Доктор Демос и Миссис Кратия

Марсель Дюшамп говорил: «Все является искусством» («Tout est art»). Да, это тот самый французский модернист, который доказал свое мнение своеобразным образом: дорисовывал усы леонардовской Джоконде. Словом, предвидел «креатив» в глобализированном мире. Сюрреалистический штрих — и мировой шедевр становится насмешкой над здравым смыслом, тупой подростковой шуткой.

Читая последние новости о выборах, я столкнулась с далеко не одним сообщением о «креативности» украинских избирателей. Сюрреалистическая «креативность», когда избирательный бюллетень из документа волеизъявления гражданина превращается якобы в документ протеста: вместо имени кандидата появляется имя шутливого персонажа. Или шутливая идея. Но далеко не шуточным оказывается результат.

Где-то полтысячелетия назад несколько не лишенных таланта флорентийцев выбрали мрамор для реализации своей концепции искусства. Полтораста лет назад группка ясных душой французских художников избрала полотно и кисти для изображения своих солнечных импрессий турбулентного мира, а еще раньше суровые немецкие философы потратили на свои интеллектуальные конструкции километры бумаги и литры чернил. В шестидесятые годы «безумные мальчики» из английской провинции решили построить баррикады посреди линий музыкальной пентаграммы — и звали их «Битлз». Сегодня — совсем другой художественный материал. Американцы разрисовывают цветным спреем дома в окрестностях больших городов. В венском музее модерного искусства я когда-то видела десятиминутное видео растрепанной женщины, которая кричала и не хотела причесываться, — сегодня и это считается искусством. Какую великую культуру создали украинцы на протяжении их тысячелетней истории: какая поэзия, какие картины, какие голоса, какие ноты! Но 28 октября 2012 года украинцы изобрели новую форму искусства: избирательный бюллетень в форме оригами, как называют это искусство японцы, мастера превращать лист бумаги в символический образ.

Учитывая, что в Украине голосовало где-то около 60% граждан, среди активной части общества существует достаточно большой комеди-клаб острословов. Лейтмотивом этих оригинальных бюллетеней-оригами была мысль голосовать «против всех», против политики вообще. Но в своеобразном концептуальном оформлении. Интересно понять логику этих голосов, которые, протестуя против власти, голосуют за власть. Интересно увидеть их лица — а это же лицо молодежи, судя по культурным аллюзиям.

Галочка за Чака Норриса. Конечно, футболисты же не прочь попасть в парламент, почему же там не должно быть места для техасского рейнджера, специалиста по каратэ, иначе это просто была бы дискриминация!

Ага, конечно, кто-то поддержал партию Дарта Вейдера. Кто не помнит — двухметровый военный командир в черных доспехах и уродливой маске из «Звездных войн», который по воле Императора устанавливает Новый Порядок путем террора. Оригинально: критика императора-тирана, которая добавляет, однако, голос именно в интересах тирана.

«Отдайте бюллетень на переработку». Настоящее экологическое сознание. Но на один бюллетень пошло немного древесины, однако вырублены целые леса, чтобы освободить место для загородных резиденций политиков. А вдруг этим бюллетенем можно было бы дать возможность оказаться в парламенте человеку, который бы эти леса защитил?

А какой смысл имеет надпись «Слава Украине!» на бюллетене, что из-за этого полетит в мусорную корзину? Какую концепцию «славы» имел этот избиратель? Хранить память истории своего народа — это святое. Но жить, прославляя прошлое без какого-либо конкретного действия в настоящем или, напротив, гордясь аутсайдерскими бравадами, — это издевательство над теми правами гражданина, которые для нас добывали в борьбе люди — и погибали за них — в течение той же истории, которую этот избиратель так пассионарно защищает.

Среди авторов избирательных оригами есть и трагические романтики, которые буквально перенеслись с полей европейских независимых баталий ХІХ ст. на избирательные участки Украины: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Сильная и глубокая мысль. Философия самопожертвования славных героев и безымянных ребят, которые предпочитали умереть на полях битв или баррикадах, чтобы не стать рабами: кто же смеет презирать такое чувство? Цинизм — это в целом болезнь современной мысли, но цинизм вплоть до такой степени? Играться в Уильяма Уолласа в выполнении Мэла Гибсона около избирательной урны, а тем самым потратить свое право на голос — это будто бы небольшая, но все же ощутимая рана на теле демократии. А когда «умирают стоя» одновременно много таких современных «героев», то демократия истекает кровью и все. Вот и результат антиэлекторального пафоса. В действительности жизнь на коленях обеспечена именно после такой «героической» смерти в саркофаге электоральной урны. Потому что лоботомизация общества начинается с безразличия. Немало провинностей, которые мы привычно переводим на плечи политиков, имеют на самом деле корень в нашем ежедневном гражданском Не-действии.

