Чуть что, так Петрович!

В Хитроу перед зимними каникулами висел трехдневный издевательский туман, где-то в горах куражился над лыжниками снег, за который давно уплачено, а он динамил и динамил, еще какие-то нестыковки будоражили путешествующее человечество. Только вместе с моим школьником эти зимние оскалы коснулись весьма отвлеченно — наше путешествие было достаточно независимым — ведь собрались в Советский Союз, причем, не покидая города. Потому и не нуждались в летной погоде, в качественных взлетных полосах. Кстати, свыше 80% населения планеты всегда боится летать — и статистика не меняется.

Остановлюсь, чтобы опять навязчиво не отвлекаться, ведь перед поездкой в СССР надо сосредоточиться, как-никак, рассказывать придется о житье-бытье человеку новому в этой жизни, для него и его ровесников, все, что было лет 15— 20 тому, задолго до их рождения, большой непоняткой видится — неужели и тогда была жизнь!

По киевским задворкам решили путешествовать загодя. Суть — в своеобразном следственном эксперименте, который попробует восстановить хоть кое-что из ушедших времен, сдобрив действо воспоминаниями, подсолив подробностями, приправив пикантным соусом из репортерских встреч — глядишь, и выгуляется экскурсия во что-то полезное, хорошо бы без назидательного занудства. Ну, пожалуй, этого мы избежим — ведь настроены не на урок. Впереди — приятная для двоих, как мы шутим, бродиловка.

Сначала почему-то оказались на бывшей выставке достижений народного хозяйства — так, кажется, она называлась. Честно скажу, самое яркое воспоминание прошлых лет оставили не посещения павильонов — хоть там было по-своему интересно, а вид жизнерадостных людей, которые любили тут отдыхать семьями, особенно в выходные. И еще тамошний ресторан «Прага». Сейчас мне кажется, что он был изысканным предвестником будущего пестрого капитализма, но без суеты и неуверенности — хорош ли? Знал, что хорош и накормить умел как никто. Могли при желании накрыть стол прямо под яблонькой — они росли вокруг. Живописные зеленые просторы выставки, яркие павильоны разных отраслей хозяйства работали с размахом, беря как бы самые высокие ноты, и этим тоже обеспечивая уверенность в завтрашнем дне. Мотивированно или нет, но у большинства она, эта уверенность, была. Совершенно не запомнила, когда закатилась звезда выставочного рая, наверное, в 90-х прошлого века. Сегодня, приехав сюда, попали в полупустой, как бы, покинутый людьми, город, с безжизненными павильонами, смахивающими на доисторических животных — какие-то строения закрыты, некоторые заколочены. В этом музее ушедшей цивилизации еще суетится тихая жизнь в виде торговли, может, какие-нибудь бизнесовые выставки как бы присутствуют в малом количестве. Специально вопрос не изучала, одно заметно и удручает: как же постарел этот великан, как его опустили.

Ресторан «Прага» (неужели он был когда-то великолепным) превратился в безглазую стекляшку, с вкраплением каменных латок — этих насмешливых аппликаций человеческого безразличия — вот все, что осталось от дивного островка благополучия на берегу живописного озерца. В котором плавали лебеди. Сейчас котлован, как высохший стон, заросший, «небритый».

Испытали смятение, — признаюсь, — что тут интересного, зачем мальчишку притащила? Но помогла убежденность, что историю, совсем недалекую, но уже непонятную для подростков, изучать стоит не только по картинкам да цитатам — среди них не всегда встречаются объективные, а как бы в полевых условиях, на месте событий. Если очевидец рядом, уж он никак не даст впасть в усердно навязываемую крайность, мол, все мы тогда жили настолько тускло и примитивно, все были подслеповаты как ежики в тумане... Это далеко не так — и доказывать нужды нет. Просто надо рассказывать, и лучше в естественных декорациях, тогда и память обостряется, а на вопросы отвечаешь все азартней, потому что они становятся конкретней, подробней, появляются детали, которые с легкостью справляются с ролью гида.

Замаячило желание оказаться в парке, где в моем детстве и позже работала детская железная дорога. Сразу скажу — попали вроде в лес Бабы Яги: старые, побитые деревья скрипят сухими пальцами веток, вокруг грязь, мусор, возможно, еще с прошлого века. Заметила, правда, что кое-где уже есть следы реставрации пара дорожек цивилизованно чистые, и домик вокзальный похорошел. Осенью в 9 классе, мы с подружкой тут, подкидывая вверх золотые листья, загадывали желания. Мечтала тогда о часах, самых простых, просто бредила — и мне вскоре их подарили родители на день рождения.

И сегодня, весело пробежав с внуком по еще сохранившейся старой узкой колее, звонко изображая поезд моего пионерского детства, мы и дурачились, как в детстве, закрывая глаза на грязь. Сколько взрослых хранит в памяти этот киевский уголок, ставший замусоренной задворкой. Уверена — временной, главное, чтобы необычный парк с ж-д вокзалом не поменял ориентацию.

Отдохнули по-настоящему в музее под открытым небом в Пирогово. Мой спутник снял мобильником свой первый фоторепортаж и мы порадовались — неплохо для нашего домашнего просмотра.

Бродя по старому Подолу, внезапно на зеленом заборе увидели надпись — Петрович и свернутую, как спящая кошка, стрелку. То ли вниз идти, то ли во двор. Что за Петрович, стало любопытно. Выбрали второе и попали в клуб «Петрович», напоминающий родительскую коммунальную квартиру. Только вошла, первое, что невольно вырвалось: «Ой, мои артисты!». На стенах висели фотографии любимых артистов тех лет, которые мы девчонки, азартно соревнуясь, скупали в газетных киосках. С каждой новой фоткой буквально переспала, так как вновь приобретенную — клала рядом с подушкой. В «Петровиче» увидела и знакомый проигрыватель, и накрахмаленные салфетки, нахально топорщившиеся от тройного крахмального замеса, множество мелочей из того нехитрого быта. Члены клуба и их гости приходят повспоминать, поболтать. Сыграть в шахматы, в популярную когда-то карточную девятку, шепотом попеть любимые песни, перекусить по рецептам знаменитой советской книги о вкусной и здоровой пище.

Внезапно оказавшись в интерьере с таким милым названием, вспомнила одну молодую пару. Влюбленный муж называл свою 26 летнюю жену почему-то Петровичем. Она стеснялась, когда прохожие удивленно оглядывались, удивляясь несоответствию. Совсем, вроде, не похожа на пьяницу-сторожа. Она боролась, преувеличивая свое недовольство, таким проявлением нежности, на что муж всегда отвечал: ты же не просто Петрович, ты же любимый мой Петрович. Лет через 30 — смирилась. Петрович этот стал для нее родным...

Так увлеклась, что забыла об обязанностях рассказчика, но в том нужды не было: все в этой экспозиции так сдружилось, что и добавлять и не требовалось.

— Это коммуналка твоей мечты? Хочешь я буду называть тебя Петровичем, — спросил нахальный мальчишка, — и мы понимающе засмеялись.