ЕВРОПА: материализация призраков
У любого народа существует свой национальный миф. Но российский народ никогда не развивал национализм, который отмежевывал бы россиян от других славян. Анна Аренд указывает на отличие между обычным национализмом и «пандвижениями» — панславизмом, пангерманизмом. По ее мнению, это отличие в неисторичности племенного национализма, который зависит от духовной миссии, святой задачи и неограничен в своей политической, культурной и военной экспансиях
• Ленинизм, в сущности, был особым вариантом российскости на основе «нигилизма» XIX века, это продукт темных источников московской истории, западный марксизм был для него только идеологическим притворством. Хотя сам Ленин не был сторонником традиционного русского мессианства, но, взяв на вооружение традиции местного радикализма, соединил их с классической марксовской формулой, что у пролетариата родины нет, что для пролетариата нация, ее культура и язык не имеют никакой ценности. Ленин верил, что национализм — проявление буржуазного сознания, которое продуцировал капитализм, а при социализме будет сближение и слияние наций (читай — при социализме нации сами поймут прогрессивность их ассимиляции с более развитым русским языком и культурой). И все-таки в узком смысле ленинизм был первейшим национальным коммунизмом, который в результате инерции российской истории почти неминуемо эволюционировал к откровенному панславизму Сталина. Сталин использовал «русскую идею» как политический клей для создания тоталитарного государства на основе российскоцентризма.
• Однако в межвоенный период, особенно же в 20-е годы, система была вынуждена пойти на демонстрацию терпимости к интересам наций, входивших в состав новейшей империи. Это было сделано для стабилизации и укрепления советского режима в нероссийских «окраинах». Коренизация, которая в Украине приобрела название украинизации, открыла дорогу национально-культурным силам, показала, что нации в состоянии даже без московского центра решать сложные вопросы, касающиеся непосредственно сферы государственного строительства. 1929 год был переломным в деле украинизации. В Украине резко выросло количество культурно-просветительских заведений, которые представляли не только культуру и науку украинцев, но и других народов, проживавших на ее территории. Функционировали еврейский, польский и другие театры, дети молдаван, греков, немцев, евреев, поляков и т. д. получили возможность учиться на родном языке. Активно проходила украинизация в Кубанской, Донской, Армавирской, Тверской, Майкопской, Ставропольской и других областях РСФСР. Здесь открылись украинские хаты-читальни, клубы, ликбезы, рабфаки. На Курщине был открыт Украинский педтехникум. Количество детей, обучение которых осуществлялось на языке национальных меньшинств, было намного больше, чем количество тех, которые учились на русском. Украинский язык уверенно, без притеснения для других начал занимать ведущее место. Наряду с созданием Молдавской АССР в Украине было выделено 25 национальных районов (восемь русских, семь немецких, три еврейских, три греческих, три болгарских, один польский). Существовали сотни разных национальных сельских советов, в школах звучал ассирийский, армянский, татарский, еврейский, немецкий, польский, другие языки. Беспрецедентное в истории Украины развитие получили культура и литература. Но весь этот процесс был прекращен в течение короткого времени. И настоящее культурное возрождение того времени мы называем сегодня Расстрелянным возрождением. Ужасающий голодомор 32—33-го годов, в сущности, война с крестьянством, на которую Сталин и его окружение пошли сознательно, истребление представителей духовенства, науки, культуры, уничтожение целых социальных сословий, которые составляли основу украинского народа и других национальных групп в Украине, насаждение вместо украинского образца российского — все это трагедия апокалиптического измерения. От нее и ответвляются много, если не большинство, нынешних неурядиц Украины.
• Поэтому этнополитическая проблема в Украине — это не проблема крымскотатарского, немецкого, греческого, еврейского и других народов. Главная этнополитическая проблема сегодняшней Украины — это проблема российская. Причем, подчеркнем — не российского меньшинства, которое, несмотря на разные пропагандистские спекуляции, не чувствует в Украине ни малейших притеснений и нарушений своих прав. В Украине российские дети имеют возможность учиться в русских школах, книгопечатание в подавляющем своем количестве русскоязычное. На большинстве каналов украинского телевидения звучит преимущественно русский язык. На бытовом уровне крупные города, за исключением Западной Украины, русскоязычные. Достаточно русскоязычной прессы. И т. д. Это не последняя причина того, что в Украине нет социальной базы для создания экстремистских организаций наподобие Интерфронта или «Памяти», которые бы ставили своей задачей возвращение в лоно России. Такие требования, конечно, звучат из уст отдельных политиков или со стороны отдельных группировок, но они не массовые и не угрожают государственности Украины.
