Защищать или «контролировать»?

Часто спрашивают: «Где украинская информполитика? Почему не контролируется информпространство?» Расскажу, что в реальности означает контролировать информпространство.

Контроль — это если бы ответственный за информполитику, — в нашем случае «Минстець» или кто-то там, — регулярно собирал главных редакторов ведущих медиа и рассказывал им, каким образом понимать те или иные события. Это когда все СМИ ежедневно получают десятки страниц инструкций, что и как писать/показывать. И ответственные редакторы, а на отдельных особо важных телеканалах специальные уполномоченные, отслеживают все, что должно быть выпущено в эфир и напечатано. А часто даже сами делают вместо журналистов материалы, перемонтируют сюжеты и переписывают статьи, когда журналисты не хотят делать написанное в инструкциях или притворяются, будто не понимают, чего от них хотят. И в конце специально обученные люди мониторят, что там выдали в эфир и понаписывали, и если какие-то акценты не вписываются в желаемые, то другие специально обученные люди «прессуют» владельцев и руководителей СМИ.

Вот это и есть «контроль». И по-другому не бывает. Так это работало в гебельсовской Германии. Так это работает в современной России. Так это было и в Украине позднего Кучмы и Януковича.

Вряд ли кто-то из тех, кто побивается относительно бардака в украинском информпространстве, действительно хотел бы

иметь такой «контроль» и такие СМИ. Большинство точно не хотели бы.

Так что же, у демократического государства нет никаких рычагов отстаивать национальные интересы в информпространстве? Рычаги такие есть, но они не действуют так прямо, как непосредственные указания. Эти рычаги включают: систему предоставления информации о работе органов власти — пресс-службы, сайты госструктур, личные выступления и заявления чиновников, пресс-конференции; государственные СМИ; создание событий — визиты, заседания, принятие решений в разных областях; прямую рекламу — видеоролики, биллборды; государственное финансирование художественных событий и культурного продукта, как кино или книги, например; определение приоритетов в системе образования и утверждения учебников; развитие и лицензирование доступа к инфраструктуре для вещания и распространения медиа — телебашни, кабельные сети, почта, интернет и тому подобное. Это практически и все. Никакой магии.

В демократической стране госчиновники что-то там наговорили и сделали, но уже сами руководители масс-медиа и журналисты решают, о чем из этого рассказать публике и какие оценки, позитивные или негативные, дать этой работе. И уже от совести и профессиональной честности работников СМИ зависит, выливать на головы граждан кучи дерьма или давать все — и хорошее, и плохое — в балансе.

Правда, в Украине ситуация более витиеватая, потому что имеем микс этих двух вышеописанных подходов. Одна часть масс-медиа и журналистов в Украине действительно работает по своему усмотрению — сами обращают или не обращают внимание на какие-то события и оценивают их, насколько хватает собственного понимания. Иногда этого понимания хватает лишь на глуповатые запуски квадрокоптеров под военными складами. Что поделаешь, человеческий идиотизм неизлечим. Если бы все только этим ограничивалось, то информационная ситуация была бы вполне вменяемой.

Но есть целый ряд СМИ и отдельных работников СМИ, которые получают те самые инструкции, о которых шла речь в первой части поста, но не от украинских органов власти, а от специально обученных людей из системы пропаганды Российской Федерации. Очевидно, что никто бы эти инструкции не выполнял, если бы вместе с инструкциями не приходили к их исполнителям большие деньги. И вот здесь предлагаю вам самим поразмышлять, что же более эффективно дает телекартинку в прямом столкновении двух систем -информирование и попытка мягкими способам убедить журналистов или прямая инструкция показать и написать что-то определенное в определенное время за большие деньги?

В такой ситуации, когда со стороны противника действует система прямого влияния, ограничиться только обычными методами информирования и убеждения — значит, проигрывать психологическую войну и ставить под угрозу существование собственной страны. Два года войны всевозможные международные организации и иностранные правительства убеждали Украину, что ей не нужно прибегать к прямому ограничению работы российской машины пропаганды — только информировать, только говорить правду. Миру нужно было столкнуться с влиянием РФ на выборы в США и во Франции, с информационными атаками на Германию и Нидерланды, чтобы осознать масштаб угрозы и начать менять собственные способы реагирования. Но, одинако, даже перед лицом угрозы демократическая страна не может переходить к тому, чтобы раздавать прямые указания масс-медиа. Этого не должны допускать ни сами журналисты, ни граждане.

Но Украина может защищать свое информационное пространство от элементов пропагандистской машины РФ — ограничивать трансляцию российских каналов, показ российских программ и фильмов, печатной продукции. И, очень существенно, ограничивать возможность доступа СМИ финансируемым из РФ к собственной инфраструктуре вещания. Собственно, это и делает украинская власть, — где-то быстрее, а где-то медленнее преодолевая сопротивление тех, кто получает выгоду от российской системы пропаганды. Очевидно, что убеждать их прекратить добровольно свою деятельность, это что-то наподобие агитировать пчел против меда. Поэтому такая шумиха стоит в информпространстве, когда прекращают вещание в Украине очередного пророссийского СМИ.

А саме главное и самое сложное для успешной защиты от пропагандистской машины РФ — это прекратить финансирование получателей инструкций из РФ. Это и будут самые эффективные шаги по защите национального информационного пространства — выявить и ликвидировать каналы финансирования из РФ украинских СМИ и журналистов. А вся шумиха вокруг установления телебашен, расширения вещания на оккупированные территории или большего проговаривания правды — лишь информационный шум, который отвлекает от главных проблем.