Чистосердечное признание ЖВАНЕЦКОГО:

На пресс-конференции Михаил Михайлович появился в серо-зеленой непритязательной курточке и бодрой походкой отправился к столу, где его ждали микрофоны с диктофонами. Он отодвинул кресло и в продолжение всего разговора так и не сел в него. Вероятно, эстрадная привычка вести диалог (монолог) стоя. «У меня сейчас прекрасное настроение, — обратился он к журналистам, — если вы, конечно, не испортите». Далее Жванецкий объяснил причину такого сверхестественного явления как пресс- конференция с его участием (никто даже припомнить не мог, когда подобное было в последний раз) — выход в свет четырехтомного собрания сочинений. Собрание полное, насколько это возможно. Издано оно в Москве, но не без помощи Киева.

— Серикова здесь? — звонко спросил Жванецкий.

— Здесь, здесь, — подняла руку миловидная девушка.

— При помощи Валентины Сериковой, этого талантливого журналиста и почитательницы моего творчества, — продолжил Жванецкий, — удалось собрать воедино мои вещи. У меня много оригиналов не было. Не было в то время и печатной машинки. А Райкин, как известно, не отдавал обратно рассказы. Так же мне помог Александр Сысоев, мастер мартеновского цеха в Нижнем Тагиле. (Если у Высоцкого есть фанаты, почему им не быть у меня?). Он собрал 30 томов моих произведений. Все это расшифровки с пленок разных лет. А Серикова это складировала и отбирала. В четыре тома вошло почти все кроме повторов. Некоторые считают до сих пор, что мои вещи плохо читаются глазами. А чем еще читать? Критика, в принципе, отнеслась хорошо. Здесь скрыто больше во фразе, чем в сюжете. Задавайте вопросы, — пригласил писатель к разговору журналистов.

Черненькая девушка из первого ряда спросила трогательным голоском:

— Михаил Михайлович, а туда вошли ваши два эротических романа?

Брови Жванецкого от недоумения подпрыгнули примерно в область лысины.

— Если вы имеете ввиду не написанных, а прожитых... — нашелся он. — Ну тогда их не два...

После журналистского хохота девушка забормотала:

— А мне говорили, что у вас есть...

— Скажем так: я до сих пор продолжаю работать над ними. Я в процессе.

— Как вы относитесь к проблеме на НТВ? — посыпались другие вопросы.

— Сначала у меня были с ними хорошие отношения. Леня Парфенов предложил, как вы знаете, телесериал «Весь Жванецкий». Но за мою статью, в которой я говорил, как надоела кровь и тому подобное на экране — Киселев в «Итогах» ударил меня буквально молотом по голове. Хотя я не имел ввиду их конкретно. А я человек обидчивый. Хотя и понимаю, что они находятся в каком-то истерическом состоянии. Однако мы видим только зоопарк. Всех этих мальчиков, девочек, собачек, кошечек. А само руководство зоопарка — не видим. Мне кажется, это довольно мрачно-серьезные люди. Но они-то как раз и решают. И суд будет рассматривать суммы, долги, акции, а не наши с вами вздохи. И все же правительству митинги в поддержку НТВ полезно увидеть. Очень полезно!

— Почему вы не приехали в Одессу на 1 апреля?

— Меня тошнило. Нет, серьезно, очень трудно выступать, когда тошнит. Хотя меня довольно часто тошнит во время выступлений других. Но в основном это касается «Аншлага». Смотришь на них и удивляешься. И стаду, и погонщице. Я как-то не могу бегать в стаде...

— Почему вы порвали с Райкиным?

— Это не я с ним. Это он со мной. Я стал потихоньку выступать. Аркадий Исаакович не любил чужой успех. А потом, я почти как женщина — нерешительный, и сам бы не ушел от него. Но мне позвонили и сказали: «Мы с тобой рвем». Вот так это было.

— Вас не смущает, что у вас с женой 30-летняя разница в возрасте? И понимают ли ваше творчество в семье?

— Насчет возраста — наоборот, радует. Конечно, понимают и поддерживают. И выдерживают. Жуткий характер — и есть причина творчества. Приходишь после чужого успешного выступления в ужасном настроении и — быстро к столу. А проверяю в первую очередь на близких. На ком же еще?

— Вот хорошо Алле Пугачевой: и муж молодой, и с вами часто общается...

— Да, отлично устроилась. Как раз недавно, 6 марта, они были на моем дне рождения. Филипп ходил страшно озабоченный. Ему нужно думать о ранге, о прическе, а нам — уже не надо. Алла, как всегда, сказала замечательную речь. Мол, ей никогда не нравилось слово сатирик. Что-то маленькое: очкарик, сатирик... Сатир! Гениальная женщина! Есть в ней что-то королевское. При ее появлении (собственно, как и при появлении Аркадия Райкина) у людей срабатывает какой-то рефлекс в ягодицах — все встают.