LIBERTE, EGALITE, FRATERNITE

Мое любимое оригами — «Революция вместо выборов». Мне интересно, слышал ли автор этого патетического мотто что-то хоть одним ухом о великих революциях ХVІІІ в.? Не помешает немного истории. В сущности, основным двигателем Французской революции была борьба именно за избирательное право. Перед революцией, во времена «ancien regime», «старого режима», «третье сословие» представляло всех тех граждан, что не входили в две привилегированные категории — дворянства и духовенства. Эммануэль-Жозеф Сийес (Sieyes) был политическим деятелем, который подтолкнул третье сословие к революции. Главная причина заключалась в конфигурации избирательной системы во времена «старого режима», которая базировалась собственно на правах сословия, а не на правах индивидуума. Поэтому всегда выигрывал альянс аристократии и духовенства, которые радовались привилегиям (в частности, не платили налоги), против третьего состояния, несмотря на то, что оно в действительности представляло 98% французов! Сийес, известный в первую очередь как автор произведения «Признание и изложение прав человека и гражданина» (1789), которое легло в основу революционной «Декларации прав человека и гражданина», написал памфлет «Что такое третье сословие?». Простыми словами он описал драму бесправности: «Что такое третье сословие? Все. Что оно значило до этой поры в правительственной системе? Ничего. Чего оно хочет? Стать чем-то».

Ответ на вопрос, почему разразилась революция, изменившая судьбу Европы: абсолютное большинство граждан, хотя и представляло французское общество, в течение веков не имело права ни на политическое, ни на юридическое существование. Наступило время это изменить, начиная с избирательной системы. Вот, в большой степени, настоящее начало Французской революции — взятие Бастилии было на самом деле скорее символическим актом. Так появилось Национальное Учредительное собрание, куда вошли представители третьего сословия без аристократии и духовенства, обещая не распускать Собрание, пока не будет написана Конституция Франции (сентябрь 1791 г.). Среди основополагающих принципов этой первой Конституции, созданной под воздействием духа Американской революции, фигурировало утверждение неприкосновенных естественных прав человека, что делает граждан равными перед Законом.

Конечно, Конституция не лишена противоречий. Например, несмотря на то, что за два года до того была написана «Декларация прав человека и гражданина», рабство во французских колониях не отменили и женщины не могли еще принимать участие в голосовании. То же было в Древней Греции, в Афинах, где родилась первая модель демократической системы в истории человечества. Поэтому нужен всегда критический подход к эволюции демократической системы на Западе. Но если отминусовать колониализм и право голоса женщин — аспекты, которые будут иметь свою отдельную историю — Французская революция стала тем настоящим переворотом, который радикально изменил статус гражданина. То есть, если все граждане имеют одинаковые права, это также означает право на равное участие в общественной жизни. А следовательно, в отличие от «старого режима», когда вся власть сосредоточивалась в руках короля, аристократии и духовенства, ныне каждый, независимо от сословных своих признаков, мог стать частью правительственной и законодательной системы. Отныне право на написание законопроектов принадлежало всем гражданам как легитимным представителям нации. Благодаря этому коренному изменению исполнительной и законодательной систем все принципы и законы, выработанные этими двумя ветвями власти, стали реальным самовыражением голоса народа.

Дальше эти мысли развил Руссо. Философ считал, что законодательное право не принадлежит отдельно взятым гражданам — в отличие от естественных прав, записанных в Декларации 1789 года. Вместе с тем граждане имеют право на написание законов лишь как одно целое, где пожелание Индивидуума растворяется в общем стремлении Нации. Алексис де Токвиль в своем известном произведении «Демократия в Америке» (1835—1840) описывает, в частности, и негативные результаты демократии, которые возникли именно в обществе, где этот тип политической системы был реализован в самой радикальной форме, далекой от классической модели Старого континента. С одной стороны, прямая демократия уменьшает силу мнения отдельного гражданина, который таким образом оказывается во власти «мнения большого большинства». С другой — такой абсолютный контроль в руках большинства относительно политических дел может обусловить прогрессивную атомизацию общества, усиливая известный индивидуализм высокоразвитого капиталистического Запада и искушение отчуждения от проблем управления государством. Словом, противоположная ситуация, сравнивая с демократией античного мира, которая характеризовалась именно активным и постоянным участием всех граждан в выборах: древние греки считали обязательным использовать свое право на формирование тех законов, которые касаются их жизни. Другими словами, диалектика построения демократии — процесс, который находится в постоянном развитии.

