Из рая — домой

Она стала заложником акции, которую провела тогдашняя власть Чехословакии и Советского Союза: чехов-колонистов, проживавших на Волыни с середины XIX века, заменили на этнических украинцев с территории современной Словакии: из Прешова, Попрада, Старой Любовни... Людей сманили красивыми обещаниями: Еленяки, как и другие переселенцы, думали, что едут в рай! А через 20 лет сотни «гулуцов» (так называли их в наших краях), вернулись на историческую родину, надеясь отыскать потерянный, как оказалось потом, рай там.

Не выехали только две небогатые семьи, а еще спустя несколько лет... вернулись навсегда двое детей Еленяков. Николай с семьей поселился в селе Шельвов Локачинского района, а Екатерина так и живет сама в родных-чужих Баковцах...

«БУДУ СИДЕТЬ С ЛЕНИНЫМ!»

Баковцы и мое родное село Лавров разделяет лишь несколько километров. Дети оттуда ходили в нашу школу. В основном пешком, через поля, мимо старого еще «чешского» кладбища, на котором переселенцы хоронили уже и своих покойников... Вместе с младшей из семьи Еленяков, Галей, мы учились только один год, в пятом классе, что не помешало нашему дальнейшему общению и после возвращения семьи в Высокие Татры, в село под Попрадом. Конечно, между нами, детьми, тогда не могло быть и речи о причинах, заставивших ее родителей и их соплеменников стать дважды переселенцами. Но то, что они всегда ощущали себя на нашей земле немного чужими, чувствовалось.

Вспоминаю, как об этом рассказывала моя мама (к сожалению, с недавних пор покойная), а она лучше профессиональных историков могла рассказать о людях и событиях, касающихся Лаврова и близлежащих сел. Баковцы (как и соседние Озеряны) были чешскими колониями. Именно чехи в поисках лучших земель заселили эту местность полтора века назад, выкорчевали пущу, начали добывать глину и делать из нее очень качественный кирпич. Кирпичный завод в Баковцах (теперь руина) был самым мощным предприятием на всю округу. Добротные большие дома из красного кирпича не только простояли более ста лет , но и сегодня поражают своей надежностью. Но хозяева оставили их, судя по всему, без особого сожаления. После возвращения в Чехию только единицы, и то в первые годы, наведывались в Баковцы или Озеряны... Давно забыты могилы предков на старом кладбище, на некоторых повалились памятники, а на большинстве сгнили кресты, и только многочисленные горбики сквозь высокую траву и кусты напоминают, что здесь покоятся человеческие останки...

Землю, давшую приют и кусок хлеба с маслом не одному поколению, чехи покинули после Второй мировой войны — вследствие соглашения между тогдашними правительствами ЧСР и Советского Союза. Этнические украинцы оказались лишними как на территории Чехословакии (хотя проживали здесь испокон веков), так и Польши. Но если с последней их выселяли часто «огнем и мечом», то граждане ЧСР, родным языком которых был украинский, ехали на Волынь сами, и охотно. Осуществлен своеобразный «чендж»: чехи-колонисты вернулись в Чехию, а этнические украинцы из Словакии заселили их жилье. Для успеха миграции, не без оснований надеясь на дополнительную рабочую силу, советские эмиссары вели активную агитацию и пропаганду.

— Я скоро буду рядом с Лениным сидеть! — хвастался, как об этом вспоминала моя мама, один из словаков-переселенцев. Лавровцам, уже успевшим попробовать приманки колхозного «рая» (в Западной Украине коллективизация, как известно, прошла в конце сороковых), такие настроения (характерны для большинства «гуцулов») были более чем странными...

Екатерина Еленяк сейчас коротает дни на пенсии в предоставленной совхозом «Победа» квартире на втором этаже служебного дома. У нее очень болят ноги.

— А как в школу ходили?.. В начальную — была рядом — по снегу в калошах. Потом в Лавров — по болоту в резиновых сапогах... Детей много у нас было, на всех хорошей обуви не хватало.

В 1947 году, когда родители сорвались скопом на Волынь, было только два годика.

