УКРАИНСКИЙ ЭКСКЛЮЗИВ

— Что такое политический успех и как его можно измерять?

— Вообще о политическом успехе никто из социологов еще не писал. Писали о победителях и побежденных на выборах, о политиках, добившихся результата и о тех, кто результата не достиг, — но в целом это понятие еще никто не исследовал. И не случайно, ведь политический успех — категория весьма противоречивая, и примеров того, как конкретный политик неоднократно побеждает на выборах, назначается на высшие должности, а потом входит в историю как предельный неудачник, на самом деле много. Они свидетельствуют о том, что в самой политике существует очень много критериев оценки. Если вы поставите вопрос, является ли успехом того или иного политика победа, то вряд ли кто это будет отрицать, но если вы эту проблему рассмотрите в общем контексте всех результатов его деятельности, то вполне может оказаться, что эта победа занимает очень незначительное место, а главным критерием становятся соответствие его деятельности тем целям, которые он перед собой ставит, его способность выполнять данные народу обязательства, способность улучшать ситуацию в стране и улучшать ее имидж в мире.

Поэтому интегральная, обобщенная оценка политического успеха сработала бы и как оценка со стороны общественности в самом широком смысле. Но общественность — это категория также довольно сложная, и наиболее простой способ ее понять — опрос общественного мнения. Однако дело в том, что общественное мнение далеко не всегда может быть очищенным от эмоциональных оценок. Если политик был очень успешным на протяжении многих лет, а потом поспособствовал принятию непопулярного решения, может случиться, что общественное мнение выставит ему совсем незаслуженную оценку. И это при том, что это решение спустя несколько лет может оказаться определяющим для изменения ситуации в стране к лучшему и для общественного прогресса. Поэтому, чтобы получить очищенную от эмоций оценку, для исследования необходимо выбирать людей компетентных, и такими являются те, кто профессионально анализирует политические биографии, карьеры, кто следит за политическими событиями, взаимоотношениями субъектов политического процесса. Я считаю, что такими людьми являются политические журналисты и публицисты, а также те представители политической науки, которые профессионально этим занимаются. Они и стали нашими экспертами.

С их помощью мы прибегли к измерению актуального и потенциального политического успеха. Мы пошли по такому пути: сначала отбирали из политических биографий лидеров конкретные события, которые большинством экспертов рассматривались как важнейшие и наиболее значимые. Их, собственно, и нужно было оценить как главные успехи или провалы. Эта шкала предлагалась уже другой группе экспертов — оценка политического успеха давалась уже относительно конкретных событий. И основным определяющим критерием успеха фактически стало соотношение конкретных достижений и неудач в политической биографии лидера. Если в ней преобладал удельный вес достижений, политик признавался вполне успешным. Если превалировали неудачи — перед нами политик-неудачник. Этот баланс у политиков оказался различным.

— Что еще показали полученные результаты?

— Хотел бы отметить низкую оценку высших должностных лиц государства, которые, казалось бы, делали вполне успешную политическую карьеру. Это означает, что эксперты, выбирая критерии политического успеха, исходят не так из побед на выборах и назначений на должности, как из соответствия деятельности политических лидеров тем высоким требованиям, которые относятся к высоким государственным должностным лицам.

Кстати, мы включили в список политиков, которые были очень популярны в прошлом, еще в начале построения независимого государства. И результат их нулевых оценок — это итог их выпадения из политической жизни, подтверждение того, что «просроченный» капитал для политика будет значить очень мало, если его не наращивать постоянной активной деятельностью. Оказывается, если человек, находясь в активном еще возрасте, сознательно выводит себя за рамки активной политической жизни, его бывшие заслуги также обесцениваются и теряют вес.

Что же касается успеха в будущем, то наиболее перспективными эксперты считают именно тех политиков, у которых зафиксирована наиболее тесная связь между оценками достигнутых результатов и возможностями — В. Медведчука, В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Кинаха, С. Тигипко. Наименее перспективными оказались «ветераны политической сцены» — В. Гринев, В. Яворивский, П. Лазаренко, А. Ткаченко, Г. Удовенко, Л. Лукьяненко. К последней группе принадлежат также Л. Кравчук и Л. Кучма.