Действительно, концепция гражданина принадлежит еще Аристотелю, который сказал, что гражданин — это тот, кто имеет право активно участвовать в управлении государством и в судопроизводстве. Это тот, кто имеет право выбирать и быть избранным. Тогда далеко не все это воспринимали: ведь этот принцип придавал демократической системе в античном мире именно тот характер нестабильности, который настораживал некоторых философов, предпочитавших жить в спокойном полисе под руководством аристократии. Но уже во время Ренессанса, например, флорентиец Макиавелли видел элемент «конфликта» как естественную суть всех феноменов, а особенно — политики, поэтому самое главное, считал он, это умение Властителя умело пользоваться конфликтами по принципу греческого кайроса, то есть вмешиваться в подходящий момент, упорядочивая хаос и одновременно удерживая живую динамику конфликта, который вдохновляет душу политики.

Возвращаясь к Французской революции, важно вспомнить, что предоставление суверенитета народу в целом и неотъемлемых прав отдельно каждому гражданину значило также предоставить новую функцию самому государству. Другими словами, государство, будучи комплексной группой граждан, имеет обязанность оберегать их естественные неприкосновенные права, основные из которых — равенство, свобода, частная собственность, безопасность и сопротивление угнетению.

Конституция 1791 года внедряет радикальные реформы, которые разбивают старую феодальную систему. Был введен однопалатный парламент — следовательно, окончательно отменялись привилегии аристократии. Также применялся принцип представительства на основе имущественного ценза — право на голосование предоставлялось лишь тем, кто имел частную собственность на территории государства и, ясно же, был лично заинтересован в участии в политической жизни, в частности и ради защиты своей собственности. Основное же то, что вводится принцип разделения трех ветвей власти, который Шарль Монтескье сформулировал в своем выдающейся работе «Дух законов» еще в 1748 году: власть законодательная, власть исполнительная и власть судебная предстают как полностью независимые центры власти, которые взаимно контролируют и уравновешивают друг друга.

Как давно это было написано, более двухсот пятидесяти лет назад, а как актуально звучит в сегодняшней Украине! Позволить смешать эти три ветви власти, соединив их в руках одного лица или одного органа, значит убить возможность существования политической свободы. Вот эти слова Монтескье стоило бы повесить на фасаде президентского дворца в Украине — и больше не снимать: «Не будет свободы [...], если судебная власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан оказываются под давлением произвола, поскольку судья превращается в законодателя. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать притеснителем». Если же соединены между собой все три ветви власти, считает Монтескье, тогда мы получаем абсолютную тиранию... Интересно, какой бы термин он употребил, посмотрев на то, что в нынешней Украине называется демократией?!

Важно вспомнить, что были еще две попытки написания Конституции — в 1793 и 1795 гг. Принципы Конституции 1793 г. отвечали самым радикальным идеалам демократии и в большой степени получали вдохновение от мысли Руссо. Национальный Конвент отменил монархию, провозгласив Республику. Граждане должны были получить возможность активно участвовать в политической жизни по принципу так называемой прямой демократии. Конкретно это проявилось в обещании ввести всеобщее избирательное право (против цензового избирательного права предыдущей Конституции). В частности этот аспект сигнализировал о важном изменении: к защите государственного суверенитета добавлялась защита суверенитета народа, который получал свой голос в рамках системы всеобщего и прямого избирательного права. Из-за своей радикальности эта Конституция не была тогда конкретно внедрена. А дальше началась паранойя Террора, и страх перед экстремизмом повлек Конституцию 1795-го, где уже началась инволюция прямой демократии...

А в синтезе можно было бы сказать так: не бывает непреданных революций. Не бывает раз и навсегда установленных принципов демократии. Есть процесс, есть движение, есть поиск. Но процесс, в котором — как в «Декларации прав человека и гражданина», что с 1789-го имеет конституционную силу — неотделимыми от прав человека являются его гражданские обязанности. Поэтому темные страницы революции остались в истории, а мотто «Liberte, Egalite, Fraternite» стало символом демократии не только Франции, но и всей Европы.

