Грязь, которую мы сбрасываем в реку, возвращается в наш стакан

И даже несмотря на то, что большинство предприятий сейчас почти не работает, в днепровской воде наблюдается повышение содержания многих тяжелых загрязняющих веществ, в том числе и токсинов.

Ситуация будет ухудшаться и в дальнейшем. Тем более, что к традиционным загрязнителям ныне добавились еще и сильнодействующие синтетические моющие средства, которые фактически не задерживаются отечественным очистным оборудованием. Освоение же передовых технологий очистки и строительство новых очистных сооружений будет стоить миллиарды.

Кроме того, вследствие узаконенного правила ночных сбросов сточных вод, сейчас все, что попадает в течение суток на очистные сооружения водозаборов, ночью, после условного ведомственного контроля, опять же сбрасывается в реку.

— А какое влияние на общее экологическое состояние реки оказала авария на Чернобыльской АЭС?

— Некоторое повышение уровня радиоактивных примесей в воде, конечно — неизбежно. Но, к нашему счастью, основную часть радиоактивных веществ, которые после аварии двинулись с Припяти вниз по течению — приняло на себя Киевское водохранилище. Оно же забрало и весь свинец, цинк, а также специальные поверхностно-активные вещества, используемые в свое время для дезактивации техники и сооружений.

— Выходит, что Киевское водохранилище сыграло здесь спасительную роль?

— Конечно! Водохранилища скорее помогают поддерживать жизнь в реке, чем наоборот. Ведь это они являются главными разбавителями и поглотителями большинства загрязняющих веществ, тем самым способствуя процессу самоочищения. Кроме того, хранилища аккумулируют в себе годовые запасы воды. А без этого крупным промышленным городам, в том числе и Киеву, пришлось бы сесть на жесткий водный паек. И альтернативный способ водоснабжения городов пока еще не найден.

— А как же известные высказывания первых лиц столичной госадминистрации о переводе Киева на деснянский водозабор или даже полностью на артезианскую воду?

— В 1986 году, после аварии на Чернобыльской АЭС, Киев уже пробовали перевести на деснянскую воду. В результате запасов Десны хватило не более чем на 1,5—2 месяца. Ну, а подземные водные горизонты могут истощиться еще быстрее.

— Что же получается, что у нас совсем нет альтернативы?

— Есть только один путь — принятие срочных мер к спасению Днепра. А это, в свою очередь, неразрывно связано с внедрением новейших, передовых технологий очистки стоков.

Вода загрязняется, возникает дефицит биогенных элементов, в первую очередь фосфора и азота. А это вызывает замедление роста планктонных водорослей — основных производителей кислорода. В то же время потребность воды в кислороде, который способствует процессам ее самоочищения, возрастает прямо пропорционально росту загрязненности стоков.

Как видим, круг замкнулся. Вся грязь, которую мы сбрасываем в реку, в конечном итоге возвращается в наш стакан.

То, что река гибнет — видно сейчас уже и невооруженным глазом. Ведь в ее водах не выживают даже сине-зеленые водоросли, которые, как известно, очень живучи, если они и умирают, то самыми последними.

— Но реку еще можно спасти?

— Можно. И даже не нужно изобретать велосипед. Вспомним хотя бы Рейн. В 70-е годы это была самая грязная река в Европе. Сегодня же Рейн — одна из самых благополучных рек в мире.

Сейчас большинство европейских стран перешли к утвержденному законодательно расположению водозаборов предприятий ниже (по течению реки) уровня собственных сбросов. Ну, а тут уж нужно думать и выбирать: здоровье реки, от которой зависит благополучие всей страны, или же «грязная» работа нескольких предприятий, польза от которых весьма сомнительна. Немцы в свое время выбрали первое и, как видим, — не просчитались. Перед той же самой дилеммой когда-то стояли и французы — и тоже сделали верные ставки, в результате спасли свою Сену.

Сейчас наш институт как раз занимается разработкой совершенно новой технологии очистки, которая основана на использовании гидробионтов — живых организмов, обитающих в водной среде.

Разработки наших ученых были представлены на Всемирной выставке достижений науки и технологий в Гамбурге. Многие страны заинтересовались ими, а некоторые уже даже приняли на вооружение. Живые организмы — так называемые биоиндикаторы — также наиболее эффективны и для использования в системах контроля качества воды.

— Так что же, выходит, Запад быстрее «клюнул» на разработки наших ученых, чем собственное правительство?

— А что тут такого удивительного? Сейчас заграница вообще очень широко использует наш научный потенциал. Собственно, благодаря зарубежным командировкам большинство наших отечественных ученых еще как-то и выживает. К примеру, я сама работала в Германии и Франции, на Великих озерах в США, а также в Англии и в Японии. Конечно, используют там нашего брата на полную катушку. И платят, естественно, значительно меньше, чем своим специалистам.

Сегодня мы фактически получаем средства только на погашение задолженностей по зарплате сотрудникам института, да и то нерегулярно. Исследовательские корабли стоят на приколе, научные сотрудники работают по неполному графику, многие вообще находятся в вынужденных отпусках. В общем, сейчас мы не можем уже даже квалифицированно контролировать состояние воды в реке, не говоря уж о каких-то серьезных научных исследованиях.

— Чем же при таком положении дел приходится заниматься ученым?

— Как я уже сказала, чают зарубежные коллеги, которые охотно привлекают наших сотрудников для совместной работы. Ну, и кроме того, приходится работать на коммерсантов. Недавно на основе все тех же гидробионтов наши ученые разработали новую, высокоэффективную мазь антимикробного и противовоспалительного действия — Альгофин. Правда, пока за ее разработку мы не получили ни копейки. С коммерсантами ведь тоже нужно уметь работать.

— А как же быть с Днепром? Неужели будем спокойно наблюдать, как гибнет река?

— Думаю, что когда от явных признаков экологического кризиса на реке уже нельзя будет просто отмахнуться — вспомнят, наконец, и про нас, как это было, например, в чернобыльский год.

Главное — чтобы не было слишком поздно!..