Гертруда и Лешик

Гертруда Александровна была похожа на празднично разряженную, украшенную гирляндами и бусами египетскую пирамиду, сложенную вместо каменных плит из матрасов. На верхушку ее была трогательно нахлобучена кокетливая шляпка с бумажными анютиными глазками. Гертруда Александровна мягко исторгала жаркое, инфракрасное излучение. Девятилетний Лешик был микропирамидкой, но одетой поскромнее: в шорты и белую футболку, туго натянутую на его теле, как шкурка на сосиске. Он смышлено моргал в такт бурным монологам бабушки.

— Нет, посмотрите, Станислав, — апеллировала она к Ликеру. — Разве это мясо? Я боюсь его есть. Боюсь!

Гертруда, правда, переборола страх и почти уничтожила громадную свиную отбивную.

— Наверняка пережарена, — добавила она глядя на оставшийся малюсенький кусочек. — Нет, мясо — всегда опасно. Я помню у нас в Верхнеперекопске, где Лешик ходит в спецмузшколу и еще дополнительно с репетитором учит английский... — Лешик в этот момент сделался безразличным, как всякий человек которого вскользь похвалят — Так вот, его знакомый Эдик из «Б» класса...

— Бабушка, из «А», — поправил ее Лешик.

— Мне лучше знать: из «Б».

— Бабушка, из «А», — твердо держался внук.

— Ты хочешь меня обидеть? Хочешь сказать, что я выжила из ума? И не помню из какого класса Эдик? — в голосе Гертруды проступило пару булыжников.

— Я не хочу сказать, что ты выжила из ума, — тоже твердел Лешик. — Я хочу сказать, что Эдик — из «А».

Гертруда собралась было совсем окаменеть, а затем неожиданно оплыла, словно покосившаяся гора матрасов.

— Пусть из «А». Так вот, в июне прошлого года...

— В августе — вставил Лешик.

Гертруда предгрозово сверкнула очами на него, Лешик стал усиленно намазывать масло на хлеб.

— Так вот, летом, — нашла она компромисс, — он с ребятами съел пирожок с мясом. Или не пирожок, а блинчик, — она испуганно покосилась в сторону внука, — точно не помню. Уже дома Эдик стал очень бледный. Его расслабило. Вызвали скорую. Уж промывали-промывали, промывали-промывали... Еле спасли.

Ликер гражданин стойкий, но количество подробностей стало понемногу вытеснять у него аппетит.

— А у меня кишечник, — продолжила Гертруда, — тьфу, тьфу, тьфу. В молодости я соленые огурцы запивала молоком. Да и сейчас... Только вчера торт заедала селедкой. И ничего. Желудок сработал нормально. Только сильно удивился... Но мясо — вечная угроза.

Она знаменательно поглядела на тот же крохотный кусочек свинины. Казалось он еще больше сжался под потоком обвинений. В наказание он был проглочен.

В двадцатисекундном молчании они добрались до десерта. Подали чай с печеньем. Гертруда, поглядев на коржики, опять включилась:

— Вроде бы, безобидное тесто? Но не забывайте о яйцах...

Стас понял, надо срочно перебивать.

— Прекрасный вид, — сказал он, — кругом рожи.

Гертруда удивленно округлилась.

— Как, как? — переспросила она.

— Рожи кругом злачные, — уточнил он.

После слова «злачные» ее шея покрылась трупными пятнами, а Лешик даже перестал кушать.

Ликер пальцем постучал по стеклу иллюминатора, указывая на крестьянские поля.

— Злаки, понимаете? Рожи и пшеницы.

— А-а! — Гертрудина шея обратно приобрела теплые тона.

Хрустя, бабуля сокрушила четыре коржика, вместе с коварными яйцами, по-партизански притаившимися у них внутри.