ИСТОРИЯ КАК СОЗНАНИЕ БУДУЩЕГО

Это отступление не является лекцией по истории. Я просто хотела показать, что революция никак не может быть альтернативой выборам, ведь люди умирали на баррикадах революции именно ради того, чтобы получить право избирательного голоса. Понятие «революция» означает переворот целой политической системы, и чаще всего это приводит к кровопролитию. Выборы — это, так сказать, мирная революция, это спокойный и легитимный способ смены власти на другую, отвечающую желанию народа. Честные прозрачные выборы заставляют политиков помнить, что они избраны на назначенное народом время, чтобы обеспечить этому народу приемлемые параметры ежедневной жизни и позитивную перспективу на будущее. Вот настоящий остроумный пример аутентичного демократического мышления, о котором мне рассказали мои друзья — студенты из Сорбонны, с курса политической философии. Один из премьер-министров Франции на дверях своего кабинета рядом со своим именем написал: «будущий бывший премьер-министр». Здорово сказано! Приступая к своим обязанностям, он уже себе напоминал, что станет бывшим. Другими словами, чиновники должны работать, хорошо помня, что их вскоре поменяют. Это и есть настоящая демократия. А главное — это и есть сознание того, что представляет собой настоящая демократия.

«В каждом государстве народ получает именно то правительство, которое он заслуживает». Так говорил французский философ, законодатель и дипломат конца ХVІІІ — начала ХІХ вв. Жозеф де Местр. А задолго до него то же самое говорили древние римляне. Словом, истина длительностью в историю человечества. Внутренняя проблема демократии заключается именно в том, что во всех контекстах существуют отдельные честные граждане, которые интересуются политическими и социальными вопросами своего государства, которые голосуют и переживают за состояние своей страны, независимо даже от того, находятся они в определенный момент в пределах ее границ или нет. Но государство и во внутреннем, и во внешнем восприятии предстает как комплексное явление. Отсюда двойное лицо демократии: с одной стороны, отдельный порядочный поступок может не иметь никакого прямого влияния и раствориться в общей картине большинства общества, а с другой — гражданин обязан сделать этот поступок, чтобы иметь возможность повлиять на смену существующего положения вещей. Поэтому моральный императив гражданина в демократической системе — не только пользоваться всеми своими правами и обязанностями, но и постоянно спрашивать себя, сделан ли собственный вклад, использованы ли свои права, исполнены ли свои обязанности. И это процесс, которому нет конца.

Каждая из европейских стран имеет свою историю отношений с собственной традицией демократии. В большей или меньшей степени это всегда критическое осмысление, с постоянным вопросом: могли ли мы сделать больше, а если не смогли, то почему. А в первую очередь: что это значит для будущего? И вот, собственно, очень интересна в этом плане именно Франция — страна, которая отождествляет свою демократическую идентичность с Французской революцией и с интеллектуальным вкладом выдающихся мыслителей того времени, среди которых были и тот же Руссо, и Монтескье, и Вольтер и много других. Но это не осознание только истории: это прежде всего осознание нынешнего и будущего. Политизированное сознание во Франции зашкаливает: каждый гражданин невероятно активно отслеживает политическую ситуацию. Можно увидеть профессора, который покупает на открытом базарчике овощи и уже дискутирует с продавцом о действиях правительства. На каждой второй стене Парижа можно прочитать формулу «»Liberte, Egalite, Fraternite» — три принципа, составившие основу именно той Конституции, которая в революционные времена не была внедрена из-за своего радикализма. Но первая ассоциация, которая у нас возникает при мысли о Французской революции, — это именно эти три больших и святых слова, стоившие французам и Европе многих ошибок и крови, но ставшие также высоким достижением мужественной борьбы Европы за справедливое общество.

