ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО «НЕВОЛЯ»
Свобода. Что это такое? Как часто мы с вами задумываемся над этим? Нужна ли она нам вообще? В Украине нет ни цензуры, ни швондеров в погонах НКВД, но стали ли мы от этого свободнее?
У свободы как понятия есть своя история. Сократ был первым вольнодумцем, жизнью заплатившим за право свободно мыслить. Платон дал нам тот стиль мышления, с которым только и возможно создание свободного общества. Со времен Перикла требования свободы слова и социальной терпимости стали обязательными для высокой цивилизации. Спустя ещё пятьсот лет следующий важный шаг сделали ученики Иисуса — да и кем были первые христианские общины, открыто не признававшие божественную суть императора, как не «негосударственными», как мы сказали бы сейчас, организациями? В борьбе за право создавать такие организации сложил свою голову апостол Павел. И наконец, третий этап в развитии свободы начался с того момента, когда с эшафота покатилась окровавленная голова Карла Первого. Восторжествовала концепция государства как «общественного договора», права граждан не только просить, но и требовать от державы защиты своих интересов. Возникла новая свобода — создавать так называемые «юридические лица», эти государства в государстве, которые могут иметь свои уставы, флаги и гимны. «С тех пор история свободы есть история непрерывных уступок Государства совместным действиям людей» (А.Уайтхед). Идеал свободы овладел Европой, породив Французскую революцию и Соединенные Штаты. Но уже в середине XIX века некоторое опьянение либерализмом прошло. Увы, но он не решил серьезных экономических проблем, напротив, породил повсеместную нищету фабричных рабочих, создав нечто вроде нового рабства. Реакция последовала незамедлительно — «Капитал» Маркса с его идеей ликвидации эксплуататоров и частной собственности вообще. Впервые стали заметны некоторые опасные последствия свободы, по крайней мере, в экономической сфере. Стало ясно, что нельзя освободить человека больше, чем он свободен в себе самом. До возникновения понятия «несвобода» оставался лишь один шаг, который был пройден менее чем за столетие. «Из головы буржуя вышел тихий пар…» — писал Андрей Платонов. Начавшись как грандиозное «испускание паров» возмущенными аграриями, русско-немецкое бунтарство обернулось тоталитарными машинами, где добровольно отупевшие массы нежатся в лоне «матрицы», шлангами подключенные к её заботливому чреву. Как неожиданно выяснилось, в душе обывателя гнездятся не только мечты о свободе, но и о чем-то абсолютно противоположном. «Воля к несвободе» стала пищей для проницательнейших умов эпохи: на эту тему мыслили Фромм и Поппер, Адорно и Хоркхаймер, Замятин и Оруэлл. И все же, несмотря на все зигзаги и колебания, история Западной Европы есть отчетливое движение от традиционализма к либерализму, путь к свободе: свободе слова, организаций, совместных действий людей.
А вот уже и наше с вами время. Украина, майдан Незалежности, палатки и портрет убитого журналиста. Почему в Чехии борьба за свободу слова стала народным праздником, а у нас — политическим скандалом с неясным исходом? Для нас, жителей Приднепровья, это вопрос в самое сердце.
Исторически сложилось так, что Украина оказалась на границе двух культур: западной, католической, и восточно-византийской. Что принесла нам Византия? Очень просто — «принцип мандалы», что лежал в глубинах души архаического человека: «божественный» князь, президент, градоначальник и земная, подчиненная, ни за что не отвечающая периферия. Политическая власть, финансы, торговля, ресурсы — всё сосредоточено в руках «персоны №1», и даже его подданные (граждане), бедны они или богаты, — всего лишь собственность в руках Непогрешимого. О какой свободе тут может идти речь? Свобода слова — она не нужна, ибо подрывает веру в Единственного, свобода предпринимательства — тоже.
В последние годы парламент внес некоторое разнообразие в эту схему — но не более. На протяжении всей тысячелетней истории Украины-Руси так было всегда: так называемое «вече» в княжеской Руси было органом скорее совещательным, и лишь во времена УНР Центральная Рада пыталась что-то изменить, но и ей катастрофически не хватало харизматического лидера. Слишком узок оказался выбор лучших: Грушевский был слишком стар, Винниченко вовсе не был политиком, Петлюра был журналистом. Наш тайный любимец батька Махно был военным гением — но не более. Слишком слабым оказалось «избранное меньшинство», т.е. те люди, которые и должны воплощать в себе идеалы свободы.
