Дорога к Чертову болоту

Территорию Цуманской пущи называют клондайком для ботаников. Одна из недавних научных экспедиций обнаружила здесь реликтовое растение, которое в последний раз в Украине встречали еще 34 года назад! Его считали исчезнувшим и в Европе, потому что не находили больше ни в Польше, где оно росло, ни в Болгарии. А этим летом шли себе профессора из Киева по лесу через старый мостик на реке Кормин, и увидели, как по воде плывет... кальдезия белозоролистная!

Местные лесоводы, которые знают эту территорию лучше столичных академиков, считают: когда в пуще начнутся действительно планомерные исследования, будет обнаружено не 19, как сейчас, краснокнижных растений, и даже не 29. Сейчас заповедная территория ограничивается лесными массивами. Переход ее в статус, как предлагается, национального парка, порадует экологов, но принесет заботы лесоводам и жителям окрестных сел...

Осенний лес даже пахнет не так, как летний, зато можно, по образному изречению инженера из лесного хозяйства Цуманского гослесхоза Анатолия Дорошука, «подышать историей». Ведь вокруг — дубравы, которым от 120 до 170 лет. По узкой дороге, над которой уже начинают смыкать свои кроны деревья, мы едем туда, где и живет кальдезия.

Еще несколько лет назад по этим дорогам ездили тяжелые лесовозы. От них и остались в земле рытвины и канавы. И если бы лесовозы ездили до сих пор, мы после них на нашем двухместном УАЗе (иногда его колеса даже не касаются земли) не проехали бы. Некоторые участки еще год назад были предназначены для сплошных рубок, но с тех пор как попали в пределы заповедника, люди с топорами и бензопилами отсюда ушли. В заповедник отошло немало зрелых и перезрелых — по классификации лесоводов — деревостанов. По большей части это дуб и сосна, но лет примерно 20 без особого вреда для своей товарной ценности они еще простоят. Дождутся, возможно, новых технологий, когда «готовые» деревья можно будет забирать из массива без вреда для окружающей природы. Однако и охота здесь уже запрещена. А среди браконьеров, между прочим, случаются и американские подданные. И это не шутка: многие жители окрестных сел, где преобладают сторонники протестантской веры, пожив немного в США, возвращаются в Башлыки или Липное, но вернуть себе украинское гражданство не спешат.

Мостик через Кормин, небольшой приток Стира, явно знал лучшие времена. Поэтому водитель высаживает пассажиров. В эти заповедные массивы вела еще одна дорога, и тоже с мостом через Кормин. Но лесоводы его разобрали, «чтобы не провоцировать».

Есть молодчики в окрестных селах, которые нам откровенно говорят: «Ребята, выйдите из леса хотя бы на неделю, а мы за это время сами все сделаем!». Вот спрашиваю я у Степана Пащука, который возглавляет Черемский заповедник в Маневицком районе: «Как вы охраняете свой объект? Ведь только в этом году он получил проект организации заповедника, а работают люди уже пять лет. То есть деньги есть только на зарплату, но не на научную работу, охрану или на воссоздание фауны и флоры. Ну, браконьеров они гоняют, потому что имеют хорошую егерскую службу..» — «А как с лесокрадами?» — «Да какая там особая охрана, говорит Пащук, это же болото, кто в него добровольно полезет?!» — «Тем более, населению известно, что, несмотря на отсутствие нормального финансирования, в «Черемском» спуску лесокрадам не дадут. А здесь такие леса, которые без присмотра оставить нельзя. У нас люди знают, что цуманская лесная охрана налажена, и не так, может, боятся судей, как того, чтобы не нарваться на грозных лесников», — смеется Анатолий Дорошук, натягивая непромокаемую спецодежду, в которой и будет «охотиться» на кальдезию.

Растение, наделавшее столько «шороха» в научных кругах, своим местом обитания выбрало тихую заводь Кормина. Анатолий Васильевич спускается через лесные заросли к воде и вытягивает из нее... скромное, самое обыкновенное растеньице с несколькими листочками.

— А вы ожидали, что это будет красота наподобие одной из краснокнижных орхидей?.. — замечает он мое разочарование и рассказывает по случаю почти анекдотическую историю, которая, однако, очень ярко характеризует характер сосуществования, так сказать, «объектов» будущего национального парка.