Поэтому так странно слышать европейцам — и мне самой сложно понять — когда говорится, что результат Помаранчевой революции разочаровал большую часть украинского общества, особенно молодежь. И лейтмотив неизменен: «Что бы мы ни сделали, все равно ничего не изменится. Если не вышло построить демократическую Украину после такого мощного и объединенного толчка, то все напрасно». Но все наоборот! Революция — даже такая радикальная и кровавая, как была во Франции — это только начало процесса. Опять же: все большие революции Запада были преданы за короткий срок. После Английской революции полетела с эшафота первая королевская голова, дальше вспыхнула гражданская война, а главный революционер Кромвель установил военную диктатуру. Воплощая идеалы свободы, равенства и братства Французской революции, Наполеон охотно стал императором. Или же польские революции конца ХVIIІ и в ХІХ веке — хотя бы одна из них победила? Хотя бы одна не закончилась побоищем людей, пожарами, разрушениями, репрессиями? Возможно, динамика Американской революции несколько иная, но историческая и общественная ее основа с самого начала отличалась от условий развития стран Старого континента. Но если верим, что и Украина — «украденная» часть Европы, как называл Центрально-Восточную Европу Милан Кундера, то необходимо анализировать ее состояние вместе с ситуациями других европейских наций.

По крайней мере так смотрела сама Европа на Украину в период Помаранчевой революции. Вы знаете, что западные европейцы, которые слушали новости в течение осени-зимы 2004 года, завидовали украинцам из-за их Майдана? Их переполняла, если так можно сказать, культурно-историческая ностальгия за большими героическими моментами своей истории, да, ностальгия, потому что в странах ЕС большая часть демократических прав завоевана, но ценность идеала свободы словно размыта привычкой до ее гарантированного присутствия. Однако они были счастливы за мужество и принципиальность этого древнего-молодого народа, который чувствует себя европейским, поэтому борется за демократию, осознавая, что имеет право на такое естественное и неотъемлемое измерение своего существования. Чистый и аутентичный энтузиазм Майдана напоминал им обо всех тех революциях, которые Европа уже пережила и благодаря которым получила нынешние свои гражданские права. И тем более это было красиво, потому что демократия имеет длинную историю и многие ее страницы были написаны кровью. Но 2004 год в Украине имел в себе те же моральные принципы, те же протестные голоса, те же светлые лица под реющими национальными и помаранчевыми знаменами, но — без того кровопролития. Так что же важнее — этот исторический вызов народа своей судьбе — или бездарные политики, которые так и не сумели его воплотить?! Если Украина — Европа, то самое важное — народ и суть его протеста.

Рассказываю своим друзьям на Западе о своих друзьях в Украине. О той внутренней свободе, которую я люблю в этих людях и разделяю ее с ними — свободу, которая позволяет и итальянской моей идентичности и польской переплавиться в единую — украинскую. Потому что не есть ли это НАША АУТЕНТИЧНАЯ ЕВРОПЕЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ?

Интересно — иногда весело, но иногда и грустно — осознавать разницу между молодежью «здесь» и «там». Например, свобода движения: молодежь на Западе, возможно, уже не представляет ее ни как привилегию, ни как право, потому что это всего лишь гарантированная форма образования, отдыха, образа жизни. А молодые украинцы, напротив, умеют оценивать путешествие — как философию, как способ познания, как дух открытия. Жажда к путешествию — это универсальное чувство молодого духа. Но какая же грусть приходит в душу, когда осознаешь, что не всем эта свобода движения гарантирована. И тем более грустно, когда чувствуешь, как часть общества стихла и позволила цинизму войти в свое сознание. Предательство власти сдавило бурность народа, но и народ также позволил власти парализовать свою волю, погасить свои желания.

Проявлением такой парализованной воли и угасших желаний является то псевдо-протестное голосование за вымышленных персонажей, порча бюллетеней, фронда аполитичности и анархизма, а в прошлом — голосование «против всех». Волна этих постмодернистских театральных жестов — это только примеры одного выбора: выбора не выбирать. Это продажа своих прав и уход от своих обязанностей. Тем более что в настоящий момент очевидно, как замечательно помогли те испорченные бюллетени-оригами самой власти, которая в последние дни подсчета применила, в частности, подобные методы порчи бюллетеней — как в страшной сказке, с использованием накладных ногтей «с пишущим стержнем» и «пишущих перстней» — Дарт Вейдер был бы в восторге. Так протест против власти и фальсификации самой власти стали одним «жанром».

Словом, отказ от своего права на голос — это вовсе не поступок-протест. Это элементарно не-поступок. Демократия учит, что даже когда есть выбор не просто между лучшим и худшим, а между худшим и наихудшим, нужно использовать до конца свою возможность принимать участие в пересоздании общества. Портить свое право на голосование, вообще не голосовать, а затем постоянно перекладывать вину за проблемы в стране на политиков — это как открывать двери ворам, когда они хотят вломиться в ваш дом, да еще им предложить чай с пирожным, а затем на следующий день бежать жаловаться в полицию. А гордиться голосом «против всех» — это как тем же ворам подать еще и котомку, чтобы они туда положили все драгоценности, которые мы им показали в доме.