• Российская проблема в Украине — это проблема северного соседа, проблема отношений с Россией как государством, от которого постоянно раздаются территориальные, политические и другие претензии. Дестабилизация национальных отношений на территории Украины, если исходить из имперских посягательств российской политики, в первую очередь в интересах России. Россия не хочет возвращения этнических россиян на свою территорию, это показали, скажем, события в Чечне, когда россияне ищут убежище в Украине, Беларуси, в кавказских республиках, сама же Россия принимает их весьма неохотно. Направление политики России в этой сфере позволяет прогнозировать, что россиянам в Украине отводится роль пятой колонны, на которую можно опереться для уничтожения государственности Украины. Согласится ли с такой ролью российское национальное меньшинство в Украине, в большой мере определит область не политики или культуры, а, собственно, экономики. Повышение жизненного уровня в государстве автоматически приведет к послаблению сепаратистских настроений среди русскоязычного населения Донбасса, Луганщины и ликвидирует почву для пропаганды имперской идеи среди российского меньшинства. Пока еще Украина вынуждена считаться с довольно ощутимым давлением инерции общественной мысли о преимуществе всего российского. Это проблема не только специфически украинская. В государстве, которое называлось СССР, после 30-го года не было ни одной союзной республики, автономной республики или области, где против этнической самодеятельности не было бы выдвинуто обвинение в буржуазном национализме и измене родине. В мире, где наименьшее проявление нелояльности к режиму угрожало смертью или репрессиями, русский язык (наряду с активной бдительностью к любым проявлениям так называемого буржуазного национализма) был признаком политической благонадежности, правоверия. Первостепенность российства под достаточно привлекательным лозунгом пролетарского интернационализма создала этнополитическую ситуацию, где российское всегда было выше, моднее, прогрессивнее.
• Но если коренное или коренноязычное население будет нацменьшинством в своей родной стране — это не будет означать стабильности или согласия под руководством «старшего брата». Пример Северной Ирландии свидетельствует, что одна немногочисленная группа, которая даже не имеет массовой поддержки среди католиков, в течение десятилетий держит в напряжении не только Северную Ирландию, но и всю Великобританию. В Северной Ирландии имперская политика могучего соседа имела все возможности для безболезненного поглощения этой небольшой территории. Ассимиляционная политика привела к тому, что английский язык стал доминирующим, даже среди коренного населения немногие говорят на родном языке. Однако осталось чувство исторической несправедливости, когда пришлые протестанты-шотландцы решили судьбу их родины, присоединившись к Королевству и одновременно жестоко дискриминируя католическое меньшинство. Результатом стало возникновение подпольной экстремистской Ирландской Республиканской Армии, которая прибегла к методам терроризма против великобританской власти.
Сохранение привилегий так называемого «русскоязычного населения» может очень легко привести к подобному результату, даже если бы эта политика была такой же «успешной», как английская политика создания колоний протестантов на землях ирландских бунтарей в XVII ст. Потому что успех имперской власти может только убедить коренное население, что их ситуация безнадежна и единственный выход — терроризм. Такой «успех» может стать семенами будущей трагедии.
• В целом Запад сегодня действует по принципу — пусть будет плохо, чтобы не было еще хуже, поскольку постоянное разыгрывание карты Жириновского российскими масс-медиа и российскими политиками имеет свой, вероятно, четко спланированный и спрогнозированный эффект. Запад готов отдать многое, чтобы не потерять все. Опасаясь угрозы прихода к власти в России фашистов, способных развязать Третью мировую войну, Запад очень вяло и в принципе неохотно выражает свое возмущение экспансионистской политикой России, ограничиваясь торможением экономического сотрудничества. Опасения Запада относительно краха экономических и политических реформ небезосновательны. В самой России есть силы, которые помощь Запада воспринимают как проявление экономической и финансовой экспансии. Рефлексией этого страха является мысль о том, что все иностранные политологи работают на ЦРУ, что мифические подпольные еврейские центры планируют скупить «матушку Русь» и сделать с ней что-то страшное. Страх перед Западом— скрытая сторона той же таки «русской идеи» и, очевидно, правы те аналитики, которые прогнозируют в случае краха российских реформаторских проектов сильный виток имперской политики в зоне ее традиционного влияния. То, что Россия начинает сгонять зло на своих соседях, проявляется уже теперь и достаточно откровенно.