Для измерения реализованности политиков мы предлагали оценивать то, чего они уже достигли, и то, чего еще могли достичь. Когда бывшие достижения становятся доминантой деятельности политика, это означает, что у него высокий коэффициент политической реализованности. И наоборот, если от политика ожидают глобальных сдвигов в будущем, но до сих пор он еще мало достиг, тогда будто бы он имеет перспективу. На самом деле плохи оба резона. Ведь только сбалансированная оценка, адекватная конкретному этапу вхождения в политику определенной личности, может иметь значение. Я считаю, главным критерием здесь выступает сбалансированность. Перспектива для зрелого политика должна составлять приблизительно 50:50.

Буквально все известные политики Украины оценены экспертами как лидеры, которые в основном реализовали свой потенциал политического успеха.

Собственно, это значит, что достижения прошлого оценивается выше, нежели перспективы. Даже у наиболее перспективных политических лидеров показатель политической реализованности превышает 50%. Такой результат свидетельствует, что от современных политических лидеров эксперты не ждут «бурных взлетов». Очевидно, поиск новых перспективных лидеров остается весьма актуальной задачей для Украины. Вместе с тем политическая реализованность В. Ющенко, В. Медведчука, В. Литвина, Ю. Тимошенко, С. Тигипко не выходит за пределы 60%. Наиболее неоднородным оказалось мнение экспертов в отношении политической реализованности П. Лазаренко. Наверно, какая-то часть экспертов и до сих пор считает, что у него есть политическое будущее.

— Не противоречат ли порой в пространственно-временной перспективе современность политика и его своевременность как олицетворение общественной потребности в лидере? Каким образом это противоречие отражается на оценке политического успеха политика?

— Феномен своевременности появления конкретного политического лидера на политической сцене интересен, и для экспертов это также было проблемой. Если своевременность политика определяется, прежде всего, уровнем воплощения определенных ожиданий, то чем более неотложны они, тем более обременяют репутацию лидера: сконцентрировав в себе эти ожидания и победив, он становится «могилой несбывшихся ожиданий». И путь от центра надежд и от выразителя интересов людей до этой «могилы обреченных надежд» может быть очень короток. Это нужно учитывать.

Например, Владимир Щербицкий получил одну из высших оценок общего карьерно-биографического успеха. Хотя провалов эксперты насчитали достаточно — Чернобыльская катастрофа, преследование инакомыслящих, неспособность отстоять политические интересы Украины перед союзным руководством и тому подобное. Кстати, если у наших экспертов и был политический «уклон», то, скорее всего, в «правую» сторону. Почему же тогда они в конце концов дали позитивную интегрированную оценку его деятельности? На мой взгляд, это связано со стабильностью ситуации в Украине во времена его правления, когда сохранялась определенная устойчивость положения основных социальных слоев, — и эти нереализованные потребности людей в стабильности сегодня будто бы персонифицировались отчасти и в этой личности. Нынче подобное происходит и в России с оценкой Брежнева, которого еще недавно рассматривали исключительно как комичную фигуру, совсем не адекватную ни времени, ни ситуации в стране, а впоследствии стали признавать даже гарантом стабильности. И эксперты также не свободны от подобных представлений.

В конце концов, политический успех оценивается с точки зрения того, сумел ли политик создать в стране такую ситуацию, которую положительно восприняло большинство населения. Как раз поэтому, я считаю, Щербицкий из олицетворения «мертвой эпохи» превратился в воплощение «стабильной».

Леонид Кучма, напротив, во время своей первой победы сумел воплотить ожидания значительной части населения, рассчитывавшего, что нагроможденные в обществе проблемы (коррупция, гиперинфляция, страх перед этническими конфликтами и преследованиями, связанными с родным языком и тому подобное) решит именно он. На Кучму рассчитывали как на стабилизирующую силу. Но этой надеждe не суждено было сбыться. Тогда чем объяснить его вторую победу на выборах? И почему его победы не «перековываются» в образ успешного политика?

