Гизела ЦИПОЛА: «Я не буду ждать лучшей власти, чтобы снова петь»

У входа в квартиру артистки меня встречает «охрана» — Шони, жесткошерстная такса кабаньего окраса (лучшая собака этой редкой породы в Киеве), со стен взирают фотографии певицы — вот она Манон Леско, вот Татьяна, а тут Баттерфляй — лишь немногие из оперных партий Гизелы Циполы.

— Я могла бы играть много больше, — говорит Гизела Альбертовна, — но приходилось приспосабливаться к политике борьбы с семейственностью.

— В 1995-м году в Будапеште вы записали три компакт-диска с произведениями венгерских композиторов. Насколько это было для вас важно, ведь вы — венгерка?

— В моих жилах течет не только венгерская кровь: один мой дед — австриец, другой — словак, но я записана по бабушке — венгеркой, и эта музыка мне намного ближе, чем австрийская или словацкая.

Я долгое время не могла никуда выезжать из-за все ухудшавшегося здоровья Стефана Васильевича. Когда я все-таки потеряла его — я не то, что работать, я жить тогда не могла. А несколько лет назад просто поехала в Будапешт к друзьям, где записала эти альбомы, — на что-то большее я тогда была не способна, а работать надо было.

— Сейчас многие талантливые исполнители уезжают за границу работать и, в конце концов, остаются там, а вам бы этого хотелось?

— Если бы мне в молодости представилась такая возможность, я бы, конечно, приняла предложение «Метрополитен-опера», Герберта фон Караяна или «Штаатсопера» и уехала бы поработать. Ведь это очень интересно. Но остаться и жить там — этого бы я не смогла, несмотря ни на что. Но я могу понять тех молодых и талантливых, которые уезжают. Ведь они видят, как попирают у нас таланты, признанные во всем мире. Ими движут даже не деньги, а моральная угнетенность бытовыми проблемами. Я глубоко убеждена, что пристойный быт — это просто вопрос человеческого достоинства.

Нельзя, чтобы в конце ХХ века все те, кто, как я, отдавал свое творчество народу и государству, получали от него 49 гривен в месяц. Я считаю, что наш труд не менее тяжек, чем шахтерский.

Классическое искусство — это не эстрада, где вышел и в пределах терции или кварты промычал песенку. И их еще называют звездами! В украинской эстраде я вообще не вижу звезд. А народными артистами эстрадные певцы, по-моему, просто быть не могут: у них нет для этого элементарного — голоса.

— По грустному принципу «лучше поздно, чем никогда» пытаются отдать должное Стефану Турчаку. Удовлетворены ли вы Национальным конкурсом дирижеров имени Стефана Турчака?

— Нет. Он прошел ниже всякого уровня. Владимир Рожок, заместитель министра культуры, явно не уделил конкурсу достаточно времени и внимания. Я понимаю, что занятость его огромна, но ведь у него было целых два года на подготовку! Господин Рожок не нашел меценатов, которые бы оплатили награды лауреатам конкурса, до последнего момента держал в тайне — хотя это запрещено всеми правилами! — имена членов жюри. А когда в последний день их список огласили, многие участники были настолько ошарашены, что решили не участвовать в конкурсе.

А ведь Владимир Рожок имя и славу себе сделал на Стефане Турчаке: и диссертация его посвящена моему покойному мужу, и книгу о нем он издал, хотя, как по мне, написана она в стиле учебника по математике. А на мой взгляд, все, что посвящено Турчаку, надо делать на уровне Турчака. Мне нравится уровень, на котором проходят конкурсы Горовица. А ведь Горовиц сам говорит, что он — американец. Не та мать, которая родила, а та, которая вырастила, выкормила, оценила и признала. Это, конечно, правильно. Но Стефан Турчак своей Родины даже в мыслях не предавал. И забыть такого сына своей страны просто преступно.

— Гизела Альбертовна, что помогает вам обрести душевное равновесие?

— Вы не поверите, но с одиннадцати лет моя творческая и личная жизнь так закрутилась, что я не видела, ни когда распускаются деревья ни когда опадают листья. А сейчас в любую свободную минуту еду на дачу, занимаюсь цветами, вожусь со своим «дворянином» — кроме Шони, у меня еще есть дворняжка, которая живет на даче.

Еще люблю читать, но сейчас у меня ухудшилось зрение и офтальмологи не могут подобрать мне очки. Так что от книг, к огромному моему сожалению, часто приходится отказываться.

Знаете, когда мы со Стефаном Васильевичем нашли друг друга, то ко мне пришло чувство уюта и покоя. Причем оно не покидало меня, где бы мы вместе ни были — в другом городе, в гостинице, за границей. Для меня важна не обстановка, а человек, который рядом с тобой. Сейчас рядом со мной мои звери, мой муж, юрист...

— Вы не хотите преподавать?

— Пока нет. Знаю, что если начну, то завязну в этом. Я уже преподавала и оставалась после уроков без голоса — ведь хочу чему-то научить, а не просто отработать время урока. Хочу еще петь — а преподавать никогда не поздно.

— Чем живет сегодня лучшая Чио-Чио-Сан мира?

— Я одинаково чутко отношусь и к искусству, и к тому, что происходит в нашей стране, и, конечно же, к своей семье. Именно из-за нее я не могу сейчас работать так активно, как хотелось бы. Не могу оставить своих тяжело больных брата и сестру и заняться большим искусством. Но я не мыслю себя вне его и знаю, что обязательно еще буду петь, поскольку, слава Богу, голос мой в полном порядке. Я продолжаю работать над собой, ищу новые произведения. Этим я всегда славилась — никогда не повторялась ни в одном концерте. Не думаю, что чем больше поешь, тем лучше «укладывается» музыка. Я люблю первое исполнение — именно оно самое уникальное, самое неповторимое и определяет уровень любого мастера.

Но не подумайте, что я буду ждать того утопического времени, когда государство нас оценит и поймет. Слава Богу, независимо от правительств, парламентов и президентов есть люди, которым нужно классическое искусство. И поскольку меня знают, передо мной открыты все залы не только Украины, но и бывшего Союза. Я буду петь — для себя и для своего слушателя.

Беседу вела Варвара ЖЛУКТЕНКО Фото из архива Гизелы ЦЫПОЛЫ