Историческая память о современной войне

Семь лет российско-украинской войны принесли Украине 13 тысяч погибших, тысячи раненых, 1,2 миллиона переселенцев, оккупацию 7% ее территории и серьезные нарушения прав человека. Украинцы являются очевидцами вооруженного конфликта. Но как формировать историческую память о войне, которая продолжается, какова ее роль, что и как мы должны сохранить для наших потомков — на эти вопросы пытались ответить эксперты во время Образовательного фестиваля по правам человека в Чернигове.

Мы кратко записали тезисы дискуссии.

Историки считают, что исторической памяти недостаточно только фактов. Ей не обойтись без конструирования нарративов, ведь это способ мышления об истории и исторической памяти. Следовательно, формирование нарративов становится полем битвы.

Эксперты и историки единодушны в том, что для исторической памяти важно максимально собирать документы, свидетельства и открывать доступ к архивам, в частности для специалистов, работающих в различных сферах.

«С ПОКАЗАНИЯМИ НЕОБХОДИМО БЫТЬ КРАЙНЕ ОСТОРОЖНЫМИ»

Впрочем, как отмечает доктор исторических наук Оксана МИХЕЕВА, которая проводила фундаментальные социологические интервью с участниками вооруженного конфликта в Украине, с показаниями необходимо быть крайне осторожными. Профессор заметила, что очевидцы событий искажают их, поэтому специалистам важно замечать эти проблемы.

По опыту социологических интервью Оксана Михеева отмечает так называемую капсуляцию аудитории, когда граждане по-разному трактуют события, делятся на группы, читают только привычные для их мировоззрения тексты и отвергают аргументы другой группы.

«Люди с первых строк понимают, их ли это текст, ложится ли он на их мировоззренческую картину. И в дальнейшем они выбирают только те тексты, которые коррелируются с их системой видения окружающей действительности. Эта капсуляция усиливается и образует группы людей, которые по-разному трактуют события и в которых исчезают общие точки соприкосновения. Они уже не слышат друг друга и не могут говорить между собой», — объясняет профессор.

В конце концов такая ситуация влияет и на свидетельства очевидцев. Они таким образом подтягивают события под свою мировоззренческую картину. Это особенно проявляется в сбоях хронологии.

«Такие показания не могут быть источником о событиях», — прокомментировала она.

Впрочем, историк, политолог и общественный деятель Вячеслав ЛИХАЧЕВ считает, что такая ситуация свидетельствует о состоянии мышления людей на оккупированных территориях, что позволило войну. И это нужно также фиксировать.

«На основе газеты «Правда» нельзя писать историю Советского Союза, но и нельзя писать историю СССР без анализа передовицы газеты «Правда»», — прокомментировал он.

В то же время из-за капсуляции аудитории исследователям приходится подбирать терминологию, с помощью которой они общаются с интервьюерами.

Директор Украинского центра изучения истории Холокоста Анатолий ПОДОЛЬСКИЙ считает, что, тщательно документируя российско-украинскую войну, Украина должна вынести уроки из Второй мировой войны.

Люди, которых вывезли из Варшавского гетто в лагерь смерти Треблинка, вели свои дневники о жизни в нацистско-оккупационном режиме. Впоследствии такие дневники печатали. Кроме того, он вспоминает 52 тысячи записей интервью с пострадавшими евреями, которые содержатся в Фонде Шоа Института визуальной истории в университете Южной Калифорнии (США). Четыре тысячи из этих записей сделали интервьюеры из Украины.

Анатолий Подольский обращает внимание, что, к примеру, Мемориалу Шоа в Париже удалось найти имена всех депортированных евреев, сначала в Дранси, а затем из Дранси в концлагерь Аушвиц. Имен расстрелянных в сентябре 1941 года гражданских в Бабьем Яру, Харькове, Днепре, Донецке и других украинских городах никто не сохранил.

Вячеслав Лихачев считает, что у историков есть инструментарий для сохранения памяти, но обществу прежде всего нужно прорефлексировать, чтобы понять, как мы должны раскрывать историческую память о войне, которая продолжается, и что мы считаем важным.

