрожали студентам исключением, если они будут протестовать. Я говорил с ними, и они подтвердили: многим угрожали. Информационные агентства очень осторожны, многие из них не опубликуют такую информацию до тех пор, пока кто-то во власти не скажет: «Да, это правда». Но для меня это не так, студенты напуганы. Мы можем это подтвердить? Я не знаю, но они чувствуют себя именно так, и это важно.

БЛАГОДАРЯ СОВРЕМЕННЫМ ТЕХНОЛОГИЯМ КАЖДЫЙ УЧАСТНИК МАЙДАНА МОЖЕТ СТАТЬ ЖУРНАЛИСТОМ-ХРОНИКЕРОМ. НУЖНО ЛИШЬ ОСОБОЕ ВИДЕНИЕ / ФОТО АРТЕМА СЛИПАЧУКА / «День»

«Я ОЧЕНЬ РАД, ЧТО МОГУ ВИДЕТЬ, КАК ВЕРШИТСЯ ИСТОРИЯ»

— Что удивило Вас здесь больше всего?

— Я видел достаточно много протестов и оккупаций. Например, когда я увидел баррикады в Турции, я был удивлен. А затем полиция их разрушила, и это было все, конец. Милиция разрушает баррикады в Киеве, и меньше чем через 10 часов они уже вдвое крепче, вдвое толще, покрыты колючей проволокой, люди строили их, словно на конвейере. Это удивило меня больше всего. И я подумал: «Ох...» Такая у меня была реакция. Обычно, когда правоохранительные силы разрушают баррикады, люди убегают. Но не здесь. Я до сих пор поражен, кажется, словно трудовая этика насыщена воодушевлением протестующих. Они настроены серьезно.

— В целом, какое было первое событие в Киеве, которое вы транслировали?

— Блокирование парламента. С того времени я иногда включался в прямой эфир где-то на пять минут, чтобы сообщить свежие новости. Время от времени я выхожу в эфир на полчаса, а когда правоохранительные органы разбирали баррикады, мое включение продолжалось около четырех часов. Большинство из того, что происходит, события на сцене и митинги, не нуждаются в прямом включении. Где-то раз в час я включаюсь в эфир, и говорю: ну, сейчас событий немного. Наиболее важным временем для выхода в эфир является, скажем, то, когда власть принимает решение и собирается его объявить. Тогда я выхожу в эфир, чтобы показать, что делают люди и как они реагируют, и осуществляет ли какие-то маневры милиция. Когда интернет-зрители хотят прямого включения, я здесь и могу его обеспечить.

— Заметно, эти события волнуют вас.

— Да, узнавать и понимать, что здесь происходит, — очень захватывающе. Я очень рад, что могу видеть, как вершится история. Украина граничит с ЕС и с Россией, и рано или поздно придется сделать выбор. Теперь похоже на то, что Украина больше склоняется к ЕС. Это чрезвычайно важный момент для всего региона. Я думаю, что лет через 100 в ваших учебниках по истории будет написано о том, как Украина вступила в ЕС, и о протестах, которые этому предшествовали. Когда я читаю книги по истории, я представляю, как все было, например, когда Гавайи стали одним из штатов. Поэтому мне нравится приезжать в места, где происходит становление демократии, где люди говорят: «Мы встаем на защиту своих прав, мы принимаем решение, и мы проследим за тем, чтобы наши голоса были услышаны». В будущем люди будут интересоваться, как все происходило. А у меня будет возможность рассказать им, как это происходило, я скажу, что это было невероятно.

«ЛЮДЯМ НАДОЕЛА ВЛАСТЬ И ЕЕ ЛОЖЬ, ЭТО — ОБЩАЯ ЧЕРТА ПРОТЕСТОВ»

— Какие основные отличия Евромайдана от других протестов, которые вы освещали, например, от турецких?

— Отличия огромные. В Турции все случилось в основном из-за  брутальности представителей правоохранительных органов. Небольшая группа протестующих пыталась защитить парк. А уже потом это превратилось в заострение проблемы жестокости полицейских и коррупции. Поэтому катализаторы протестов всегда отличаются. В случае с Украиной это была евроинтеграция.

— Кроме всего прочего, нам надоело мириться со своеволием нынешнего президента...

— Да, в это все вылилось. Но первые протесты касались Европейского Союза, и когда правоохранительные органы применили силу, люди возмутились. В этом все протесты похожи. В случаях с Occupy Wall Street, с протестами в Турции, все начиналось с одной проблемы, и когда к процессу присоединяется большое количество людей, тематика сводится к коррупции и ответственности. Людям надоела власть и ее ложь, это — общая черта протестов.