По моему мнению, это связано с ситуацией, сложившейся вокруг последних президентских выборов. Была остаточная надежда на то, что накопленный за четыре года опыт поможет главе государства избежать досадных ошибок, которые он допускал раньше: мол, нужно дать возможность Кучме себя проявить, ведь он президентом уже был, может, чего не успел, но ему в целом виднее... К тому же, люди не видели на политических горизонтах другого политика, «обремененного» подобным опытом...

Есть и еще один момент — коммунистическая угроза, угроза «реставрации», которая уже очень многих устраивать не может, потому что у них появился частный интерес, противоречащий коммунистической идее. (И приватизация в стране уже была так-сяк проведена, и все эти модерновые мероприятия способствовали мировоззренческому развитию активных людей, а их роль в распространении и тиражировании политических ожиданий и интересов очень велика). Поэтому за Леонида Кучму и голосовали — чтобы избежать «большего зла»...

Однако «кассетный скандал», несомненно, причинил большой вред. Если бы его не было, суммарная интегральная оценка политической деятельности Леонида Кучмы, я допускаю, была бы иной...

И еще интересен вопрос об эмоциональном восприятии массовым сознанием личности политика. Существует определенная корреляция между будущим, перспективностью политика и его актуальной оценкой. Очень интересно это отражается в сознании экспертов. Оценивая актуальность политика, люди поневоле рассматривают его под таким ракурсом: а можно ли от него еще чего-то ждать? И это ожидание накладывается на общую интегральную актуальную оценку. Поэтому нынешний Президент уже и сознательно и подсознательно рассматривается как «неперспективный» политик. То есть если Леонида Кучму рассматривать исключительно как историческую фигуру, возможно, оценка его была бы выше, однако он — действующий политик и эффективность его правления не так уж и высока, — и именно это рикошетом бьет по общей оценке его политического успеха. От Щербицкого, скажем, уже ничего не ждут... Если бы он сегодня был на месте Президента, его оценки не были бы слишком высокими, поскольку его опять же рассматривали бы как политика бесперспективного. Такие же оценки и Вячеслава Чорновила — достаточно высокие. Хотя еще два-три года назад, когда начал раскалываться Рух, оценки его бывшего лидера выглядели бы, я считаю, иначе. На мой взгляд, и к Леониду Кучме отношение со временем будет меняться — когда груз бесперспективности «снимется» с его политической биографии, его общий политический успех, вполне возможно, будет определяться более высокими показателями.

Итак, иногда своевременность прихода политика к власти оказывается для него же самого худшим случаем, нежели несвоевременность и неожиданность. Ведь, воплотив определенные ожидания людей, в дальнейшем политик часто только разочаровывает их, превращаясь из олицетворения надежды в олицетворение разочарования.

— Какова роль харизмы в достижении политического успеха?

— Журналисты иногда сетуют, что наше население в выборе политических лидеров пришло к мировоззренческому парадоксу: с одной стороны, ему нужен некий «середнячок», «тихий троечник», с личностью которого не связаны ни большие надежды, ни, соответственно, обидные разочарования; с другого — «харизматик» наподобие мессии, единая патернальная фигура, которая должна спасти весь мир и каждого в нем. На самом деле эта категория харизматиков вообще недостаточно изучена. А самым простым образом феномен харизмы описывается так: благодаря каким личностным качествам человек может нравиться, вести за собой большие массы людей, производить впечатление, заставлять их делать даже то, что порой противоречит их собственным интересам. Но в действительности опыт постсоветских государств свидетельствует о том, что популярность в массах получают люди, способные противопоставить себя действующей власти, то есть высказать накопленную неудовлетворенность широких масс. И эта неудовлетворенность якобы становится его, лидера, массовой персонификацией. В определенные времена, в 90-х годах, власть не критиковал разве что ленивый, что в Украине, что в остальных постсоветских государствах, — так где здесь находить проявления харизмы? Одни противостоят общественному строю рассудительно, умеренно, а другие, те же харизматики — безоглядно, то есть они способны представлять массовую неудовлетворенность в форме самоотречения, как будто для этого политика преодоления современного ему режима — самое важное в мире. Он готов пойти на любые жертвы, чтобы доказать, что он не рядовой госслужащий, а живое олицетворение народного гнева. Такие люди в такие времена и становятся политическими кумирами.

