Прямая речь

Конечно, вряд ли концерт Musica Liberat, который, напомним, состоялся в Страсбурге во вторник, 5 июля, и собрал на одной сцене известных исполнителей современной классической музыки, повлечет освобождение Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Впрочем, мы склонны считать, что его ключевое значение все же не в этом, а, прежде всего, в распространении атмосферы, гуманистического ареала. Что ни говорите, а концерт привлек внимание к явлению несвободы и еще к более страшному явлению — привычке к несвободе. А то, что действо транслировалось в телеэфире, удвоило его ценность. Потому что когда же еще и при каких обстоятельствах в украинские дома попадут Арво Пярт, Гидон Кремер, Роман Кофман, Анатолий Кочерга..?

Подобные акции, которые благодаря телевидению становятся известными широкой общественности, — большая редкость. Почему? По различным причинам. В известной степени это, по-видимому, связано с тем, что творческие люди преимущественно дистанцируются от общественно-политических процессов.

Что же двигало теми выдающимися музыкантами, которые все же дали согласие участвовать в концерте Musica Liberat? Прежде всего «День» поинтересовался точкой зрения украинских музыкантов. Нам удалось связаться с выдающимся дирижером Романом Кофманом, а в последний момент — со всемирно известным басом Анатолием Кочергой.

— Творческие люди часто предпочитают дистанцироваться от политики. Почему вы решили принять участие в концерте Musica Liberat, ведь он тоже в некотором понимании является своеобразной политической акцией?

— Я и сейчас полагаю, что люди искусства не должны ни вмешиваться в политику, ни сами заниматься ею. Все известные мне походы людей искусства в политику заканчивались неудачей.

И упомянутая вами акция — а на самом деле это был концерт, — и мое в нем участие к политике не имеют никакого отношения. Потому что все правительства, в том числе и российское, и американское, и английское, и китайское, утверждают, что суды в их странах совершенно независимы и судят только по законам юстиции, а к властям не имеют ни малейшего отношения. Возможно, они и правы. В этом случае они не должны обижаться и принимать на свой счет проявление жалости к осужденным. Обижаясь, власти невольно признаются в сопричастности к судопроизводству.

— Организаторы заявляли, что их цель — освобождение Ходорковского и Лебедева. Но сложилось впечатление, что этот концерт противостоит значительно более глобальным вещам — разрушению общечеловеческой системы ценностей...

— К сожалению, я не знаком с заявлениями организаторов. И еще к большему сожалению, я не думаю, что общечеловеческие ценности еще можно спасти.

Я имел дело с людьми, которые составляли непосредственно программу концерта.

Кроме того, в этом концерте была благотворительная цель — собрать средства в помощь лицею для обездоленных детей, который содержат родители Ходорковского. Думаю, что уже одной этой цели было бы достаточно для участия в концерте.

— Стало быть, для вас это прежде всего возможность принять участие в благотворительности?

— Не только. В России, как ни в какой другой стране, испокон века существовала традиция сострадания осужденным. Мы все знаем историю о том, как к Владимирскому тракту, по которому вели заключенных в кандалах, люди выносили хлеб, осеняли шедших крестом, выражали им сочувствие — пусть даже зная при этом, что эти арестанты осуждены за тяжкие преступления. Такова вековая российская традиция. И концерт в Страсбурге для меня — движение души того же рода.

Что касается Ходорковского, то детали дела мне неизвестны и неинтересны. Я знаю, что молодой толковый трудоспособный человек лишен свободы. Мне его жаль. И если кто-нибудь ему передаст, что такой-то и такой-то вложил часть своего скромного искусства в этот концерт, и если ему это облегчит хотя бы один день из тех лет, которые он должен провести в заключении, то мне этого достаточно.

Мне чужд всякий пафос, и, повторяю, я не верю, что какой-то концерт и тем более митинг может предотвратить разрушение общечеловеческих ценностей, но если человеческие души еще способны откликаться на чужую боль, значит, конец света наступит не скоро.

— Musica Liberat — это было, конечно, знаменательное событие и в музыкальной жизни, и в культурной, но не только. Достаточно часто творческие люди, которые, так сказать, имеют дело с высшими сферами, отдают преимущество тому, чтобы дистанцироваться от общественно-политических реалий и процессов. По каким соображениям лично вы приняли участие в этом концерте?

— Прежде всего, из-за того, что меня в Украине, а особенно в моем родном Киеве, забыли навсегда. Не знаю, заполитизировано ли это, спланировано ли, скорее всего, и то, и другое. Мне предложили принять участие в таком концерте, в такой компании, что только безумный человек мог отказать себе в удовольствии выступить в концерте с таким составом. К тому же, в Страсбурге, рядом с Европейским Судом по правам человека, еще и в честь таких знаменательных людей. Я считаю, что в тюрьмах должны сидеть бандиты, а не люди, которые оказывали реальную помощь, в том числе финансовую, своему государству, и из-за каких-то политических мотивов других амбициозных людей сели за решетку. За что они сидят? Еще и такой срок. Что-то подобное сейчас происходит и в Украине, на Печерске. Я слышал об этом. Я никогда не был ни в каких оппозициях, ни в каких фронтах не принимал участия, но в таких знаменательных датах и ситуациях мой голос молчать не может.

— Анатолий Иванович, у нас создалось впечатление, что этот концерт был не только в поддержку Ходорковского и Лебедева, то есть конкретных людей, а скорее стал на защиту каких-то глобальных вещей, общечеловеческих ценностей. Вы это тоже почувствовали?