«ДЛЯ ОПЕРАТИВНОЙ ПОДАЧИ НОВОСТЕЙ ВАЖНО НЕ КАЧЕСТВО, А ИНФОРМАЦИЯ»

— Был ли у вас журналистский опыт до того, как вы занялись интернет-трансляциями?

— Если вы имеете в виду традиционную журналистику, то нет. Но учитывая то, что журналистика в социальных сетях становится все более популярной, и в будущем все новости будут передаваться через социальные сети, то технически, да, опыт был. Я думаю, что через десять лет люди будут получать образование по специальности «журналист социальных сетей». И если посмотреть на то, что делал я — в течение всей жизни я делился информацией и фотографиями в социальных сетях. Раньше это не считалось журналистикой, а теперь считается.

— Вероятно, прогноз относительно будущего печатной прессы неутешительный...

— В США спрос на бумажные газеты падает, но публикация текстовых новостей бурно развивается в сети. На печать газеты необходимо намного больше ресурсов, чем для создания сайта. Раньше в США было несколько очень больших изданий, а теперь у нас есть тысячи сайтов новостей. Поэтому, когда эти большие организации теряют деньги и уменьшаются в размерах, становится легче попасть в сферу журналистики, однако конкуренты появляются отовсюду.

— Каким оборудованием вы пользуетесь?

— У меня есть телефон, мобильная точка доступа к интернету, и запасные аккумуляторы, поэтому я могу транслировать видео с помощью своего мобильного в течение 40 часов. Точка доступа уменьшает это время в два раза, потому что оба устройства требуют зарядки, поэтому я могу снимать до 15 часов — потом нужно менять батарейки. У меня также есть специальные линзы для телефона. В основном, это все.

— Только телефон? Так просто.

— Да, очень просто. Мой коллега — оператор, у него есть фотоаппарат Canon C100, набор линз, он снимает видео по требованию. Но если говорить о прямом репортаже с места событий, в мобильном есть все, что нужно: доступ к социальным сетям, электронной почте, фотокамера, функция распознавания языка — мне даже не нужно делать заметки, я могу просто надиктовать сообщение, нажать кнопку, и телефон превратит его в текст. Характерная особенность оперативной подачи новостей — важно не качество, а информация. Хотя у меня есть камера с разрешающей способностью в 10 мегапикселей, и я могу делать довольно качественные фотографии, однако люди, которые смотрят живую трансляцию, хотят узнать новости уже сейчас, поэтому даже если видео — невысокого качества, это не столь важно, потому что прежде всего зрители хотят знать, что происходит. В будущем технологии будут более развиты,  что позволит обеспечивать прекрасное качество. Но того, которое есть сейчас, более чем достаточно.

— Я слышал, что вы используете телевизионные дроны тоже.

— Да, у меня есть дрон, видео из которого я могу транслировать в интернет. Однако им сложно пользоваться, потому что в такой ситуации, как сейчас, когда на Майдане много людей, всегда есть риск того, что он может упасть и ранить кого-то, поэтому я пользуюсь им очень осторожно. В данный момент мы в гостинице, окна которой выходят на Майдан, у нас есть камеры, нацеленные вниз. Но есть моменты, когда дрон становится необходим, например, когда протестующие идут на марш или нужно осветить события у городской администрации. Однако безопасность остается основным приоритетом, поэтому дроны трудно использовать. Это довольно важная технология с огромным потенциалом, но как только произойдет один печальный инцидент, начнется массовая истерия.

«ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ НИКТО НИКОГДА НЕ СКАЗАЛ ОБО МНЕ НИЧЕГО ХОРОШЕГО, Я ВСЕ РАВНО БЫЛ БЫ ЗДЕСЬ»

— Когда вы снимаете какую-то напряженную ситуацию и вас переполняют эмоции, как вы с этим справляетесь? Является ли это для вас проблемой?

— Все мы человеческие существа, эмоции — это важная часть опыта. Если говорить о профессионализме или объективной журналистике, я вижу журналистов на телевидении, которые разговаривают, словно роботы. Я этого терпеть не могу. То, что вы видите и слышите на месте события, — это опыт человека, который находится здесь и собственными глазами наблюдает за тем, что происходит. Я буду говорить правду, я не буду скрывать информацию, мой голос — это голос обычного человеческого существа. Я не авторитет, не эксперт, который будет рассказывать вам, как именно должна развиваться ситуация. Я просто человек из толпы. И я буду рассказывать о том, что вижу. Бывает, в моем голосе можно услышать нотки нервного возбуждения, не в положительном смысле, правда. Когда происходят столкновения с представителями правоохранительных органов, то в крови очень много адреналина, и это влияет на интонацию. Это не является моей целью, просто события очень насыщенные. Я пытаюсь передать ощущения человека, который находится в эпицентре событий, поэтому веду себя естественно. Я не собираюсь менять то, кем я являюсь или как я разговариваю.

