ИДЕАЛИСТ
Выступление мультиинструменталиста Стефана Микуса в Киеве по многим составляющим было уникальнымОднако именно своей разносторонностью необычный гость и озадачивал. Он — музыкант? Певец? Одаренный «культурный турист», питающийся впечатлениями от бесчисленных путешествий? Собиратель экзотики? Или такой себе кобзарь нового тысячелетия, поющий сразу для всего человеческого племени?
Впрочем, скорее, это досужие журналистские вопросы, которые сам Микус, еще в 16 лет подавшийся в свое первое путешествие на Восток, вряд ли себе задает. Во всем, что он делает, ощутима внутренняя ясность, спокойствие идеалиста, на большинство своих вопросов ответы уже нашедшего.
— Каковы ваши впечатления об Украине?
— Я много путешествовал по бывшему СССР, кроме вашей страны, посетил Россию, Грузию, Армению. Конечно, есть большая разница в материальном уровне жизни между западным миром и вами. Но более всего мне запомнилась искренность и гостеприимство местных жителей, то, как они принимают своих гостей — это произвело огромное впечатление.
— Что вам больше всего понравилось в нашей аутентичной культуре — может быть, инструменты, способы игры на них, или что-то еще?
— Те инструменты, которые мне показывали, конечно, во многом подобны инструментам других народов, но я ведь впервые держал их в руках. Зато сразу меня поразило ваше невероятное народное пение. Оно звучит просто прекрасно.
— На сцене вы очень сосредоточены. Используете ли вы специальные методы для подготовки к выступлению?
— Ничего особенного. Разве что чашечка кофе, которую я выпиваю перед концертом.
— У вас нет опасения, что большое количество инструментов требует слишком много времени, чтобы заниматься каждым из них? Не боитесь ли вы потери в качестве игры?
— Необязательно в равной мере уметь играть на всех инструментах. Среди них есть те, на которых я могу сыграть только несколько небольших мелодий. Конечно, существуют виртуозы, которые могут играть какие угодно произведения на одном из инструментов. Я не могу этого сделать, да и не стремлюсь к этому. Я играю только ту музыку, которую пишу для этого инструмента сам. Поэтому сравнивать меня с виртуозами исполнения было бы некорректно. Еще раз говорю, я просто сочиняю собственные произведения и сам исполняю то, что написал.
— А, собственно, какую вы цель преследуете, собирая инструменты, — создать коллекцию?
— Речь не идет о том, чтобы создать персональный музей музыкальных инструментов. Я выбираю только те из них, на которых, как мне кажется, я могу играть и компоновать какие-либо сочинения. Короче говоря — имею только те инструменты, на которых играю.
— Из того множества культур, с которыми вы уже знакомы, какая вам близка лично?
— В каждой культуре есть что-то интересное, но особенно мне интересны инструменты Океании, а также музыка балканских стран.
— Можно ли назвать вашу музыку медитативной?
— Мою музыку трудно описать каким-то одним словом. Медитативная, религиозная... Каждая личность понимает под этими словами что-то свое. По моему убеждению, здесь нельзя применять определенные термины. Скажем так: я люблю музыку внутри меня, ту, которую я лично ощущаю.
— Но, быть может, есть какой-то специальный способ для того, чтобы слушать ваши произведения?
— Важно чувство, понимание этой музыки, впечатление от нее. Это, как вы приходите в кинозал, смотрите фильм, и после сеанса не обязательно помните в деталях сюжет фильма. Главное, что осталось яркое впечатление, своя идея о нем. Так и с музыкой.
— Есть ли у вас музыкальное или специальное художественное образование?
— Я не имею такого образования в европейском понимании. Я изучал фольклор, фламенко, ирландскую музыку. По большей части набирался опыта у африканских и азиатских мастеров, непосредственно играющих на своих инструментах.
— Вы родились и выросли в Германии. Повлияло ли это на вас? Ведь Германия — родина великой музыки и великих композиторов.
— Я бы не сказал, что немецкая культура каким-то образом на меня повлияла. Конечно, я жил в Баварии, видел Альпы, любил это как природу. Но никогда не чувствовал влияния со стороны именно немецкой культуры. Я всегда считался таким путешествующим человеком, странником, именно из-за этого я 6 лет тому назад переехал в Испанию, теперь живу там и никакого немецкого воздействия по-прежнему не ощущаю.
— Есть ли место на земле, которое вы могли бы назвать своим домом?
— Сложный вопрос… Наверно, такого места просто не существует.
— Но что же вас толкает во все новые и новые путешествия? Что-то в характере?
— Наверно, что-то в крови, сродни цыганам. Вообще, у меня две жизни. Одна — это когда я путешествую, встречаюсь с людьми, познаю что-то новое, постоянно срываюсь с места. И совершенно иное — когда возвращаюсь домой, в Испанию. Никого не вижу, ни с кем не общаюсь. Там я постоянно провожу время или в студии, или в доме. У меня есть сад, и в нем я занимаюсь деревьями, землей. Можно сказать, что когда оседлая часть характера действует во мне, я привязан к земле. А потом — снова бросаю все, срываюсь, куда-то еду, вот как сейчас, когда неделю провел в Украине.