Но отдать вору свое любимое ожерелье — это потерять материальную ценность. А отдать свое право на построение пространства собственной свободы и свободы своих соотечественников — значит потерять моральные ценности и наивысшую свободу человека — свободу изменить имеющееся положение вещей.

Журналисты констатируют, что менее 60% общества приняло участие в выборах, что в обществе доминирует безразличие, апатия, уход от политических проблем. И это правда. Но это правда не тех или других выборов, а в большой мере и всего периода Независимости, когда с самого начала не были реализованы в первую очередь реформы в системе образования, необходимые для укрепления гражданского самосознания общества, углубления чувства нации и ее воли принимать участие в перестройке государства. Поэтому проблемы конкретных выборов вращаются в закрытом кругу: где начинается вина политиков, а где сам гражданин пренебрегает своими обязанностями, удивляясь потом, почему же он не имеет нужных ему прав? Делегировать те или другие решения власти не значит, что граждане уже не имеют никакого влияния на эти решения. Протестовать на площадях, создавать альтернативные политические движения или организовывать публичные дебаты, которые касаются разных областей жизни страны, — это все часть процесса построения государства, разные способы использовать свою возможность сделать вклад в трансформацию общества. В этом плане идти на выборы — это первый шаг, чтобы сделать этот вклад. А пренебречь этой возможностью — значит презреть исторические усилия всех народов, которые когда-то добывали в борьбе те права без уверенности в победе, но с верой в собственные силы. История демократии — это умение уважать наименьшую свободу для того, чтобы потом использовать ее для борьбы ради высших форм свободы.

Молодежь сегодня чувствует границы иначе, чем когда-то. Много моих и «восточных», и «западных» друзей, и я сама в этом глобализированном мире свободно ездим, учимся в разных странах. Временами даже чувствуем, что мы везде и нигде, что нам трудно укорениться в одном кругу людей, в одном конкретном обществе. Но это также дает возможность видеть разные страны, познавать характеры разных народов. И, может, именно поэтому тем важнее является связь с собственными корнями. И тем острее чувствуется потребность борьбы за свое право на участие в пересоздании государства и в построении демократических основ того общества, в котором укоренены наши семейные связи, наша память рода, наш культурный опыт, наши национальные чувства.

Говорил Камю: «Человек — единственное существо, способное изменить свою нынешнюю ситуацию». Решить ничего не решать значит уничтожить моральный и гражданский потенциал человека. Нынешняя демократия в Украине — словно странная пани, что посреди бури проблем ищет свой дом в полях, покрытых снегом. Немного она шизофреническая эта пани, потому что каждый раз возвращается на тот же путь и стирает на снегу все свои предыдущие следы к своему дому и сбивается с дороги. Это что-то вроде доктора Джекила и мистера Хайда: на рассвете у нее мужской, рациональный и честный ум доктора Демоса, который прокладывает дорогу, изучает ее направление, разгребает камни, препятствующие добраться до своего дома. Вдруг солнце садится, и она становится эгоцентрической пани Кратией — капризной, нервной, с грандиозными планами и неумением реализовать даже самые простые вещи. Она с яростью стирает следы какого-то честного господина, что до нее ходил тем же путем, заваливает его камнями, а затем горько сетует на свою судьбу и ужасно сердится на бездорожье.

Поэтому, когда пани Демократия теряет свою дорогу в сегодняшней Украине, нет смысла жаловаться на бурю, хоть бы как она не кружилась вокруг. Поскольку проблема пани Демократии все же больше внутренняя, чем внешняя. Так она и дальше блуждает, ища дорогу, эта пани, закутанная в свой желто-голубой плащ, потрепанный ветрами истории. Может, в какой-то момент ей нужно перестать бороться с бурей, а тихо и терпеливо разгрести снег, найти шаги доктора Демоса, рационально обозначить свой маршрут и твердо, не сворачивая на окольные пути, пройти той единственной дорогой, которая ведет к Европейскому Дому. Тогда и та буря успокоится и ляжет к ногам украинской Демократии. А она еще долго будет нелегкой, эта дорога. Но это Дорога — и в этом ее смысл и красота.