«Для меня понятие гражданства — не просто громкие слова»

Депутат Днипровского горсовета Ашер-Иозеф Черкасский — в недавнем прошлом переселенец из Крыма и боец добровольческого батальона «Днепр-1». Его фотографии в военной форме и с автоматом наперевес производили большое впечатление в Интернете. В глаза бросалась длинная седая борода ортодоксального хасида — такого себе «жидобандеровца», поднявшегося на защиту Днипра и борьбу с донбасскими сепаратистами. Однако, несмотря на грозный и воинственный вид, в обычной жизни Ашер-Иозеф Черкасский — вполне мирный интеллигент в модном пальто и очках. Побывав на войне, он решил продолжить свое образование и поступил на учебу в два вуза сразу. «Учиться в моем возрасте нелегко», — признается 46-летний отец троих детей. Несмотря на это, он активно участвует в общественной жизни — как волонтер и депутат городского совета.

«ХОТЯ У НАС БЫЛА ВОЗМОЖНОСТЬ УЕХАТЬ В ИЗРАИЛЬ, МЫ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛИ»

— Что связало вашу жизнь с Днипром?

— Я родился в Крыму, в семье военнослужащих. Отец служил в филиале Московского института космонавтики, а мама работала заведующей научно-технической библиотекой. В Днепропетровск я попал потому, что здесь жили бабушка с дедушкой — родители отца. До войны у меня было свое предприятие, и я занимался поставками промышленного оборудования. Все было замечательно до тех пор, пока не пришла компания Януковича, которая окончательно страну ободрала. И с каждым годом становилось все хуже. В конце концов, мы с женой уже не могли позволить себе снимать квартиру в Днепропетровске. Поэтому вернулись в Феодосию к маме — туда, где было жилье. Мои старшие дети оставались в Днепропетровске, потому что в Крыму мы не могли дать им еврейское образование. Они продолжали обучение в пансионе, а мы с младшим ребенком были в Крыму, когда началась эта вакханалия. Мои родственники жили в Грозном, и я знаю, что было в Чечне, из первых уст. Поэтому прекрасно понимал, что если, не дай бог, русские войска дойдут до Днепра, то будут и погромы. Обстановка была тревожная, мы переживали за детей, и мама настояла, чтобы мы возвращались. Это предательство, я имею в виду аннексию Крыма, состоялось 18 марта, а 27-го мы были уже в Днепропетровске. Для меня понятие гражданства — не просто громкие слова. Я приехал сюда, а потом пошел воевать. Потому что события в Крыму — это однозначно оккупация. Точно так же, как и то, что происходит на Донбассе.

— Почему вы решили записаться в батальон «Днепр-1»?

— Сначала я не знал, что можно пойти воевать. Мы искали возможность всей семьей покинуть Украину. Но, хотя у нас такая возможность была, например, уехать в Израиль, мы этого не сделали. Жена настояла на том, что все будет нормально, и она оказалась права. Мы увидели патриотизм, подъем, единение народа — и это было очень здорово. Но у нас была проблема с жильем, и мы пришли к ребе Каминецкому. Он нам помог и нас община устроила. А потом появилась такая возможность защитить свою общину и страну. У меня есть хороший товарищ — Максим Дубовский, он рассказал, что можно записаться в добровольческий батальон «Днепр-1». Я пошел на военную службу, несмотря на то, что у меня были проблемы со здоровьем. Раньше я об этом не говорил, но был такой период, когда я не ходил вообще. У меня больные ноги, но все равно я отправился на фронт

— Как вас встретили в батальоне?

— На тот момент мне было 44 года, у меня было трое детей и образ жизни абсолютно не связанный с войной. В советские времена я служил в Одессе, в 5-й воздушной армии. У меня была специальность «кодировщик» специальной правительственной связи, но в добровольческом батальоне мы все были обычными бойцами. Изначально нас подчинили МВД, чтобы «легализовать» оружие. Где-то недели две нас учили, хотя времени, как во время второй мировой, особо не было. Я  занял деньги, чтобы купить себе экипировку. Первую форму мне подарил отец нынешнего депутата Верховной Рады Владимира Парасюка — мы вместе служили в батальоне. Нам выдали бронежилеты и каски. Нельзя сказать, что нас бросали в бой вообще безоружных с саперными лопатками. Оружие было, правда, старое. У нас был ротный пулемет Дегтярева с товарищем на двоих, выпущенный  еще в 1948 году. Его постоянно «клинило». Есть фотография, сделанная во время боя, где рядом со мной лежат четыре автомата и пулемет. В общем, мы были универсальными солдатами.

«РЕЛИГИОЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ НАХОДИТЬСЯ В СТОРОНЕ»

— Откуда вы начали воевать?

— Мой первый выезд был в конце августа, когда наши ребята выходили из-под Иловайска. У нас была задача укрепить группу бойцов из «Правого сектора». Мы хотели пробить коридор под Старобешево, чтобы ребята могли отступить по этой дороге. Наша колонна состояла из шести машин. Было неясно, раскроют нас или нет — это было такое задание достаточно серьезное. А потом были Пески.  Был еще третий выезд, и я вернулся уже в марте 2015 года. Когда я приехал, мой сын был в пансионе полгода. Я понял, что начинаю его терять  в психологическом плане. Поэтому попросил оставить меня в Днипре. К тому же, сильных столкновений на фронте уже не было. А в августе-сентябре добробаты полностью убрали с передовой. В этот период я достаточно серьезно занимался волонтерской деятельностью, одновременно со службой. Потому что кому-то была нужна форма, кому-то лекарства. Кроме того, была у нас еще группа — мы перевозили погибших ребят к месту захоронения. За 2015 год мы перевезли более 500 человек погибших.

— Не страшно было на фронте?

— Есть бравые парни, которые говорят, что не боятся, но пусть не врут — всем страшно. Потому что любой нормальный человек вспоминает все, когда летит снаряд или мина и может снести голову. Есть такое выражение: не боятся ничего только дураки. Нормальный человек должен бояться — иначе он просто погибнет. Я контузию получил. Даже не знаю, что это было — возможно, граната из «подствольника». Был взрыв над головой на расстоянии вытянутой руки, кратковременная потеря сознания — как будто свет выключили. И с тех пор шум в ушах не прекращается  А если бы была немного другая траектория, мы бы сейчас не разговаривали. Когда наступил момент перехода из военной жизни в гражданскую, я не потерялся. Потому что занимался волонтерской деятельностью, и было желание помогать. Оно не дало зациклиться на своих проблемах, заставило искать, что дальше делать.  Когда стараешься для других, становится как-то легче. К тому же было предложение идти в депутаты, чему поспособствовала моя известность. Обо мне начали писать зарубежные журналисты. Было необычно, что ортодоксальный еврей пошел воевать, хотя имел возможность уехать в Израиль. И потом религия все-таки подразумевает мирный характер, она учит нести свет и мир. Но, на мой взгляд, религиозный человек не может находиться в стороне. Просто есть разные способы участия — от пацифистского неприятия до решительных действий.

— Я слышал, что вы получили благословение раввина.

— Да, я пошел к нему — это правда. Пришел за советом, и он сказал, что это правильно, когда человек идет и защищает свою страну. Еврейская община помогала нам с жильем, нас кормили бесплатно, потому что мы практически были беженцами, когда приехали из Крыма. У нас ни работы не было, ничего. Нас поддерживали, а потом помогали семье, когда я был на войне.  И мне помогали, когда я в госпитале лежал, навещали и покушать приносили. Община не оставляет без помощи наших людей. И сейчас у нашей семьи нет жилья, но нам та же община помогает — предоставляет жилье и дают паек продуктовый.

Даже на войне, как верующий человек, я старался соблюдать обряды, хоть это было непросто. Иногда определенный порядок мне приходилось нарушать, когда я был на передовой и находился в окопе. Но всегда можно найти выход, чтобы соблюдать наши обряды и найти кошерную пищу. Кстати, в батальоне кроме меня были и другие евреи. Один из них погиб в Иловайске.

«СОВМЕСТНО МЫ СМОЖЕМ ИЗМЕНИТЬ НАШУ СТРАНУ — И ЭТО БУДЕТ ЛУЧШИЙ ЗАСЛОН ОТ СЕПАРАТИЗМА»

— Почему вы занялись политикой?