«Свобода не бывает «вообще», она конкретна и относительна», — утверждали марксисты-ленинисты (см. «Философский словарь»). И опять-таки, история нашей страны тут ничем порадовать не может. На протяжении веков мы видим одно и то же — противоестественное отсутствие лучших, малочисленность и аморфность «избранных меньшинств», слабость и безответственность политических элит. «Слабой стороной украинской культуры было то, что она опиралась на слишком незначительное верхнее меньшинство населения» (М.Грушевский). Конечно, у этого были и объективные причины: ассимиляция с татарами, вторжения кочевников, алчность или бездарность правителей. И всё же единая связующая нить не должна от нас ускользнуть — мы всегда были страной сельской, патриархальной, живущей по законам циклического времени — от сева до урожая, не желающей участвовать в исторических пертурбациях и хотевшей не завоеваний, а тишины и покоя, «злагоды». Всё это дало повод Драгоманову говорить об украинцах как о типично «неисторической», «плебейской» нации. Даже в XX веке, перед революцией, украинское население было на 90% сельским. По переписи 1897 года людей с высшим и средним образованием насчитывалось 0,3% населения (включая священников!) — грустный итог девятивековой истории… После революции положение ещё более ухудшилось — почти вся интеллигенция была вырезана Сталиным; насильственная коллективизация, голодомор, раскулачивание, война, депортации нанесли генофонду такой урон, оценить который вовсе невозможно. ГУЛАГ, а позже «психушки» довершили начатое. Даже сама память о том, что есть некий тип старого интеллигента, носителя городской культуры, представлений о правах личности и идеалах свободы, — была уничтожена. Страх перед грозным Отцом стал необходимостью, конформизм — привычкой, воля к свободе — забытой. И если в западном мире воля к свободе через экономическую независимость была движущей силой истории, то в Украине эта воля всегда наталкивалась на острое неприятие со стороны подавляющей части общества: идея «злагоды», идиллии крестьянской общины, архетипы цикличности и справедливого Отца стояли непоколебимо. Христианские ценности, эсхатологическая «стрела времени» в душу народную не вошли, да и зачем христианство человеку, считающему, что «ничего не меняется», «новые придут — ещё хуже будет», живет, меряя время дойками коровы!
Патриархальность пустила в сознание куда более глубокие корни и находит проявления куда более неожиданные, чем можно представить. Забавно, но два героя нынешнего политического противостояния — Соцпартия и НДП — построены именно на этом принципе. Неудивительно, что новые партии, которые, казалось бы, должны были вобрать в себя всю невысказанную волю к новизне — не находят поддержки. «Всякая новизна — от диявола». Наша провинциальность проявляется в безволии и нерешительности политических лидеров. Разумеется, воля к власти у них присутствует, но это не воля к деяниям, а, скорее, стремление к большей безопасности. О, как восхитительно округлы, как изысканно женоподобны делаются они к своим 50 годам! Потому и не идут у нас реформы — ведь никто не хочет никого обидеть. Потому треть парламента не ходит на заседания — они и сами не знают, зачем они нужны, эти народные избранники. Не способен нерешительный и насквозь проникнутый духом селянства Мороз на такую поистине дьявольскую «операцию» с кассетами. Ведь для этого нужно проявить макиавеллевскую изощренность в изготовлении фальшивок, проявить актерские качества, изображая оскорбленную невинность, и главное — готовность идти на риск. Да и уроженец села Чайкино, иронией судьбы оказавшийся на вершине власти, вряд ли способен отдать приказ об уничтожении оппозиционного журналиста. А парень из села Хоруживка, почему-то прослывший «реформатором», вряд ли способен проявить те качества, которыми прославился Столыпин, — он просто иначе воспитан.
Стоя на холодном ветру возле кучки палаток, разбитых на камнях, понимаешь печальную истину: наши женщины — это женщины, но наши мужчины — это феллахи, мужики, травести типа Верки Сердючки. Мы — трусливые адамы, несмотря на все уговоры Евы, так и не отважившиеся вкусить яблоко познания, яблоко свободы, так и не осмелившиеся выйти из Эдема. И удел наш — телевизор и водка, да диванный скулеж. Обывателю — свобода не нужна. Был бы хлев потеплее да кнут понежнее…