— В ответ я могу просто зачитать афишу концерта «Музыка свободы». «Это благотворительный концерт в защиту прав человека в России, все средства, собранные во время концерта, пойдут на потребности лицея «Подмосковный». Вот участники концерта: Роман Кофман, Марта Аргерих, Евгений Кисин, Гидон Кремер, «Камерата-Балтика», Миша Майский, лауреат Нобелевской премии мира, профессор Эли Визель, бывший президент Литвы Витаутас Ландсбергис. Разве эти имена не говорят сами за себя? Я вам назвал фамилии, от которых мало не покажется, как говорят. Но это немногих волнует и интересует в моем родном Киеве.

— Если говорить о высоком искусстве и о постсоветском пространстве, в рамках которого мы очень часто видим проявления того, что социологи и политологи называют сталинизмом, то может ли высокое искусство каким-то образом влиять на эту досадную ситуацию?

— Оно может волновать и задевать за душу людей действительно глубоко культурных и интеллигентных. В это я свято верю. Я говорю это не для пафоса, а потому, что убежден: классика всегда лечила людей и в госпиталях, и во времена политических репрессий, и в мирные времена. Именно на этой музыке нужно воспитывать грядущие поколения. Собственно, это единственное, что может воспитать в человеке сдержанность, совесть, душу. Я в это верю. Кстати, в ноябре я буду в Киеве, на фестивале «Сходи до неба». Именно потому, что считаю: людям необходимо такое искусство. Действительно, такие слова, такая музыка, которая звучала в тот вечер со сцены от таких людей, способна спасти души, спасти нашу культуру и нашу страну. Ведь наша страна — это не только чубы, шаровары и электрогитары.

— Вы, наверное, общались со зрителями и слушателями после концерта. Какие у них были впечатления?

— Это было что-то невероятное. Весь зал выходил благодарить. Я такого не ожидал. Кстати, как раз в тот вечер в Страсбурге было заседание парламента. Оно продолжалось до 18.00, а концерт начался в 20.30. Но, к сожалению, ни одного украинца, принимавшего участие в том заседании, на концерте не было.

Один из классических музыкантов, принимающих участие в концерте «Музыка Свободы» — пианист Евгений Кисин, рассказал «Радио «Свобода»:

— Принять участие в концерте меня попросила Елена Дорден-Смит. Я, конечно же, согласился, от таких просьб не отказываются. Я, как и все другие участники этого концерта — Гидон Кремер и его оркестр, Марта Аргерих, Миша Майский, Анатолий Кочерга, Роман Кофман — стал искать свободные даты в наших общих расписаниях. И к счастью, мы нашли эту дату.

— Этот концерт может как-то повлиять на судьбу Михаила Ходорковского и других людей, в поддержку которых вы выступаете?

— Очень на это надеюсь, потому и принимаю участие. Конечно, одного концерта для этого не достаточно. Но главная цель нашего концерта — привлечь внимание как можно большего числа людей к судьбе Ходорковского и Лебедева. Как европейских политиков, так и простых граждан. Надеемся, что наша акция будет первой из многих такого рода. Чем больше их будет, тем выше шансы на то, что они смогут повлиять на судьбу несправедливо осужденных.

— Почему Ходорковский сидит в тюрьме? Вам это понятно?

— Для людей моего круга этот вопрос всегда был ясен. Мы знаем, что в России из всех многочисленных олигархов преследуют только тех, кто пытался противостоять властям. Если во время первого процесса некоторые здравомыслящие люди полагали, что могла быть какая-то правда в обвинениях в мошенничестве и уклонении от уплаты налогов, то, по-моему, абсурдность обвинения повторного — в хищении миллионов тонн нефти у самих себя, очевидна любому здравомыслящему человеку.

— Одна из причин, по которой концерт проводится в Страсбурге, как объясняют его организаторы, то, что этот город является своего рода европейским центром борьбы за права человека. Однако не было ли у вас и у других участников концерта идеи провести такой концерт в России — в Москве или Петербурге?

— Это уже вопрос не ко мне, а к тем, кто живет в России. Я не знаю, проходят ли в России мероприятия подобного рода, потому не могу судить — возможны ли они. Но вы правы: выбор места для нашего концерта был связан именно с тем, что в Страсбурге находится Европейский суд, где в настоящее время рассматривается дело Ходорковского и Лебедева.

— Почему остановились именно на тех номерах, которые представлены в концерте?

— Этот выбор репертуара — чисто музыкальный. Я всегда основываюсь лишь на том, что лучше будет звучать в данной ситуации, в данной программе. Поэтому играю второе скерцо Шопена. Затем с Мартой Аргерих — вариации Лютославского на тему Паганини для двух фортепиано, а потом с Мишей Майским — третью часть виолончельной сонаты Рахманинова.

— Музыка способна передавать общественные, политические настроения?

— Безусловно. Именно такой является музыка Шостаковича, многие его произведения. Сейчас это ни для кого не является секретом. Арво Пярт посвятил свою последнюю симфонию Ходорковскому. И, более того, насколько я знаю, даже написал ее специально в честь него.

— Насколько известно, в программе концерта и фортепианное трио Шостаковича. А вам вообще близка такая политически окрашенная музыка?

— Эта идея мне, безусловно, близка. Все зависит от конкретного произведения. Мое отношение к музыке, как к таковой, всегда определяется только ее качеством.

— А если бы вам предложили сыграть для одного Михаила Ходорковского все, что угодно из вашего репертуара, что бы выбрали?

— У меня нет таких ассоциаций. Я бы спросил у него, что он хочет послушать.