«История дается нам не в целостном виде, в каком она состоялась. Позитивистские идеи XIX века, что историки должны описывать факты какими они были, хороши, но все же такой истории нет. Ведь история, которую мы читаем в книгах, видим в кино и слышим от бабушки, — сконструированный нарратив. Если мы осознаем, как конкуренция различных исторических нарративов влияет на нынешние события, то мы должны понимать, что интерпретация сегодняшних событий также часть противостояний», — рассуждает Лихачев.

«НУЖНО ОПРЕДЕЛИТЬСЯ, ЧТО МЫ СЧИТАЕМ ЦЕНТРОМ СЕГОДНЯШНИХ СОБЫТИЙ»

«Нужно определиться, что мы считаем центром сегодняшних событий — потерю территорий, гибель людей, героизм защитников? Мы это рассматриваем как уникальное событие, которого не было в истории независимой Украины или как часть российского империализма?» — спрашивает историк. Он считает, что обществу в сохранении памяти нужно концентрироваться на том, что Украина выиграла войну за свою независимость, а не на «постоянном измерении измен».

Со своей стороны, координатор Центра документирования Украинского Хельсинского союза по правам человека Алексей БЕДА убежден, что уже сейчас необходимо формировать месседжи, которые позволят в дальнейшем дать возможность избегать социальной напряженности и невозвращаться к конфликту из-за мести и бытовых проблем.

Правозащитник отмечает исторические нарративы Европы, СССР, сегодняшней России — «Никогда снова» и «Можем повторить» и высказывает мнение, что последний возник на основе подхода героизации войны.

«Нарратив «Никогда снова» сформирован на основе позиции потерпевших, и это предотвращает новую волну насилия. А когда говорят о героях и победы, формируют таким образом через образование, культуру и СМИ в сознании людей образ героя, который защищает что угодно и кого угодно. Люди хотят быть похожими на такого героя и живут в постоянной готовности взять в руки оружие, чтобы начать снова войну. И не важно, насколько эта война будет справедливой. Достаточно определить врага, которого можно убить», — объясняет Алексей Беда. Правозащитник уточняет, что не выступает против героизации. Он настаивает на балансе и всестороннем освещении вооруженного конфликта.

«Если мы говорим о культуре, то возникает вопрос, как мы будем сохранять эту память. Это будет новый день победы или день поминовения? Это будет новый десятиметровый памятник в стиле советского реализма или памятник, который чтит память погибших гражданских во время зачистки села Переможное?» — спрашивает правозащитник.

«Историческая память должна происходить из дискуссий в обществе»

Вячеслав Лихачев считает, что в формировании нарративов исторической памяти не должно быть монополиста. Историческая память должна происходить из дискуссий в обществе.

«Необходима осознанная дискуссия, должно прийти осознание, что нужно обсуждать, как мы должны писать и говорить об этой войне. Во время этой дискуссии уже будет вырисовываться консенсус, общий знаменатель для специалистов разных жанров. В этой дискуссии все же руководящая роль должна принадлежать гражданскому обществу, которое у нас значительно более зрелое и способно на такие конструктивные усилия, но никак не государству», — отметил Лихачев.

Впрочем, Анатолий Подольский призывает быть внимательными к тем, кто формирует нарративы. Он приводит в пример историю, когда в 2016 году, к 75-й годовщине трагедии в Бабьем Яру, появился малоизвестный частный фонд «Babyn Yar Holocaust Memorial Center». За российские деньги он хочет построить в Киеве музей, но с концептуальным подходом, что именно в Украине придумали и реализовали Холокост, а не национал-социализм был краеугольным камнем трагедии.

«Зачем рассказывать об украинцах, которые спасали евреев? Предлагалось показывать украинцев как коллаборационистов. Эта гибридная борьба против нас — античеловеческий, антиеврейский, антиукраинской подход. И возникало такое ощущение, что к Украине относились, как к колониальной территории, мол это же все советское. Нет, это не наше», — комментирует историк.

Оксана Михеева отмечает, что сегодня в Украине ведутся эмоциональные дискуссии в этом направлении. Она предостерегает от опасностей, когда в таком дискурсе побеждают яркие и громкие выступления, а не рациональные аргументы и когда цель дискуссий — обесценить оппонента. Это вообще может привести к самоцензуре в экспертных кругах.