«I підуть вони в безвість віків...»

В апреле 1904 года Иван Франко совершил короткое путешествие в Италию, впечатления от которого отразились впоследствии и в его творчестве. В письме к Агатангелу Крымскому, написанному сразу после возвращения во Львов, Франко о том своем путешествии вспомнил скупо, одним предложением: «Я отсе несподівано для  себе самого по зборах Наукового товариства ім. Шевченка відбув з проф. Грушевським тринедільну подорож до Італії (бачили Венецію, Рим і Флоренцію, були пару днів і в Відні)».

Именно Михаил Грушевский и предложил Франко отправиться вместе с ним в путь. «Ми всі зраділи, бо це була добра нагода для тата оглянути старовинні пам’ятки Італії, що побачити їх тато не раз виявляв бажання, — рассказывала позже Анна Франко-Ключко, дочь Ивана Яковлевича и Ольги Федоровны. — /.../ З дороги тато присилав нам картки з краєвидами, з захопленням описуючи красу Італії і все, що мав нагоду бачити. Головною ціллю їхньої подорожі був Рим, Неаполь, Міляно, Венеція».

Увиденное в Италии подтолкнуло Михаила Грушевского к жанру путевых заметок, а в дальнейшем и к серьезному изучению истории итальянского искусства. В 1908 г. он напечатал в «Літературно-науковому віснику» большой цикл статей «По світу», в котором поделился с читателями своими впечатлениями от посещений Австрии, Италии, Словении. Больше всего места, конечно, занял рассказ об Италии, ее художественных чарах и сокровищах.

А Иван Франко лишь слегка приоткрыл завесу: несколько страниц его скупых заметок о путешествии в Италию, написанных на немецком языке для венского еженедельника «Die Zeit», можно теперь прочитать в 50-м томе Собрания сочинений (С.549-552; перевод Ярославы Погребенник), или же в «Літературній Україні» (2005, 17 ноября; перевод Леонида Рудницкого). Остроумно сравнив себя и Грушевского с двумя готами, которые «прийшли з галицького пралісу прямо в Рим», он в полушутливом тоне описал их  с историком поиски красоты и зрелищ в церквях и музеях, на улицах и площадях итальянских городов.

Дольше всего остановился Франко перед «скульптурой галла, убивающего себя у трупа своей жены». По его словам, «это действительно сильное произведение, проникнутое настоящим, большим человеческим трагизмом». И вот что поразило Ивана Франко сильнее всего: скульптор изобразил побежденного варвара не «гадким, трусливым и тупым», совсем нет!  — «в поставі переможного і відчайдушного варвара раптом така божествена упертість, грубість і ніжність одночасно — це найвищий героїзм!» Франко не сдерживал восторга: «Своєю скульптурою художник поставив вічний пам’ятник собі, своєму мистецтву і своєму шляхетному мисленню, яке і за врагом визнає гуманне, величне и душевно благородне».

Почему-то это было для Франко крайне важным: врагу также следует отдать должное, если он того заслуживает. Ведь кроме того, что разобщает людей, делает их врагами, есть что-то очень важное, что их — несмотря ни на что — роднит. Память подсказала и параллели: вспомнилась «староруськая поэма», собственно — легенда о евшан-зелье, в которой «безымянный руський поэт ХІІ в. воспевает силу любви к родине непобежденного, опасного врага». «В обох випадках, — подытоживал Иван Франко, — мистецтво розв’язує актуальні проблеми про пристрасті і ворожнечу і прокладає золоті мости в царство вічнолюдського». Вот эта его (христианская по своей сути)  мысль про «царство вічнолюдське», выраженная накануне великих исторических потрясений в Европе, была особенно ценной. Вспомним: сколько крови пролилось в ХХ веке под лозунгом верховенства «классовых интересов»! Что же касается общечеловеческого, то это понятие долгое время было табуированным и  трактовалось как «абстрактный гуманизм». За него в СССР тоже карали.

А Франко этот «абстрактный гуманизм», как видим, не был чужд.

***

Итальянские впечатления подсказали Ивану Франко несколько крупных поэтических и научных замыслов. Об одном из таких замыслов вспоминала Анна Франко-Ключко: «Надзвичайне враження зробила на тата статуя Мойсея — твір незрівнянного майстра — Михайла Ангела (Микеланджело. — В.П.). Тато довго вдивлявся в цю горду могутню фігуру, в розумне суворое обличчя, высоке натхненне чоло під кучерявим волоссям, що, немов два роги, стриміли вверх. Це був провідник поневоленого єгипетськими жорстокими володарями народу. Його покликав Бог, — промовивши до нього з горючого корча, — до сповнення великого завдання: вивести свій народ з єгипетської неволі. /.../ Ця історія великого мужа, що стояв перед нами мов живий, витесаний з благородного каменя незрівнянним майстером, інспірувала тата до написания не менеш величного твору — поеми «Мойсей». З поїздки привіз тато альбоми з репродукцій визначних малярів, прекрасні венецькі мозаїки і великий образ статуї Мойсея зараз же примістив у себе в спальні на стіні».