Однако нетерпеливое ожидание западными политиками быстрого решения чеченского конфликта абсолютно наивно. В Чечне Россия столкнулась не просто с маленьким народом, который добывает в борьбе собственную независимость, — это политический конфликт проимперских и антиимперских сил на поприщах прежнего СССР. Не случайно, что в разгар чеченской катастрофы российские правительственные чиновники активизировали продвижение проблемы двойного гражданства в Украине, в самом Киеве под лозунгом возобновления СССР проходит съезд Коммунистической партии, а в Крыму — митинги под лозунгом присоединения к России, начинается новый виток пророссийских политических провокаций относительно распределения Черноморского флота. В Крыму Россия имеет не только политическую поддержку, но и военный плацдарм, который при активизации пророссийски настроенных экстремистских сил можно использовать в качестве последнего аргумента в споре России с непокорной Украиной.
Вообще при относительной стабильности национальной ситуации в Украине Крым является реально угрожающим объектом, которым Россия способна активно манипулировать и даже использовать в качестве рычага силовой политики.
• Крымская проблема в Украине имеет стойкую тенденцию к осложнению и заострению. Украинские державники, проиграв информационное пространство российским шовинистам, не имеют возможности выйти на прямой диалог с жителями полуострова и таким образом получить массовую поддержку. Крайне важным в сложившейся ситуации является не расширение давления материковой Украины на Крым, не размахивание президентской булавой или парламентские угрозы, а постоянное разъяснение самим крымчанам экономических, экологических и социальных проблем полуострова, которые из-за отрыва Крыма от Украины могут привести к настоящей катастрофе и массовой миграции с полуострова. Есть только один цивилизованный путь решения крымского вопроса — отвоевание информационного поля. Есть только одна война, которую можно и нужно вести в Крыму, — война за «сердца и умы» его жителей.
• Кстати, именно политика России относительно Крыма ярко подтверждает лицемерие «двойной бухгалтерии» Москвы относительно «своих» и «чужих» проблем. Москва осуществляет активную антиукраинскую пропаганду в Крыму и вместе с тем послала армию против президента Дудаева, объявив его криминальным преступником. Уместно вспомнить знаменитое Оруэлловское: «Все свиньи равноправны, но некоторые равноправные других». Практика вмешательства Москвы во внутренние дела Украины под маркой «защиты русскоязычного населения в странах ближнего зарубежья» рано или поздно не может не усложнить украинско-российские отношения на государственном уровне, потому что 25 % украинцев в Крыму, не имея своих школ, театров, газет, радио и т.п., могут создать прецеденты, которые будут действовать вопреки интересам россиян Крыма. А коренное население — крымские татары, не выдержав беспомощности центрального правительства в решении их проблем, вообще могут избрать путь радикальных методов борьбы за свои права. Все это может привести к тяжелому испытанию терпимости Украины, к нарушению ее законов на территории, которая входит в ее состав. Проблема отношений любого украинского правительства с Крымом неминуемо выдвинет на повестку дня вопрос ограничения или и отмены крымской автономии в ее нынешнем варианте, потому что автономия всегда ограничена законами государства, частью которого она является.
• Валерия Новодворская, депутат российской Думы, пишет: «Национал-пассионария — это флоральная культура, ее достаточно выращивают в российских патриотических теплицах и потом доставляют на базары СНГ, Балтии, Курильских островов, а также политические биржи цивилизованного мира путем маленького гуманитарного шантажа: «Не будут нас кормить и пускать на ваши дискотеки — отдадим Жириновскому».