— Разве может выступать залогом своевременности и продолжительности политической деятельности сам факт принадлежности лидера к оппозиции?

— Что касается оппозиции и ее шансов на политический успех. Чем хуже ситуация в обществе, тем больше у оппозиции шансов получить позитивную оценку. И это подтверждают наши опросы, проведенные до выборов. Вполне понятно, что лидеры оппозиции, подвергающие сокрушительной критике власть, имеют больше шансов получить более высокую оценку, нежели лидеры действующей власти. Но следует учитывать и то, что у действующей власти также есть свои рычаги влияния на интегральную оценку политического успеха. Интересно, что оценка политического успеха Анатолия Кинаха как премьер-министра была смещена в позитивную сторону и даже не слишком отличалась от оценок наиболее успешных лидеров оппозиции. И именно из- за того, что оппозиционные лидеры не убедили общество в своей способности к конструктивным действиям. А на оценке Кинаха отразилась определенная экономическая стабилизация и личная уравновешенность. Поэтому нельзя утверждать, будто власть всегда находится в явно проигрышном положении относительно оппозиции. Ведь общественное мнение и его наиболее компетентные выразители не пользуются никакими абсолютными критериями, некими критериями воплощения абсолютного добра и зла. Для них вообще подобные критерии не существуют. И в этом смысле власть и оппозиция, мне кажется, находятся в состоянии сообщающихся сосудов. Если в какой-то момент оценка оппозиции повышается, это наверняка связано со снижением оценок власти. И, по- видимому, в идеале должно было бы происходить какое-то определенное выравнивание этих оценок. То есть, если оценка политического успеха власти слишком высока, она может просто перестать считаться и с общественным мнением, и с оппозицией как со способом выражения общественного мнения. Поэтому неслучайно высшая политическая оценка власти характерна для тоталитарных обществ, где постоянно возвеличиваются успехи вождя. И ситуация, когда стремительно растет представление об успехе оппозиции, также не является для общества благоприятной. И именно равновесие, баланс в оценках политического успеха власти и оппозиции становятся вероятным критерием нормальной, стабильной, устойчивой политической ситуации в обществе.

— Отличаются ли критерии политического успеха, применяемые политиками и общественностью?

— То, что у политиков и у общественности вообще разные представления о политическом успехе и его критериях — правда. Политикам известна настоящая цена каждой победы. И в этом смысле они значительно более ситуативные, аналитические относительно своих политических шагов, нежели электорат, — ведь для них каждая должность и каждое политическое решение имеет проявление в конкретных суммах, которые просто улучшают их имущественное положение. Из-за этого, разумеется, у населения и его политической верхушки критерии оценки политического успеха разные, только подавляющее большинство людей об этом не догадывается. Поэтому именно политические аналитики, люди, наиболее информированные о цене всех этих «побед» и «поражений», и дают политикам достоверную интегральную оценку. Итак, политики оценивают свой успех по собственным, «ведомственным», критериям, массы — по другим, а есть еще, как Лермонтов говорил, «Божий суд»... Конечно, Божий суд — это вопрос довольно темный. Поэтому на земле ближе все-таки к суду общественному. Поэтому я считаю, что третейским судом здесь выступит та когорта политических аналитиков, которые могут наиболее беспристрастно интегрировать оценки, — а в перспективе к ним присоединятся еще и историки.

— Сможем ли мы вообще увидеть в перспективе успешное поколение политиков?