— Один киевский юморист считает, что юмор — национальная еврейская черта. Как вы к этому относитесь?

— Как к большой глупости. Единственное, что евреи спасаются этим — это да.

— Часто можно слышать, что вы не слишком жалуете журналистов. То ли из-за глупых вопросов, то ли потому, что они искажают ваши мысли, то ли из-за того, что вы сами прекрасно расскажете все в своих произведениях?

— Согласен и с первым, и с вторым, и с третьим... Потом журналисты — это же в основном — девочки. То есть в определенном смысле — вдохновляет. Но насчет рассказать — лучше я сам.

— Вы не ощущаете возраст?

— Ощущаю, конечно. Но честно вам говорю: я сейчас лучше, чем тридцать лет назад. За это время у меня выработался вкус. А ведь он не может появиться сразу.

На концерте многое рассказанное на конференции Михаил Михайлович повторил публике. На старте, так сказать. Но затем, когда сатирик набрал крейсерскую скорость — пошли свежие произведения( и маленькие, и большие). Из них мне больше понравились следующие:

Слова «уехал» и «возвратился» зависят от того, куда поставить еврея лицом.

Тост: «Я бы выпил за здоровье отца, но не хочу портить настроение мужа».

Я когда выпью совершенно определенную порцию, где-то 111 грамм, через меня начинает говорить Господь. Как через водосточную трубу.

До того напился, что не мог стать под душ. Все время где-то журчит и журчит рядом.

Трое мужчин любовались фонтаном, потом застегнулись и ушли.

Она: «Хочешь, я помолчу? Я ведь этого еще никому не предлагала».

В виду отсутствия хвоста виляешь всем телом.

Оказываясь на вершине склона лет..

Приезжаем с Татьяной Толстой в Нью-Йорк, в гости к Бродскому в 89–м году. Только разрешили. Они там сразу на литературные темы стали беседовать. Меня это не очень интересует. Я стал квартиру осматривать. За несколько часов осмотрел ее всю. Что характерно — нашел только две бутылки вина. Из еды — ничего. Тут Бродский говорит: «Я себе новую челюсть вставил. Мне есть нельзя». Но мне-то, думаю, можно. Короче, еще через какое-то время отправились мы на радио «Свобода» к Козловцеву. Козловцев: «Вы были у Бродского? Я вас накормлю».

Россия напоминает табун диких лошадей. Бежит куда-то, несется. Потом стоп — с маху остановились все. Как вкопанные. И тут же в другую сторону. Причем те же, что были впереди табуна, — опять впереди его. Как они успевают? Когда они его обходят?!

Я давно хочу поцеловать задницу президента. Уже многие это сделали. А я все никак не решусь. Мнусь долго. А вот сейчас, казалось бы, и президент рядом, и задница свободна... Так нет же, пока я соберусь, пока подойду, пока наклонюсь. И... уже целую задницу того, который целует задницу президента. Поэтому я всегда говорю: «Я за то, чтобы президентом была женщина!»

Весьма плодотворным оказалось «записочное» общение. Некоторые — просто блеск!

«К чему вы относитесь легко?»

— К гомосексуализму.

«Вы очень классно говорите. Моя мама по мобильнику вас слушает».

«Мальчики-охранники в углах сцены — хоть бы улыбнулись. Может, они не знают, кто вы?»

Вот записка, вызвавшая ураган оваций.

«Жванецкий, не кончайте быстро, я не могу наслушаться.»

Очень грамотно Михаил Михайлович построил структуру обоих отделений концерта, самые смешные вещи оставляя на финал. (Первое отделение закончилось «отпадной» сценкой «Баба Яга», второе — «целованием президента».)

Как всегда приятно поражает умение Жванецкого острить на ходу Это иной раз интереснее, чем написанное. Что касается опубликованного, то напечатанный Жванецкий вроде кулинарного рецепта: два стакана сахара, три стакана муки, сметана... Но вкус этого блюда можно почувствовать только на концерте. Хотя для гурманов как раз этот четырехтомник и будет что-то вроде сборника поваренных книг. По ним можно в воображении воспроизвести нужную интонацию...

А еще на очередной вопрос о публике Михаил Михайлович в порыве прекраснодушия воскликнул: «Честно! Я нигде не получаю такого удовольствия, как в Киеве!» Именно поэтому он любит у нас «обкатывать» новые произведения. Значит, в столице Украины число «гурманов Жванецкого» огромно. Да что там говорить — я и сам к ним принадлежу.