Этот «маленький гуманитарный шантаж» после Чечни уже привел к тому, что прежние государства так называемой «народной демократии» все активнее наращивают силы, пробиваясь в НАТО. Лех Валенса заявляет: «Мы будем стремиться в НАТО и не будем спрашивать Россию». В Европу активно поворачивают вектор своей политики восточноевропейские и балтийские государства. Европа для них — альтернатива повторения Чечни в их государствах и гарант безопасности.
• Украина в этом контексте находится в крайне сложном положении. Связанность с российскими энергоносителями и российской экономикой вообще не дает возможности без экономических и финансовых потерь повернуться спиной к северному соседу. Никакая дестабилизация межгосударственных отношений с Россией не найдет поддержки и у значительной части населения, связанной с Россией семейными связями. С другой стороны, западные державники привыкли к отношениям с Москвой и многие из них даже не хотят знать, где находится Украина, по инерции воспринимая ее, по словам многих российских ораторов, как «весьма временный феномен». Запад боится самоизоляции России, краха надежд на ее демократизацию и реформы, поэтому с такими трудностями поворачивает голову к Украине. Это не просто ошибка, это политический тупик, за который Западу придется тяжело платить в будущем. Сильная, независимая Украина — гарант стабильности не только самой Украины, но и самой России, и самой Европы. Без Украины не будет новой российскоцентричной империи. Без Украины Россия вынуждена будет заниматься возделыванием собственного огорода, уборкой в собственном доме, а не будет решать российские проблемы через заглатывание чужих земель и народов. Ослабить экспансионистский инстинкт пожирания, уничтожить древнее имперское безумие можно только единственным путем — возвращением Запада к проблемам Украины, Беларуси, Молдовы, в целом к проблемам тех стран, которые образовались после распада СССР. Это психологически трудно и слишком накладно для Запада, который тоже ищет простых решений для обеспечения своего благополучия. Но простых решений в этой ситуации нет. Тоталитаризм — смертельно опасная болезнь, имеющая стойкую тенденцию к повторению и даже инфицированию соседей. Немецкий народ, неудовлетворенный демократическим строем в Веймарской республике, слабостью центрального правительства, разгулом преступности, избрал путь, который привел к смерти миллионов самих немцев. Демократия имеет свои ограничения и слабые стороны, но демократия дает историческую перспективу, которой нет или очень мало в деспотических, авторитарных или тоталитарных общественных системах. Демократия в Украине — это в значительной мере демократия в России, это историческая перспектива для самого Запада. Сегодня европейские политики, устранив со сверхусилиями из своих территорий бродячий и ужасающий коммунистический призрак, успокоились и погрузились в собственные экономические проблемы и слишком обеспокоены тем, чтобы разрастание Европейского союза не привело к финансовым и экономическим катаклизмам. Не без основания. Однако корень будущих неурядиц скрыт совсем не там. Закостенение, застылость форм противоречит самой идее объединенной Европы как подвижной, мобильной, открытой структуры. Ограничение уже в начальной стадии переформатирования европейского пространства, чиновнический консерватизм, перебирание на себя многочисленных и чрезмерных регулятивных функций составляют во многом большую угрозу для объединенной Европы, нежели включение в свою орбиту новых государств, новых наций, чья пассионарность, творческая энергия будут толкать европейский двигатель. В противном случае нарастания проимперских амбиций России, инерция давно проторенного ею пути приведет к материализации на границах Европы старого, хорошо знакомого имперского призрака, голодного на новые земли, новые народы, для которого даже экономическая потуга Европы будет иметь значение лишь постольку, поскольку можно что-то отгрызть от этого пирога.
• Этнополитические отношения в посттоталитарном мире сложные и неоднозначные. Вновь созданные государства стремятся стать вровень с передовыми державами мира; нации, этнонациональные группы стремятся к своему национальному самопроявлению и самоопределению. Сегодня не только Европа, а мир вообще стоит перед выбором последующего пути развития и продвижения. Есть угроза впасть в бесконечную кровавую лихорадку, которая развеет надежду человечества на лучшее и цивилизованное завтра. Но есть шанс, возможно, последний, воплотить эту надежду в жизнь.