— По формуле политической реализованности, к сожалению, все наши политики, и властные, и оппозиционные, и старые, и новые, — в различной степени, но все же — скорее всего реализованные, нежели перспективные. Это свидетельствует об ожидании прихода нового поколения политиков. Однако это совсем не означает, что это поколение сразу же получит все авансы и бессрочный кредит доверия. И надежды, связанные с реальной властью, еще до сих пор не исчерпаны. Однако это тревожный сигнал для существующей политической элиты, — власть мало внимания уделяет собственной перспективе и перспективе страны. Для этого и нужны оценки политического успеха, на основании которых видно, например, что оппозиция стремительно набирает вес и обороты, — а это уже критерий того, что в стране растет политическая нестабильность, есть угроза политической конфронтации, «вакуума власти». Еще хорошо, когда это положение складывается до выборов, — тогда популярная оппозиция может перехватить власть. А если «вакуум власти» создается в стране сразу же после выборов? Тогда можно ожидать потрясений.

К счастью, в Украине этого разрыва между оценками власти и оппозиции нет, то есть наблюдается определенный баланс.

— Какие наиболее весомые факторы политического успеха вы определили?

— Доктор социологических наук Н.В. Панина исследовала общую структуру факторов политического успеха. Она определяет политический успех как рост популярности и влиятельности политика вследствие реальных достижений в его работе, обеспечивающих прежде всего рост уровня и качества жизни людей — «обитателей его политического ареала». Победа на выборах — это только ступенька к следующим достижениям на пути к реальному политическому успеху. Однако сейчас общество находится на таком этапе политического развития, что этот шаг выступает главным, а часто и единственным политическим достижением. Исследуя эту проблему, мы ознакомились с разнообразными точками зрения на проблему политического успеха в избирательной кампании, сформировавшимися у представителей разных участников электорального процесса: политиков, государственных деятелей, журналистов, аналитиков. Нас интересовала их точка зрения о факторах политического успеха в целом и, в частности, о роли социологии в избирательной кампании (как правило, на практике она сводится к выявлению и обнародованию политических рейтингов).

В число наших экспертов попали лидеры (или их ближайшие помощники) всех политических фракций парламента, государственные служащие (не ниже уровня руководителей отделов министерств), ведущие политические обозреватели, ученые (социологи и политологи). Массовые представления о факторах политического успеха исследовались по результатам общеукраинских опросов в рамках социологического мониторинга общественных изменений, который проводился Институтом социологии НАНУ (2000 — 2001 гг.). Сравнительный анализ факторов политического успеха в электоральной ситуации выявил, что как у населения, так и у экспертов сформировалось довольно однозначное представление об основных факторах, определяющих победу кандидата на выборах:

— большие административные возможности;

— большие финансовые возможности;

— широкий доступ к средствам массовой информации;

— наличие квалифицированного штаба и команды.

В реальной политической практике в Украине (которая противоречит законодательству страны) два конкурирующих фактора (административный и финансовый) сливаются в единую движущую силу политического продвижения по вертикали власти. Единство этих факторов в сознании людей позволяет сделать вывод о том, что коррумпированность сегодня является нормой политической жизни. А потому нас не должны удивлять низкие оценки, которые нам выносит мировое сообщество.

— Может ли предложенная методика обогатить мировую социологию?

— Я считаю, что измерение актуального и потенциального политического успеха — это новое направление социологических исследований. А также методика, позволяющая реализовать определенный концептуальный подход. Перспективы такого «украинского эксклюзива» я вижу в том, чтобы с его помощью получать интересные результаты, делать измерения. Еще предстоит рассмотреть, каким образом отразятся электоральные победы и поражения на общих оценках политического успеха. Но до того, чтобы этим направлением вооружить мировую социологию, еще далеко. Украина еще не вышла на рынок мировой научной информации. В области общественных наук рынок технологий уже давно захвачен и разделен. От нас ожидают разве что того, что мы будем пользоваться уже разработанными в мире технологиями и быстро их у себя будем внедрять. Просто наша страна и на рынке научных технологий не смогла приобрести определенную репутацию, свою «марку»... И собственно, не только западная социология может быть не готова воспринимать то, что идет с востока, — подобным же образом и собственное общество вполне может потерять свое «социальное время» и не овладеть достижениями современной отечественной науки...