— Поехали, потому что здесь обещали золото и богатство! Первой осмелилась сестра отца. «Так они, имея двух дочерей, едут, а мы — с семью детьми — останемся?..» — говорила мама. Брату Василию было тогда лишь две недели... В вагоне холодно, сквозь щели в крыше снег летит... Как сюда приехали, увидели, куда попали! В колхоз! Отец был сторожем на ферме, у мамы была плантация свеклы, две ее сестры стали доярками.

— А что родители делали в Словакии?

— Детей! — смеется Екатерина Ивановна. — Рожали и воспитывали! Имели хорошую хозяйку, все там оставили... А здесь мать сначала ходила по людям, просила то картофель, то муку... Бедствовали!

В Баковцах, где у Еленяков родилось еще двое детей, переселенцев действительно поселили в хорошие дома чешских колонистов. Хотя и не всех. Если Еленяки пополам с семьей сестры отца получили хороший дом на два входа (теперь он полуразваленный), то мать Марии Михайловны Рась- Пивторак — вдову с сиротами — «куда-нибудь впихнули». В Баковцы Мария приехала 16-летней девушкой, сейчас 77, но разговаривает на полусловацком языке — как говорит, «по-нашему».

Ее род — из села Жаковцы, что возле Попрада. За год до выселения умер отец — побил конь...

— С матером сюда приехали. У брата была девушка, а ее вся семья в Баковцы ехала. Мать говорит: что мы здесь сами будем делать?! Мы за ним! На соломе на полу спали, кровать не привезли — а такую красоту, такую мебель в Жаковцах оставили! Шкаф был на весь коридор, тут таких и не видели. Имели жатки, колодцы, полную кладовую пожиток...

— И почему не забрали? Почему сюда ехали?

— А как все везти? Шесть коней, две коровы, четверо свиней... Ехали, потому что обещали, что здесь по 6 рублей метр пшеницы, а у нас она не очень родила.

Какое-то время по приезду «в рай» Мария работала в Луцке: на тракторе, на кране, копала лопатой траншеи... Потом ее ждала совхозная ферма.

— 17 коров дою и плачу, пальцы пораспирало... С тех пор и работаю тяжко!

Мать пожила на чужбине только два года и умерла, оставив сиротами четверо детей. Умер и брат, который сманил родных на Волынь. Умер муж, из армии Марии привезли младшего сына-«трупа». Почему погиб, узнать не смогла. Сейчас живет в доме, в котором, кажется, вот-вот упадет крыша, потому что уже «идет» волнами... Два сына (42 и 48 лет) так и не женились ( «Не на что было жен привести!»).

— Все говорит языком: о, буду фундамент заливать! Что она уже построит?.. — на правах соседки и землячки невесело иронизирует Катя Еленяк.

«ОН ТВОИ КАМРАДЫ!»

Ранней весной в 1967 Галя Еленяк призналась мне, что и они будут ехать «в Чехию».

— Наши люди не хотели здесь быть. Выехали Дани, Прибыши, Тарчи, Цемпли, Кундли, Гуляши, Бондры, Еленяки... А у нас не было капитала! — признается баба Мария, для которой теперь чуть ли не единственным светлым моментом в жизни является воскресная служба в церкви. По иронии судьбы, Божий храм в Баковцах — в переделанной чешской хате, в которой жила семья Ганиговского. На его дочери и был женат брат бабы Пивторачки. Брат — на «чешских» могилках, дети брата с Ганиговскими — в Чехии.

— Приехала в гости сестра двоюродная. Говорите вы здесь мучаетесь! Едьте на Словенскую, там будете жить хорошо! — вспоминает Екатерина Еленяк.

Эта сестра и дала семье вызов, но к себе их по приезду не взяла. И это не было какое-то негативное исключение. Помощь родственников для дважды переселенцев вызовом на историческую родину, как свидетельствует практика, и ограничивалась.

— Имею семью в Карловых Варах, в Америке. Всем писала, чтобы помогли. Никто и не ответил! Таково наше счастье сиротское, — говорит Мария Пивторак.

Поэтому Еленяки по приезду поселились у другой двоюродной сестры. Год спали вповалку на полу на матрасах. Родители на кухне, а дети (старшая дочь с 1928 года, младшая — с 1955-го) — в коридоре. Позжее купили старую хату в селе Менгусовцы, что в предгорье Высоких Татр.

