Юлия Бориско: вне кадра

Львовянка в Киеве, успешная телеведущая, хулиганка по натуре, счастливый человек — это все о Юлии Бориско. В 2004 году, работая на «1+1», телеведущая уволилась в знак протеста против указаний журналистам «сверху». Вернулась на канал только после того, как сменилось руководство. С тех пор ведет ночной выпуск новостей. Беседуем с Юлей во Львове, где прошла ее юность и откуда начиналась журналистская карьера.

— Юля, ТСНовцы во время Майдана-2014 стали первыми, кто подавал горячие новости, делал прямые трансляции, выходил и поддерживал людей. В какой момент вы поняли, что несмотря ни на что, не измените свою позицию?

— Еще до того, как стало окончательно известно, что Янукович не подпишет Соглашение об ассоциации с ЕС, мы с журналистами решили, что нужно собираться, нужно начинать какое-то народное сопротивление. Мы пришли к стеле Независимости на Майдане. Нас собралось совсем немного, в пределах сотни — только пользователи социальных сетей. Это было, наверное, 22 ноября. Мы хотели пообщаться о том, что происходит, что нас ожидает в перспективе и что журналисты могут с этим сделать. Что-то внутри переполняло каждого из нас, и с этим невозможно было после работы просто возвращаться домой. Хотелось собраться на какой-то площади и обсудить это, показать, что есть люди, которые не согласны. Выйдут ли тысячи, выйдут ли сотни тысяч или вообще миллион — никто не знал. А дальше это переросло во что-то значительно больше, потому что каждый раз, когда подключается народ, мы уже перестаем быть просто участниками. Мы становимся журналистами, которые это освещают. То есть мы двигаемся за украинским народом. Мы показываем то, что важно для украинцев.

— Как вас лично изменили эти киевские события 2014-го?

— Как это ни странно, я стала спокойнее после Майдана. Но я пережила невероятные эмоциональные качели. Приходишь, видишь вокруг себя десятки, сотни тысяч людей — и сердце радуется от того, что нас много, меняется что-то в сердцах и головах украинцев, следовательно, оно не может не измениться снаружи в масштабах государства. Были прогнозы, ожидания, была вера. Временами эта вера меня покидала, когда приезжаешь с Майдана домой где-то под утро и задаешь себе вопрос: а из этого что-то получится? А мы победим? И не находишь ответ. А затем оказываешься в вакууме своих мыслей, читаешь ленту новостей и делается дико страшно, что это может не сработать. И, пережив эти приступы паники, этот внутренний ужас, что из этого может ничего не выйти, что лучших людей убьют, расстреляют, замучают, и мы останемся дальше с этой системой, с Путиным, я уже так не рефлексировала. То есть, когда аннексировали Крым, когда началась вся эта чертовщина на Востоке Украины, я чувствовала себя эмоционально стабильно. Сейчас бывают разные этапы, но, по крайней мере, я не плачу, и всегда остается такая спокойная часть меня, которая способна увидеть информацию, осмотреть ее с разных сторон и подать правильно.

— Насколько трудно вам работалось в дни Майдана? Были эфиры, после которых было непросто заснуть?

— Непросто было заснуть после каждого эфира. Тогда после работы мы всей командой иногда ехали на Майдан. На Майдане всегда было проще. И я сочувствую людям, которые пережили все это, не выезжая из своих родных городов, а только как-то материально и морально поддерживая тех людей, кто был в Киеве в ту страшную украинскую зиму. Ведь на Майдане ты себя чувствуешь уютно, ты видишь людей, эти светлые лица вокруг. И все страхи отпускают. Главное — отрезать себя от интернета, от этого потока «чернухи» и заглянуть в глаза людей, которые уже доросли до этих перемен, которые уже Европу носят в себе и готовы ею поделиться с другими.

— И все же вы себя позиционируете как позитивная ведущая, порой можете пошутить в эфире. А как на это реагируют редакторы?

— Пошутить в последнее время проблематично, так как около четырех лет работаю в кадре одна. Пошутить можно, когда имеешь напарника, тогда это естественно выглядит. Когда я сижу в студии одна, эти шутки, наверное, неуместны. Но несколько веселых слов могу сказать на прощание. Прощание — дело ведущей, и это я даже никогда не обсуждаю с редактором. Разумеется, это не могут быть какие-то сильно оскорбительные вещи, нужно тоже иметь стиль и вкус в этом. Не все ты можешь сказать. Если поют «Путин... ла-ла-ла», я могу подхватить рефрен «ла-ла-ла», но вот это ключевое слово, которым в последнее время характеризуем Путина, никогда себе не позволю сказать. Даже не смотря на то, что это слово уже практически литературное. Его знают дети каждой киевской школы, мои дети его знают. Так как Путин перестал быть президентом России, он нам известен как что-то другое. Но это что-то другое в кадре я не скажу.

— Какая Юлия Бориско за кадром?

— Иногда уставшая. (Смеется) Да по-разному бывает, это же зависит от того, какие новости были в этом выпуске. Если какие-то обострения на Востоке и десятки жертв, то это влияет на мое настроение, но конец эфира для меня — всегда позитивный момент, так как это определенное освобождение от профессиональных обязанностей. По крайней мере, на ближайшую ночь и кусочек моего утра. Я люблю работать в жанре ежедневных новостей, потому что ты целый день готовишь этот выпуск, а потом раз — сливаешь его в эфир и с абсолютно чистой головой возвращаешься домой. Тебя ничего не угнетает, ничего внутри не беспокоит, ничего не требует какой-то доработки. Работу над ошибками я уже теперь не делаю, научилась эфир воспринимать как лучшее, что я могла сделать в этот момент. Нет смысла себя корить за какие-то спотыкания в кадре, так как это уже прошло. И это были всего лишь новости одного дня. Завтра будет другой день, завтра мы это сделаем лучше. Но у нас есть эта ночь, кусок утра для того, чтобы отдохнуть.

— Вы родились во Львове, но уже много лет живете в Киеве. Какой из этих двух городов вам ближе по духу?

— Мы с мужем очень комфортно себя чувствуем во Львове, когда едем сюда отдыхать. В нашей жизни этот город не накладывает какой-то отпечаток профессиональной нагрузки. У нас здесь нет усталости. Те дни, которые мы здесь проводим, наполнены очень светлыми позитивными моментами релакса, общения с родными и друзьями. А Киев для меня — часть моей свободы. Я это почувствовала, когда переехала туда. В Киеве я чувствую себя значительно свободнее, чем здесь. Во Львове у меня была определенная модель поведения в семье, школе и университете. Это город наполнен твоими друзьями и знакомыми, и все дошло до тех пределов, когда, выходя из дома, ты должен как-то выглядеть, держать лицо, спину. Во Львове я до сих пор стараюсь выглядеть хорошо, когда выхожу из дома. В Киеве мне это не так важно. Галичина более склонна судить людей по внешности, манере подачи себя. А Киеву это безразлично. Киеву нужны профессионалы. И когда человек на работе профессионально выполняет свои обязанности, ты его толерируешь абсолютно все.