Обычно научные экспедиции из Киева, изучающие богатый мир местной фауны и флоры, поселяют в Гремячем, в санатории «Пролисок». Нашли здесь место и очередной, во главе со светилом украинской ботаники профессором Татьяной Леонидовной Андриевской. Утром столичные гости зашли в столовую и... обомлели. На столах с хрустящими скатерками в вазочках стояли букетики со смолки литовской! Это на удивление красивое в пору цветения растение занесено даже не во всеукраинский, а в европейский красный список редких растений. Профессор Андриевская «рвала и метала». Растерянные женщины из кухни, на чьей совести должен быть этот грех перед Европой, наконец объяснили, что таких цветов у них «целые ковры».

Потом Андриевская обследовала окрестности и облегченно констатировала, что на Цуманщине наибольшая в Украине популяция смолки литовской! Но и букетики, сказала, так не оставлю. Собрала все из ваз и засушила для гербариев...

Кстати, смолка литовская, которую называют самым красивым цветком нашей флоры, — однолетнее растение, ей ежегодно нужно вырасти, зацвести и бросить в песчаную почву семена, поэтому человек, сорвав, может прекратить дальнейшее ее существование.

Теперь в Красную книгу вернется и кальдезия белозоролистная (если, конечно, после специальной экспертизы подтвердится, что это именно то растение). Понятно, что исчезала она с глаз ботаников не потому, что ее уничтожали люди. Но это растение (как еще раки) ощущает качество воды. Размножается вегетативно, и клубень или частичка растения цепляется к почве (поэтому и мы нашу «фотомодель» со спокойным сердцем отправляем в родной водоем). Однако предпочитает она только песчаную почву. Если вода заилена, там ее уже нет. По-видимому, цуманские водоемы при отсутствии деятельности колхозного «монстра», который хорошо «нахимичил» на нашей земле, стали более чистыми. Но парадокс: врагом №1 для кальдезии становятся... бобры, еще сами недавно уничтоженные чуть ли не до последнего хвоста. В 1960-е годы их завезли на Цуманщину всего десяток. Сейчас их тут три сотни, а бобровые дамбы стали локальной проблемой. Урочище Чертово болото, где они «съели» хорошие лесочки, уже можно перейти по добротной бобровой гати.

В этих краях почти не ступает нога человека, даже лесоводы иногда могут заблудиться... Но не была бы это дорога к Чертову болоту! Приехать в Цуманскую пущу и не побывать на нем — это, я думаю, то же самое, что приехать в Рим и не увидеть Ватикан. Хотя в заповеднике «Цуманская пуща» есть немало других мест, радующих экологов (те же лопатенские дубравы с элитными дубами, те же Горинские обрывы), но в них бывала не однажды. А Чертово болото звало к себе давно. Лет 15 назад мы с мужем собирали на этом болоте чернику. Собирались в другое место, а по дороге встретили знакомого, который и соблазнил черничными полянами на Чертовом. Ягод действительно насобирали, и были они как сортовые: крупнее обычных. И комары кусали так, что одной рукой чернику брал, а второй отмахивался от кровопийц... Как не крутились через неделю на том же, казалось, месте, где поворачивали на болото, так его и не нашли. Не приняло нас Чертово тогда в свои владения.

А здесь с подачи Анатолия Васильевича захотелось посмотреть на березу низкую — деревце, характерное не для нашего Полесья, а для тундры. Развесистые, едва ли не в человеческий рост папоротники по обе стороны дороги (и они из Красной книги...) и лес, который становился все более бедным (меньше дубов), дороги, которые иногда лишь угадывались в зарослях кустов и травы, свидетельствовали, что мы все ближе к цели. Лес перед Чертовым болотом тоже называется Чертов. Вероятно, такое название образовалось из-за отдаленности от человеческого жилья.

Именно в этих местах Анатолий Васильевич Дорошук еще с одним лесником подстрелил орлана белохвостого. Птица чрезвычайно редкая, и раньше на Волыни его даже не видели. Ему нужны именно такие дремучие вековые леса, он за курицей в село залетать не будет. Подстрелил — сказано, конечно, образно. Орел был явно не жилец, скакал лесникам навстречу, но когда накрыли его курткой, еще норовил ударить клювом.

— Кормили мы его мясом, он ел. Уже и кольцо привезли, чтобы окольцевать и отпустить на волю, но сдох, — говорит с сожалением Дорошук.

Еще один наш проводник по пуще, главный лесничий Горинского лесничества Александр Тачинский, снова останавливает УАЗик. Идет искать очередной поворот к Чертову болоту. Просека так заросла травой, что она ему по грудь (и это тоже, говорят, свидетельство того, что в лесу давно не ведутся промышленные разработки). За ней уже и болото. Трава пружинит как эластичный ковер, а потом резко брызгает из-под ног вода. Дальше не иду, нужны резиновые сапоги. Тачинский вскоре возвращается, а Дорошук выходит назад... совсем с другой стороны, чем входил. Говорит, что березу низкую не нашел, куда-то не туда мы заехали.