— Мировоззренческий вопрос: вы можете сформулировать идею, философию своего творчества?
— Я не пытаюсь донести до аудитории какое-либо особое философское послание. Музыка тем и хороша, что она необязательно несет в себе идеи. Многие спрашивают меня, вооружен ли я какой-либо религией, философской подоплекой. Однако я так не могу сказать, разве что, — имею близкую связь с природой. Именно из природы я получаю очень много сил.
— Выходит, вы являетесь выразителем модной экологической тенденции? Ведь сейчас много говорят об экотуризме и прочих вещах такого рода.
— Я бы не сказал, что это глобальная тенденция. В каждой части света цивилизация развивается по-своему. Например, в Западной Европе вы не увидите существенных катаклизмов. Вроде бы все обеспечены, все благополучно, нет каких-то катастроф или проблем. В то же время, когда я попадаю в Азию или Африку, я вижу огромные трудности. Это не проблема еды, к примеру, — она тоже встречается, конечно, но не настолько всеохватно, как проблема развития людей, молодежи в первую очередь, того, к чему они стремятся, чему хотят учиться. Они не любят ни традиционную культуру, ни традиционные музыкальные инструменты. Их интересует современная поп- музыка, диско, это «умц-умц-умц» и ничего более. Собственно, в этом я вижу большую угрозу для цивилизации.
— А разве в Европе нет подобных проблем?
— Конечно, есть. В последние 15 лет в Германии, к счастью, появилось понимание того, что надо что-то менять, в первую очередь, в отношении людей к природе. В борьбе против гибели лесов, кислотных дождей, мусорных свалок начались определенные подвижки. Но, чтобы эти изменения приобрели глобальный характер, нужна огромная сила и желание людей что-то менять в отношении к природе. У нас существуют способы раздельной утилизации мусора, в то же время, путешествуя по Украине, я часто видел, как люди просто выбрасывают мусор в лес, превращая его в свалку. Если люди ощущают связь между собой и природой, они не делают ничего подобного. К сожалению, в постсоветских странах, в Украине тоже, такие изменения в сознании происходят очень медленно. Люди в первую очередь думают о деньгах, машинах, собственном благополучии, начисто забывая о связи с природой. Конечно, здесь у вас очень трудно соединить в своей жизни столь разные направления...
— А что можно было бы сделать?
— В этом проблема. По моему мнению, в первую очередь это — в любой стране — могла бы быть программа специального образования для молодежи, чтобы они видели перспективу своего развития не только в деньгах или поп-музыке. Некоторые из них смогут осознать в себе именно потенциал связи с природой, с традиционным искусством. Именно так и можно было бы развивать сознание людей.
— Насколько мне известно, ваша музыка звучит в нескольких балетах. Что это за спектакли? Вы специально сочиняли для них?
— Я не работал в этом направлении специально, никаких особенных попыток не предпринимал. Просто на меня выходили танцевальные труппы, балетные режиссеры и исполнители, и просили моего позволения использовать ту или иную музыку для балетной постановки. Со своей стороны никаких шагов для этого я не делал.
— А какой из этих опытов наиболее удался?
— Не знаю, как ответить. Мне было приятно смотреть все эти спектакли, трудно выделить наилучшее.
— Ваше неприятие поп-музыки носит стойкий характер или, все же, вы иногда ее слушаете?
— Иногда мне приходится ее слушать, потому что моя дочка постоянно ее слушает. Честно говоря, я вообще не слушаю музыку, когда нахожусь дома. Часами занимаюсь собственными вещами, а когда отдыхаю, уже вообще слушать ничего не хочется.
— Вы упомянули о вашей дочери. Не могли бы вы немного подробнее рассказать о своей семье.
— У меня с дочерью очень тесная связь. Я даже посвятил ей целый альбом, который называется «Дитя вечера». Ее мать — японка, и в этом альбоме много произведений, которые посвящены и ей, и ее матери Юко.
— Часто ли вы бываете удовлетворены тем. что делаете?
— Я делаю музыку настолько хорошо, насколько могу делать. Какой стиль моей работы? Я записываю музыку, много ее прослушиваю, выбрасываю часы записей. Главное преимущество моей работы — то, что у меня нет какого-то срока, даты, когда я обязан закончить сочинение или альбом. Я просто их записываю, и когда я ощущаю, что альбом или опус уже приобрел целостное качество, то отдаю их для публикации. Придерживаясь такой схемы, я даже свой первый альбом и сегодня считаю хорошим. Когда современный исполнитель составляет контракт, что он за две недели обязан записать альбом, через месяц его издают, а через полгода его уже слушают, то довольно скоро есть шанс ощутить в этом что-то не то, понять, что это никуда не годится. А я доволен всем, что сделал от самого начала. Потому что у меня нет никаких ограничений во времени.
— Риторический вопрос: когда вы еще приедете в Украину?
— К сожалению, это не от меня зависит.
— Вы человек, увлеченный сам по себе, но есть ли у вас то, что называют увлечениями?
— Имею несколько хобби. Одно из них — гулять в горах. Также — копаться в саду, особенно с фруктовыми деревьями. Еще, иногда, мне удается делать мебель. Вот, собственно, и все.
Выпуск газеты №:
№63, (2002)Section
Общество