— Хотя я не вступил в партию «Укроп», но я полностью поддерживаю ее программу. На выборах в городской совет я баллотировался по партийному списку. Я сам предложил Борису Филатову свою кандидатуру. Депутатство дало возможность сделать больше. Мне легче, например, получить для кого-то помощь. До этого волонтерство было, как хобби, а теперь, я как депутат занимаюсь вопросами людей и жизни города. Из депутатских денег 300 тысяч я раздал нуждающимся. Еще два миллиона бюджетных средств пойдут на закупку оборудования для  больниц и кардиологического центра. За первое полугодие я провел около 150 встреч с избирателями. Подсчитайте, какая это была интенсивность, ведь у меня два округа — в центре и Амур-Нижнеднепровском районе. Нельзя людей оставить без помощи и без поддержки. Тем более, что мы видим, в каком состоянии жилые дома и квартиры. В первое время я ужасался, приезжая на эти встречи. Меня удивило, какое отношение было к самому городу и к людям у прежней власти. Когда мы приходим, люди смотрят на депутата, как на барина. Это абсолютно неправильно, ведь меня люди выбрали и делегировали свои полномочия. На самом деле это не мои права, это права избирателей. Поэтому мы сейчас это болото и разгребаем.

— Проблемы у ветеранов АТО есть?

— Конечно, есть. Например, трудоустройство. Со здоровьем у многих проблемы. Поэтому у нас и уделяется большое внимание ветеранам. Мэр не дает их в обиду,  не оставляет без внимания наших бойцов. Ну, и мы, депутаты, тоже стараемся, насколько это в наших силах. Филатов неоднократно на сессии горсовета говорил, что надо упростить процедуру получения земли для бойцов АТО. Недавно была принята программа по обеспечению социальным жильем.  Теперь город сможет покупать на вторичном рынке квартиры тем людям, которые стоят в льготной очереди. Такого еще в Украине не было. Сейчас формируется новый бюджет, и мы посмотрим, как будут голосовать депутаты, которые представляют оппозицию и не ходят на заседание городского совета. Кстати, бывшие участники АТО воевали не всю жизнь. Многие имеют не одно высшее образование. Кто-то из них занимался бизнесом. Сейчас они принимают активное участие в обновлении власти. Мы пришли в горсовет через выборы, и избиратели имеют возможность сравнить работу тех, за кого они голосовали. Я уверен, что те, кто голосовал за «Укроп», им не стыдно. Они видят реальные изменения, а те, кто голосовал за «Оппоблок», продолжают утверждать, что нет изменений в городе. Если ничего не видят, пусть сходят к врачу.  Мы целиком и полностью поломали схемы, когда бюджет города уходил не на нужды города, а «налево». Мы хотим освободить улицы города от незаконной торговли, которая мешает проезду транспорта и свободному движению пешеходов, оставляет после себя горы мусора. Это то, что дает процветать коррупции, потому что стихийные рынки  являются питательной средой для различных злоупотреблений.

— Как вы думаете, почему Днипро остановил «русскую весну»? 

— Есть такая поговорка: «Днепр не первый, но и не второй город в Украине». Здесь живет много студентов, интеллигенции, людей, которые искренне хотели независимости. Все 25 лет Украину пытались уничтожить как независимое государство и пытались это сделать представители «русского мира». Даже в Европе есть силы, которые получают деньги, они обмануты российской пропагандой, симпатизируют РФ. Я вырос в семье военного, в которой были преданы идеалам коммунистического общества. Но и для меня в 2014 году произошел перелом, когда я увидел технику российскую и казаков, которые ехали через пролив. Мы жили на керченском шоссе, и я видел вторжение. Это было отвратительно, когда состоялся  референдум, крики «Россия, Россия!» и пьяные лица. Если бы мы не оказали сопротивление, сейчас имели бы здесь то, что происходит в Донецке и Луганске. Этот гнойник, иначе его не назовешь. Его нужно почистить от пропаганды, а не от людей. Просто людям надо показать, посмотрите — у нас вся страна живет нормально. Да у нас есть проблемы в социальных вопросах, но это есть везде, есть и в России. Вот этим мы как раз и занимаемся в Днипре. И люди видят изменения в городе.  Безусловно, это заслуга в первую очередь нашего мэра и его команды. У нас могут быть какие-то политические разногласия, но мы всегда найдем общий язык. Совместно мы сможем изменить нашу страну — и это будет лучший заслон от сепаратизма.