Наталия ДЗЮБЕНКО-МЕЙС
Вряд ли, предлагаемая вам, уважаемые читатели, статья Джеймса Мейса требует каких-либо дополнительных комментариев. В ней достаточно четко расставлены акценты, а выводы и прогнозы подтверждены самым беспристрастным арбитром — временем. Она актуальна, хотя, признаюсь, я бы только радовалась, если бы с течением времени эта статья стала лишь объектом политической истории, а не сегодняшней реальной политики. Это бы означало, что Украина вышла из «заколдованного круга идола», по образному высказыванию Дж. Мейса, переборола свой постгеноцидный синдром раздвоения, избавилась от кровавых призраков прошлого. Такова уж особенность бинокулярного исторического зрения Джеймса — она дает возможность взглянуть на проблемы Украины вблизи и в отдаленной исторической перспективе. И, следовательно, мы еще не раз будем возвращаться к его тезисам.
Конечно, Джеймс сегодня писал бы о другом и по-другому. Он не упустил бы возможности обратиться к политической истории Европы и указать, к каким трагедиям и смертельным катаклизмам в прошлом приводила вялость и нерешительность европейских политиков. Две Мировые войны 20 века, Голодомор в Украине, на который стыдливо закрыл глаза европейский обыватель, кровавое безумие ГУЛАГА, которое «вдруг открыл А. Солженицын в своем панорамном «Архипелаге», хотя ранее было множество трудов украинских историков и писателей украинской эмиграции, которых на Западе ухитрились просто не заметить. Он обязательно проанализировал бы мощную философию создания объединенной Европы, как общего дома для всех народов, которые исповедуют идеалы демократии и свободы. И, вероятно, в который раз напомнил бы европейским интеллектуалам о том, что сон разума порождает реальные чудовища, что цивилизационная граница сегодняшней Европы пролегает не между протестантско-католическим Западом и православным Востоком, как постулировал Семюэль Гантингтон, и чью мысль с таким восторгом поддержали украинские политологи. Линия европейского цивилизационного разлома имеет политический и мировоззренческий характер и пролегает по невидимым границам довоенной советщины, где собирали свои кровавые урожаи голодоморы и репрессии. И тот факт, что такая граница пролегла по Украине, угрожает не только ее территориальной целостности, но и таит в себе немало других будущих опасностей, в том числе и в первую очередь для европейцев. Поэтому пришло время объединенной Европе протянуть Украине руку реальной помощи. Хотя бы под влиянием инстинкта самосохранения. Джеймс работал над этой проблемой. Листая его черновик, я каждый раз наталкиваюсь на его мысли по поводу опасности создания искусственных политических и социальных конструкций и схем, которые разделяют, а не объединяют интеллектуалов мира. Что за мнимой их аксиоматичностью скрывается не просто чванливость западных мыслителей, а культурный и социальный расизм. И что такая простота хуже злодейства, потому что искусственные философские схемы уже принесли и, вероятно, еще принесут, бесчисленные беды для мирового сообщества. Кровавый советский эксперимент, создаваемый по схеме Маркса-Ленина-Сталина тому подтверждение.
Эти сложные вопросы теперь придется решать другим мыслителям, в первую очередь, украинским.
Смерть Джеймса отняла то, что он мог поднять, осилить, озвучить, и все же не смогла отобрать то, что он создал. Хотя бы эту статью относительно проблем геополитических импликаций этнополитика, тезисы из которой были опубликованы в книге «Політологія посткомунізму», напечатанной журналом «Політична думка» в 1995 году, когда Джеймс Мейс долгое время работал заместителем главного редактора. Я подаю выборочные тезисы из этой статьи по рукописному варианту. Впрочем, всему свое время. Наступит оно и для его размышлений относительно Беларуси, Казахстана, Грузии, мусульманских стран, которые выхватили свои народы из казана СССР. Сегодня мне кажется крайне важным обнародовать его анализ геополитического узла России, Украины и Европы. Он актуален в контексте дискуссии о геополитической европейской революции, начатой украинскими интеллектуалами. А еще она важна, потому что возмущенное майданами сознание украинцев ждет ответов, на вопросы времени. Остается сожалеть о том, что в свое время предостережение Джеймса не было услышано и воспринято. Надеюсь, еще не слишком поздно...
Выпуск газеты №:
№27, (2014)