БУНИН ПРОТИВ ЛЕНИНА

ПАРАЛЛЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

Оба они вышли из дворян. Правда, род Буниных происходил, по словам самого писателя, из «древнего дворянства», и Иван Алексеевич «всю жизнь чувствовал эту знатность, гордясь и радуясь», а дворянство Ульяновых началось только с Ильи Николаевича, заслужившего его усердной службой, и Владимир Ильич оборвал его собственноручно. Бунин вошел в историю Князем русской литературы, а Ленин — упразднителем сословных званий, в том числе дворянского, и титулов, в том числе — княжеского.

С юности Бунин, еще не зная о существовании Ленина, отверг избранную тем революционную борьбу «на пользу общества» и, подобно своему литературному герою Арсеньеву, постигнуть не мог, почему «должен принести себя в жертву какому-нибудь вечно пьяному слесарю или безлошадному Климу».

И Бунин, и Ленин уже в молодости знали, что призваны писать. «Я жил затем, чтобы писать...» — это кредо Бунина. «Писать! Вот о крышах, о калошах, о спинах надо писать, а вовсе не затем, чтобы «бороться с произволом и насилием, защищать угнетенных и обездоленных...». А Ленин писал именно «затем», то есть чтобы «перевернуть Россию».

В 1900 году Бунин выпустил сборник стихов «Листопад», а Ленин — газету «Искра»; в 1903 году Бунин получил за сей сборник свою первую Пушкинскую премию, а Ленин создал большевистскую партию; в 1909 году Бунин удостоился второй Пушкинской премии и был избран почетным академиком, а Ленин встретил Инессу Арманд и издал «Материализм и эмпириокритицизм». В 1917 году Ленин, возвратившись из эмиграции, озаботился созданием государства Советов рабочих, крестьян и солдатских депутатов, а Бунин искренне сокрушался в дневнике: «Волю «свободной» России почему-то выражают только солдаты, мужики, рабочие. Почему, например, нет совета дворянских, интеллигентских, обывательских депутатов?». Потрясающее разномыслие. После победы Октябрьской революции и полного торжества Ленина в бунинских записях то и дело появляются горькие фразы: «... Выхода нет! Чуть не весь народ за «социалистическую революцию»... Народ возненавидел все... Сильно плакал... Была Россия! Где она теперь?».

Вероятно, это совпадение, но именно весной 1918 года, когда Ленин въехал в Кремль во главе Советского правительства, Бунин уехал из Москвы в Одессу, поняв окончательно, «что дышать с большевиками одним воздухом невозможно». Однако ненавистные Бунину красные, выдворив из города иностранных интервентов, белогвардейцев и др., опять настигли писателя, и он вынужден был прожить «пять несказанно мучительных месяцев под большевиками», беспощадно раздраконенными в «Окаянных днях». Наконец в начале 1920 года Бунин с женой — Верой Николаевной Муромцевой — «навеки простился с Россией».

Но Бунин считал себя не беглецом — изгнанником. Об этом объявил всему миру при вручении ему Нобелевской премии в 1933 году: «Ибо кто же я? Изгнанник, пользующийся гостеприимством Франции...».

ОКАЯННАЯ НЕНАВИСТЬ

Когда Бунин впервые показал Галине Кузнецовой свои «Окаянные дни», та записала: «Как тяжел этот дневник! Как... тяжело это накопление гнева, ярости, бешенства временами». Действительно, вулканический антибольшевистский гнев, словно магма, застыл в бунинских дневниках. Это впечатляет, ибо писатель считал, что «нет ничего лучше дневников — все остальное брехня!».

В «Окаянных днях» Бунин назвал Ленина «Каином России», а большевиков «прирожденными преступниками», которых в мире не было «подлее, кровожаднее, гаже» и которые «готовы на погибель половины русского народа». Хотя тут же он писал о своей «свирепой жажде погибели» тех, кто противостоял белым, интервентам, не желая понять, что речь действительно шла о более чем половине народа русского. Молил о том, чтобы в Одессу, занятую красными, «ворвался хоть сам дьявол и буквально по горло ходил в их крови».

Накал бунинской неприязни к Ленину не спадал и в эмиграции. Скажем, в конце 1922 года в Берлине на дружеском вечере по поводу гастролей МХАТа В. Качалов прочитал стихотворение В. Маяковского. Когда он закончил под аплодисменты присутствующих эмигрантов и стало тихо, Бунин громко сказал жене: «Поедем, а то, пожалуй, еще будут читать и ленинские речи». В этом прорвалось бунинское неприятие практически всех советских поэтов и писателей.

Вскоре после смерти Ленина и переименования Петрограда в Ленинград Бунин напророчил, что на все большевистское «в свое время непременно падет... Божий гнев... На все эти Ленинграды падет огонь и сера...»

«ЗЛОЙ НАРОД» И «КОМАНДУЮЩИЕ КЛАССЫ»

Все дело в том, что Бунин отрицал деление общества на эксплуататоров и эксплуатируемых и признание народом только последних. В предреволюционном 1916 году он писал: «...Это идиотское деление народа на две части: в одной хищники, грабители, опричники, холопы, царские слуги, правительство и городовые, люди без всякой чести и совести, а в другой — подлинный народ, мужики, «чистые, святые, богоносцы, труженики и молчальники»... Тем более, что автор «Деревни», вскрывший беспросветную косность сельской жизни, хорошо знал, что против «первой части» народа «злобой мужики тайно полны». Но, по мнению Бунина, в крестьянской России «народоправство» невозможно — у мужиков нет знания своего государства, ощущения его, — русской земли, а не своей только десятины. «Злой народ! Участвовать в общественной жизни, в управлении государством — не могут, не хотят за всю историю».

Естественно, что в глазах Бунина большевики были плебеями, замахнувшимися на духовную, аристократическую элиту, интеллектуальный цвет общества.

— Народу, революции все прощается... А у белых все отнято, поругано, изнасиловано, убито — родина, родные колыбели и могилы, матери, отцы, сестры...

Ленин отреагировал в свое время на такое восприятие величайшего социального катаклизма, заметив о книге другого писателя — А. Аверченко: «Так, именно так должна казаться революция представителям командующих классов». Впрочем, если глубже вчитаться в самого Бунина, то натолкнешься на его знаменательное рассуждение о том важнейшем человеческом чувстве, «которое вложено в каждую душу и будет жить вовеки, — чувство священнейшей законности, священнейшей необходимости конечного торжества добра над злом и предельной беспомощности, с которой в свой срок зло карается».

Разве не в этом объяснение народного возмездия в Октябрьской революции, как и предельной его беспощадности?

... Что и говорить, Бунин был одним из самых едких, злых и самых тенденциозных, пристрастных оппонентов Ленина. Но писатель был абсолютно прав, что «настоящей беспристрастности все равно никогда не будет». «А главное, — пророчески написал Бунин в «Окаянных днях», — наша «пристрастность» будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли?»