— Жить там в целом было лучше, — признает Екатерина Ивановна. — Но местные переселенцев не очень любили. Нас там звали не Еленяки, а знаешь как?.. «Русы» (на словацком «русский», «россиянин»)! А какие мы русы?!

— А кто же вы? — вопрос о национальной принадлежности для переселенцев из ЧСР самый сложный. Одни, как Екатерина Еленяк, считают себя украинцами. Но кто мог записать эту национальность в паспорта ее родителей, чьи предки испокон веков проживали в предгорье Высоких Татр в «Словенске»?..

— Мы чехи, — утверждает Мария Пивторак, а ученые в последнее время вообще относят украиноязычное население Пряшовщины, откуда было больше всего мигрантов на Волынь, к лемкам или русинам... Они не стали украинцами в Баковцах, но и словаками (хотя так чаще всего сами себя называли) — тоже. В семье Еленяков в Менгусовцах уже исчез в общении украинский язык. Моя подруга Галя быстро стала Геленой Еленяковой, а после замужества — Киселевой. Детей назвала на местный манер — Ренатой и Фером (Франтишеком). Помню, когда гостила у Гали-Гелены, поразила ее мать — она общалась со мной исключительно на словацком и баковецкий «рай» явно стремилась забыть, скорее стать «своей» в Менгусовцах.

Антипатию к новым потенциальным гражданам страны можно объяснить и тем, что вскоре, в 1968-м, началась, как говорит Екатерина Ивановна (хотя и отец стал уже Яном), «заварушка». Нужно же такому случится, что массовый выезд из Баковцев совпал с жаждой правительства тогдашнего Советского Союза удержать в социалистическом лагере Чехословакию. В страну ввели советские войска...

— Еду в автобусе на работу, а мне говорят: он твои камрады идут! К брату Николаю приехал товарищ из Украины, и местные ему транзистор побили...

Катка (как стала называть ее даже мама) выходила на трассу и всматривалась в лица советских воинов.

— Думала, может кого-то из Баковцев увижу...

Через год поехала в гости к куме, а еще через год во время очередного приезда на Волынь осталась в Баковцах, как выяснилось, навсегда. Вскоре так же поступил и Николай.

Не пожалели ли они о своем поступке, который не могут до сих пор понять и чужие, и родные?

— Тут было бедно, а сюда тянуло!

Если бы жалели, наверное сумели бы снова попасть в «Словенскую», где живут 6 братьев и сестер, и еще не скоро умерли родители. Катка-Катя утверждает: для нее важно было то, что истинной родиной было не село Игланы под Попрадом, где родилась, а маленькие Баковцы под Луцком, где до повторной эмиграции семьи прожила 20 лет. Здесь прошло и детство, и юность, а они имеют неоспоримое влияние на всю нашу дальнейшую судьбу. А к семье могла ездить без особых препятствий.

Жизнь подавляющего большинства баковецких «словаков» сложилась благополучнее, чем могла бы сложиться в СССР. Сыновья Надежды Бондры — хоккеисты с мировым именем. Но после того, как умерла мама в Суховоле, ни она, ни сыновья не едут в маленькое село под Луцком, где еще стоит их хата и не высох ставок, который зимой служил братьям Бондрам первым тренировочным катком. Не переписывается уже пани Надежда (между прочим, коренная волынянка) и со своей кумой Раисой Мозолюк. Дочь Гали- Гелены Еленяк-Киселевой выучилась в Англии, а сын уже проживает в Австралии... Снимки словацкой семьи Екатерины Ивановны свидетельствуют, что в Словацкой Республике хорошо живется даже тем баковчанам, которые работают в местных колхозах доярками или пастухами. Паны панами по сравнению со своими волынскими приятелями.

— Родители никогда не жалели, что снова сорвали такую большую семью и вернулись в ЧСР?

— Мама о Баковцах и не вспоминала, — признается Екатерина Ивановна. — А папа... — плачет. — Все говорил: привези мне земли от нашей хаты и орехов, которые возле нее росли. Отец не хотел ехать. То все мама: едем, там дети будут ученые! Знаешь, почему-то мне мама уже две ночи снится. Словно иду в Словакию, иду к маме. А ее уже нет...