— А по болоту наскакался!.. С кемпы на кемпу, с кемпы на кемпу! Чуть в сапоги воды не набрал.(Кемпой в его родном селе Датынь, Ратнивском районе, называют, собственно, кочки на болоте.)

Раньше жители окрестных сел (хотя до болота от них добрый десяток километров) косили тут сено для скота. По пояс в воде косили. Однако исчезли колхозы, и уже на полях образовались не только сенокосы, но и «заповедники», в которых скоро волки будут выть.

— Вот говорят: нужно беречь природу, создавать национальные парки... Разве мы против? — говорит Анатолий Дорошук. — Вот определили специалисты из центра заповедного дела при Министерстве экологии границы заповедных территорий... На карте эти границы нечеткие, как определить, где нарушение: в заповеднике или уже в хозяйственной зоне... Поэтому мы пошли дальше: добавили к территориям заповедников и заказников столько своих земель, чтобы можно было провести реальную границу, по тем же квартальным линиям. Экологи предлагали под заповедные территории 6900 гектаров, а мы отдали 9700... А процент заповедности по гослесхозу вырос за последние годы в три раза. Но почему заповедность в лесу и заканчивается?! Есть ландшафтный заповедник общегосударственного значения «Кормин». Кончается лес, дальше течет тот же Кормин, простираются прекрасные луга... Разве те же растения, которые в лесу, не растут и там? Или еще более ценные?..

В его родном Датине, вспоминает Анатолий Васильевич, пока не распахали под колхозные поля старые пастбища, были тучи чаек («их у нас называли «книгами»). Свободно росла очень ценная лечебная и краснокнижная росичка, которая питается... поедая насекомых.

— Пасешь коров, комара поймаешь — и росичке в «рот». А теперь все распахано, где чайки, где росичка, где орхидеи и папоротник?.. И колхозов уже нет, и природу не восстановишь.

Ботаники всего мира плачут от радости над волынской смолкой или кальдезией, а цуманские лесники — над срезанными, бывает, самовольно, деревьями. Был в их практике случай, который можно было бы назвать анекдотичным, если бы он не был откровенно драматическим. Задержали они человека, который, повалив шесть дубов, работал с бензопилой над седьмым. Оформили акты, протоколы, дождались суда. На суде адвокат спрашивает: «Вы видели, как он срезал те шесть дубов?» — «Если бы видели, разве бы позволили столько срезать?» Но шесть, мол, свежесваленных, мужчина признался... «Но вы видели, как он каждый из этих шести дубов срезал, или это ваше предположение? — повторяет адвокат. — Определенно, это все же ваше предположение..». А на основании предположений доказательства не принимаются...

— Слушаешь и думаешь, кто идиот: ты идиот, адвокат идиот, судья идиот, или такие у нас законы, которые позволяют «хорошим парням» строить хатки даже в Долине нарциссов? — рассуждает Анатолий Дорошук.

Видимо, поэтому и местное население не особо разделяет восторженные планы экологов. Проект создания национального парка «Цуманская пуща» муссируется в этих краях уже не первый год. А когда проблема вышла на областной уровень, выяснилось, что против парка не так лесоводы (они уникальный природный комплекс уже сохраняют в комплексе, в виде заповедников и заказников), как крестьяне. В Берестяном сессии сельского совета еще не было, но люди, говорит сельский голова Надежда Федоровна Папежук, «заранее против».

— Невыносимая будет у нас жизнь с созданием этого парка! Люди переживают за выпасы, за дрова. А газ же нам «не светит» абсолютно!

Единогласно против национального парка были депутаты Холоневичевского сельского совета (за что якобы кое-кто «в верхах» назвал их «дураками»)... Секретарь Светлана Николаевна Пиддубная (сельский голова в отставке) говорит, что «наши люди с леса живут». Собирают грибы и ягоды, сдают заготовителям и возят на базар. Кормят лесным сеном скот, возят молоко аж на луцкий рынок.

— Люди так поняли, что нельзя будет ходить за грибами, переживают за сенокосы, а больше всего — за дрова. Говорят: «А дайте нам того академика на зиму в Холоневичи! Пусть попробует перезимовать, когда с дровами и так напряженка!»

Это где-то в Африке в национальном парке деньги от продажи лицензий на право охоты идут на строительство дорог, школ и больниц, и местное население будет заинтересовано как в статусе национального парка, так и в том, чтобы было в нем больше зверья, а значит, больше продавалось лицензий. Но Цумань — не в Африке...