Анафема от Романа

В прошлую пятницу мы с вами пришли к выводу, что книга, не привлеченная в PR-индустрию, имеет мизерные шансы попасть в литературный диснейленд. Не попав туда, она оседает в литературном гетто. Диснейленд — это по меньшей мере несколько тысяч пар читательских рук, гетто — максимум несколько сотен. А при таких тиражах — это не жизнь, а кома.

Понимание летальных последствий беспиарности демонстрировали на львовском книжном Форуме российские издатели и писатели. Они пошли с чтением и презентациями и в студенческие аудитории, и в самые популярные кафе. Пошли с точно просчитанными полубалаганными программами. Они профессионально дрались за своего читателя на чужой территории.

Именно эта здоровая агрессия вызвала волну возмущения в нероссийских медиа Украины. С удовольствием возмущались на тему: кто позволил Марининой приехать на «наш» Форум?! Бессмысленность псевдопафоса оставим за скобками — своего автора привезло издательство-участник ярмарки, так же, как всех других нельвовских писателей привезли сюда их издатели. Вопрос в другом: почему украинское издательское и писательское сообщество здались Марининой без боя?

Ответ готов у Винничука, который в своих «Казках про свободу» пишет о «моисеемании» — узурпации официальной власти в культуре «вечными революционерами», которые приватизировали процесс «расцарапывания ран» и превратили «увековечивание наших самых крупных поражений» в ликвидный товар. Согласно этой логике — все на своих местах: сначала, по сути, преступная бездеятельность, которая сделала возможным триумф российской писательницы, а потом — получение дивидендов от неистового шума в прессе. «На поразках, а не на перемогах виховується майбутнє нації невільників, що стали вільними» , — как будто по этому поводу резюмирует Винничук.

А президент Форума издателей Александра Коваль активно приглашала председателя Союза писателей Владимира Яворивского принять участие в ярмарке. Напрасно. Для «украинских писателей из Советского Союза» (А. Ульянов) — главное не побеждать, даже не участвовать, а только оплакивать свою невостребованность «капитализмом», ностальгируя по прошлым преференциям в Союзе писателей и забывая, что платили тогда не просто за литературу, а за партийную литературу.

Ну, государство у нас снисходительное — больше любит серых и нищих, чем сильных и смелых. Поэтому и в бюджете предусмотрело милостыню «на литературу» — под членов-неведимок Союза писателей. Какая же эффективность этих государственных инвестиций? Толстые союзные журналы на Форуме отсутствуют (кроме «Всесвіту») — нечем удивить начитанную публику. Но был стенд издательства «Український письменник», о последствиях участия которого на ярмарке восторженно писала «Літературна Україна»: «Разошлось 90% привезенных (на сумму 2350 грн.) книг» .

На мой взгляд, учитывая ассортимент этого издательства — это таки успех. А вот один только новый роман Марии Матиос львовское издательство «Піраміда» продало две тысячи — все, что успели к этому времени напечатать. И средняя выручка нормального литературного издательства составляла 30—40 тысяч гривен. «А ваши книги предлагают на Петровке по гривне за кило» , — говорил на круглом столе представителю СПУ книжный меценат Юрий Логуш («Коронація слова»).

Итак, со стороны официально признанной украинской литературы каких-либо «сил» в противовес Марининой нет. Но почему не организовали круглый стол, где ей могли бы достойно противостоять (даже на вербальном уровне) наши талантливые «массовики» — Шкляр, Кононович, Роздобудько, Кожелянко, Вильчинский, Кокотюха? Может, дело в том, что у Шкляра — три романа, а у Марининой — тридцать? То есть проблема в уровне профессионализма? В эффективном алгоритме литературного труда? Вот как его рисует российская «королева детектива», которая родилась во Львове: «Для меня это творческая работа, которую я выполняю каждый день, пять дней в неделю, с девяти до шести, и получаю за это хорошую зарплату... Я пытаюсь до отпуска книгу закончить, а отдыхать езжу дважды в год, зимой и летом» (интервью для «Зеркала недели»).

Для профи участие в сопутствующих окололитературных балаганных действах — не крест тяжелый, а обязательный профессиональный инструмент. По большому счету — единственный инструмент, пригодный для дробления скалы равнодушия к книге (по данным российского социологического «Левада-центра», 52% россиян никогда не покупают книг, а 37% никогда их не читают; у нас такие исследования не проводятся). А вот председатель Комитета по присуждению Шевченковской премии Роман Лубкивский на открытии Форума говорил так: «Я хотел бы, чтобы дух коммерции не витал над украинской книгой... Чтобы украинская книга не участвовала в балагане» . Извините за еще одну цитату Винничука, но очень она характерна для этого клинического случая: «Пориватися нема чого, бунтувати тим більше, наше лайно і так б’є через край, і якщо стояти в ньому по горло нерухомо, то до писка воно не дістане. Будь-який рух піднімає небажану хвилю. А сморід лайна після тривалого і методичного вдихания поволі перетвориться на ладан» .

Не знаю, известны ли господину Лубкивскому имена Бахтина, Гейзинги, Мамардашвили, для которых слово «балаган» означало архитипичное условие бытия/небытия литературы, — приведу краткое размышление Станислава Чернилевского, чей опыт эксплуатации телевизионного «балагана» реально послужил расширению ареала современного украинского языка: «Мені видається, що матричним станом української культури є саме її «популярний субстрат», концентрований... Так! Так! Саме в суржику. Або у вертепі. Особливість українського культурного топосу якраз у тому, що «низьке» й «високе» в ньому існують одне в одному, а не окремо: сакральне в профанному, профанне в сакральному, смішне в трагічному, трагічне в смішному, моторошне в прекрасному і навпаки. Українська жінка-перевертень удень — мила дружина, а вночі — підступна відьма... Сатурналії — український шифр» .

Соавторы:

Юрий ВИННИЧУК . «Казки про свободу // Нерви ланцюга. 25 есеїв про свободу» . — Л.: Лексикон, 2003.

Ю. МАКАРОВ, О. ГЕРАСИМЬЮК, С. ЧЕРНИЛЕВСКИЙ. «Ти не один! З новітньої історії українського телебачення». — Х.: Фоліо, 2004.