Поэму «Мойсей» Франко написал в первой половине 1905 г., через год после возвращения из Италии. Библейская легенда о пророке, который сорок лет ведет свой народ к земле обетованной, трансформировалась в исповедь поэта, в исполненное драматизма размышление о поисках украинской нацией и ее проводниками собственного исторического пути.

Моисей предстает в сомнениях: он постарел и превратился в «дідуся слабосильного», которому нелегко подниматься на вершины вдохновенного визионерства. Народ отчаялся в его обещаниях счастливого будущего и погрузился в повседневные житейские хлопоты. Подросло молодое поколение, а с ним появились и новые пророки. Верх начала брать привычная жизнь без высокой цели.

СТАТУЯ МИКЕЛАНДЖЕЛО «МОИСЕЙ»

Между проводником и теми, кто за ним шел, нарастает конфликт.  Моисей объясняет евреям, что им досталась от Иеговы миссия быть народом-избранником, «царем мира», «всемирным кочевником», призванным преодолевать все препятствия на пути, чтобы нести в будущее свет Божьих заветов. Так что выбирайте, говорит Моисей: будете вы «солью земли» или «пеплом подлым»?

И в этом вопросе — мука пророка. В своей любви к далеко не идеальному народу он самоотреченный, однако наступает момент, когда его отторгают «неблагодарные» евреи. Остается надеяться, что в народе все равно не угаснет «святой огонь» и он таки неминуемо придет к земле обетованной.

Моисей переживает сложную внутреннюю борьбу. В нем борются разные голоса. Один предостерегает: не стоит вести народ к далекой цели; лучше довольствоваться малым. Второй подталкивает к фатализму: зачем вообще чего-то хотеть? Все, что должно произойти, произойдет, — и как-то будет. А неодобрительный, «мефистофельський»  голос «демона пустыни» Азазеля упрекает пророка в том, что повести евреев  из Египта к земле обетованной его побуждала гордыня, а не приказ Божий.

Читая разные произведения Ивана Франко, неоднократно встречаешь два болезненных мотивах, собственно — то, что больше всего мучило поэта:

1. драма проводника, не понятого народом;

2. двойственность (и ли многоголосие!) души человеческой.

Вот и в поэме «Мойсей» эти два мотива зазвучали в полную силу.

Рая не будет, даже если евреям удастся добраться до земли обетованной, убеждает Азазель. В зажатой между горами стране пришельцев будут ждать постоянные войны и разруха. А рай... когда-то, возможно, и наступит. И заметим: это говорит Азазель, второе «Я» пророка Моисея!

Пророки, однако, не имеют права на сомнения, тем более — на сомнения относительно цели и возможности ее достижения. Поэтому Иегова наказывает Моисея, обрекая его на одиночество. Пророку  не дано  когда-либо ступить на землю Палестины — такова его плата за сумятение духа.

А завершает Франко свою поэму тем, что народ таки продолжает свой многострадальный путь к земле обетованной. Место Моисея не остается пустым — старого пророка заменяет «князь конюхов» Егошуа, и теперь уже его призывы пробуждают народ «з остовпіння тупого». Рано или поздно из «номадів лінивих» все же вытечет рабская кровь, —  и «люд героїв сотворить».

Такова вера поэта.

Только как драматично звучат заключительные строки «Мойсея» Франко, которые авторитетный критик Юрий Шевелев назвал «катреном веры»!

«І підуть вони в безвість віків,

Повні туги і жаху,

Простувать в ході духові шлях

І вмирати на шляху.»

Никаких бравурных маршей в финале, никаких иллюзий. «Безвість віків», «туга», «жах», «вмирати на шляху» — вот какие страшные слова представляются Франко в его виденье будущего. Ведь он знает: историческое продвижение — не бодрый марш, эта драма, и путь к великой цели требует сверхусилий, длительного терпения, жертв. Он знает: рая не будет, однако идти все равно нужно. Сказано ведь  — дорогу осилит идущий.

Вспоминаю, в декабре 2004-го (ровно через 100 лет после путешествия Ивана Франко в Италию) я цитировал поэму «Мойсей» студентам-могилянцам, которые с искренним воодушевлением включиличь тогда в свой путь. Франко подсказывал им: рая не будет, однако идти нужно. Нужно, потому что другого не дано. Будут разочарования, будут меняться пророки, появится привычка жить без высокой цели, будет разъедать разочарование, досада, злоба — но все равно: идти нужно. Таков вечный императив истории.

Теперь, когда начал свой отсчет чрезвычайно сложный для Украины 2019 год, мне хотелось напомнить о нем читателям «Дня».

Фото предоставлены автором