— Вы признаны одним из лучших онлайн-журналистов в мире. Что вы чувствуете по этому поводу?

— Многие репортеры на месте событий относятся ко мне довольно пренебрежительно. Но когда профессора и известные журналисты говорят, вот он, этот парень, я говорю: «О, благодарю». Но люди всегда задаются вопросом: что дальше? Они никогда не довольны тем, что есть, они хотят делать больше и лучше. Даже после этого признания я продолжаю заниматься своим делом и надеюсь, что у меня это хорошо получается. Обо мне могут говорить что угодно, но, в конце концов, я хочу быть здесь для истории. Даже если бы никто никогда не сказал обо мне ничего хорошего, я все равно был бы здесь.

— И все же, каков ваш ответ на пренебрежение, о котором вы вспомнили?

— Я работаю очень тяжело и пытаюсь делать что-то полезное. В журналистике есть тенденция к элитизму, мол, я здесь журналист, только я могу быть объективным и рассказать всю правду. На мой взгляд, это глупо. Если мы действительно хотим узнать правду, то важно получить информацию из максимально возможного количества ракурсов. Нельзя слепо доверять кому-то лишь потому, что они работают на агентство новостей. Нужно прислушиваться ко всем голосам, взвесить все данные. Очевидно, если человек работает на власть, то он будет освещать соответствующие аспекты, а если это обычный человек, то ему в определенной степени можно верить. Если составить все точки зрения вместе, то шансы узнать правду возрастают; в то время как у одного отдельного человека могут быть свои скрытые мотивы.

— К сожалению, многие журналисты в Украине, особенно работающие в СМИ, которые контролируются государством, не придерживаются таких взглядов, и это настоящая проблема.

— Да, подобную ситуацию можно увидеть и в США. Дело в том, что журналист снимает репортаж с места событий, отсылает его в студию, а там продюсер и редактор просматривают и говорят, вот это и это выбросим, потому что у нас нет времени. Они обрезают все до двухминутного видео, и это полностью их решение. Они могут вырезать потенциально важную информацию. Я снимаю живую трансляцию, которую могут посмотреть люди. У меня нет редактора, который говорил бы: «Вырежьте здесь и здесь». Нет. Если я веду трансляцию, я показываю все.

«РОССИЯ? МЫ ТАМ УЖЕ БЫЛИ»

— В завершение, как наш гость что бы вы пожелали украинцам?

—  У меня есть послание для всего мира: делитесь информацией любым доступным способом, звоните по телефону друзьям и рассказывайте о происходящих событиях. Если у вас есть «Твиттер» или «Фейсбук», размещайте там информацию о том, что видите. Что же касается политики в Украине, я не могу давать советы, украинцы лучше знают, что делать. Они делают то, что, на их взгляд, лучше, и я здесь только лишь для того, чтобы наблюдать и понимать. И когда украинцы примут решение, я просто спрошу у них почему, они дадут мне ответ, и я скажу «хорошо, благодарю», и расскажу всем — вот что произошло, а вот причины, почему это произошло. Я не хочу приезжать в страну и говорить, что вы должны делать. Я могу так говорить только в отношении Америки, потому что я оттуда. Хочу, чтобы украинцы сами рассказывали мне, что они должны сделать, и помогали мне понять, почему именно они хотят это сделать. Люди вышли на Майдан протестовать. Я спросил почему, и они рассказали. Есть очень много аспектов, я говорил о сложном экономическом положении в Испании, о ситуации в Греции и Италии, спрашивал у людей их мнение по этому поводу, и они говорили: «Мы понимаем, но...» — и называли мне ряд причин, почему они здесь, даже несмотря на кризис в этих странах. Очень многие люди в Соединенных Штатах спрашивают — почему украинцы хотят присоединиться к ЕС, с учетом того, что произошло с Грецией, Испанией, Италией? Это хороший вопрос, я иду с ним к украинцам, они мне отвечают, и я рассказываю об этом всем. Я беседовал с очень многими людьми, бесспорно, они не могут представлять мнение всего населения Украины, но мне кажется, что люди хорошо информированы по поводу кризиса в еврозоне, но они считают, что преимуществ больше, чем недостатков.

— Я бы сказал, что это больше, чем об экономике, это еще и цивилизационный выбор, учитывая наше советское прошлое.

— Да, однажды я спросил: «Как вам идея присоединения в Таможенному союзу с Россией? Почему вы больше поддерживаете присоединение в Европейский Союзу?» Один человек ответил: «Россия? Мы там уже были, мы знаем, что это. Мы — это Европа».  Мне понравился этот ответ.