Лайф-аут,

Речь идет о мироощущении человека, находящегося за чертой бедности и, что не менее важно, не понимающего ни причин, ни смысла своих страданий.

Лайф-аут — это когда нет хлеба, однако нет и перспективы, веры, идеала и цели, всего того, что социологи называют мифом. Можно жить впроголодь, но для активного поиска лучшей жизни человеку нужен миф. Что и отличает нас от братьев по Дарвину.

Если проследить цепочку от социологии к психологии масс, а от последней — к регуляторам поведения индивида, то миф, ставший убеждением, служит самоутверждению и самовозвышению. А если более пафосно — воспринятый миф есть предпосылка счастья. Я не приемлю коммунистических идей, если на земле все коммунисты вдруг испарятся, стойко перенеся этот удар. Но надо отдать им должное — в СССР не хватало хлеба и мяса, но социальная мифология работала исправно. Чего не скажешь о сегодняшней ситуации в Украине.

ЧЕЛОВЕК И ВЛАСТЬ

Персонаж, о котором идет речь, чаще всего одевается так: офицерская фуражка с военно-морским «крабом», черный китель, камуфляжные «сухопутные» штаны и голубые кроссовки. Он всегда пьян, но в меру: уверенно прокладывает курс по средине тротуара. Меня он замечает «через раз». Когда в чем-то домашнем вывожу собаку — наши встречи не интересны. Когда возвращаюсь из института в официальном «прикиде», моряк останавливается, осматривает и четко произносит всегда одно и то же: «Ага! Заместитель министра, да?». Далее идет классический ненормативный текст, столь любимый у восточных славян. Я не заместитель, поэтому не обижаюсь. Однако же размышляю, почему никто (даже бывший офицер) не любит власти. И главное: а можно ли ее любить вообще?

Одна из сентенций Йозефа Швейка звучит так: рагу из грибов тем лучше, чем больше в нем грибов. Распространяется ли это на мухоморы? Безвластие это плохо, а «много власти» — хорошо? Можно сказать, что власти желательно иметь в меру, но такой ответ ничего не проясняет. Социальность человека (и его отношение к власти) имеет два источника: инстинкт и интеллект. Они неразрывны, как ненавидящие друг друга сиамские близнецы. Инстинкт стремится растворить личность в социальном муравейнике, отнимающем свободу, но гарантирующем выживание. Образец — Батыева орда, где каждый — ничто, а все вместе — историческая сила. «Единица — вздох, единица — ноль...». Однако сам В. Маяковский, провозгласивший этот «насекомый» манифест, не хотел превращаться в большевистский ноль и почел за благо застрелиться. Потому что интеллект противится муравьиному равенству, ищет возможность выломиться, обособиться и возвыситься. Когда в кукольном театре готовят «репку» и распределяют, кто будет играть Мышку, а кто Второго Кота, страсти кипят такие, как при решении вопроса, кто станет президентом. Амбициозность — неотъемлемая черта психологии человека и залог прогресса.

Двойственность «инстинкт + интеллект» порождает несколько явлений. Первое — феномен «маленькой орды». Речь идет о структурах, служащих для обособления групп, немногочисленных по демографическим меркам, но имеющих, по мнению их членов, престижный характер. Это может быть партия, профсоюз, фирма, самоуправляющийся университет, общество филателистов или преступная группа. При всех различиях, между ними есть то, что их объединяет: компромисс между муравьиной безликостью и склонностью к индивидуальному возвышению. «Среди своих я не первый, но мы все лучше других» — вот мироощущение умиротворенного человека. Если добавить, что в таких группах постоянны иерархические брожения, а рядовому не запрещается вырасти в генерала, их привлекательность станет еще очевиднее. Читательский и зрительский успех примитивного «Крестного отца» свидетельствует, что даже в сытой Америке «маленькая орда» мила народу. В наших условиях криминальная группа стала особенно привлекательной, поскольку она обещает и деньги, и бандитский престиж. Изумительный психологический эксперимент — поведение работников милиции, суда или прокуратуры, попавших за решетку. Согрешившие, но не «блатные», они, однако, организуются в структуру со своими «паханами» и «шестерками». В тюрьме как в тюрьме, а точнее, как в жизни: без «своей» власти человек тоскует.

ВЛАСТЬ И ЧЕЛОВЕК

Легенда о могучем коллективизме «совка» сильно преувеличена. В США около 70% населения состоит в различных добровольных объединениях, а я, например, никуда записываться не собираюсь (как и 70% остальных граждан). Тоталитарный контроль за любыми объединениями надолго отбил охоту объединяться. Это немаловажный аспект неструктурированности общества. До неформальных структур еще надо дорастать (не имею в виду «братву»). Такое дорастание является одним из признаков гражданского общества — такого, которое ощущает разницу между понятиями «страна» и «государство». Не будет упрощением такое определение: власти должно быть мало, когда нам хорошо, но много — когда нам плохо. «Хорошо» — это «работаю, зарабатываю, плачу разумные налоги». «Плохо» — когда «нет работы, нет здоровья, меня ограбили». Семилетнее правление, основанное на райкомовских рефлексах и комсомольских мозгах, поставило Украину с ног на голову. Коммуно-большевистский тоталитаризм сохранился, когда «нам хорошо», но тем, кому «плохо», объявлен бессрочный лайф-аут: ни денег, ни мифа. Есть Конституция, властная вертикаль и национальная валюта, цену которым каждое утро снижают долларовые менялы. Есть, разумеется, Президент, в последние месяцы реально не вмешивающийся в дела своей страны. Детский вопрос: а какой Президент нам нужен? Детский ответ: хороший. Лично я трагически расхожусь со своим народом: я за Чорновила — выбрали — Л. Кравчука; я за Л. Кравчука — выбрали Л. Кучму...

Проблема в том, что по большому историческому счету достойного выбора у нас еще не было. Проблема в том, что голосование шло «от обратного»:

Л. Кравчука выбрали потому, что он «анти-Чорновил», а Л. Кучма был понят как «анти-Кравчук». Но сегодня мы знаем, что все они в принципе одинаковы... В свое время американские политологи шутили: Рузвельт доказал, что он может быть президентом всю жизнь; Трумен — что президентом может быть каждый; Эйзенхауэр доказал, что Америка вообще может обойтись без президента. Вот и мы — фактически — обходимся: избранные «от обратного», избранные по расчету, а не по любви, наши президенты остаются безмерно одинокими в своих державных кабинетах — одинокими так, как их неудачливые избиратели. Пишу «неудачливые», но имею в виду и другие эпитеты. Пускай никто не рассказывает о «мудрости народа» — он мудр только до порога избирательных участков. А голосует, удерживая в подсознании «тени забитых предков» — тех, кого забили в 21-ом, 33-ем, 37-ом и 47-ом. Нет действенного мифа — нет осмысленного выбора. Есть хаос: Иван Иванович в партийных списках выискивает коммунистов, а по мажоритарному округу голосует за бизнесменку, «на последние» ему построившую баню или храм. Новый президент нужен потому, что в своей массе мы весьма устарели. Новый президент нужен потому, что «курс реформ» и «построим рыночную экономику» никого не вдохновляют. Новый президент нужен потому, что любовь эффективнее рассудка, а подсознание эффективнее сознания: обаяние политика — богатство страны. Новый президент нам нужен потому, что ненового мы просто не выдержим.

ХАРИЗМА

Исторический шанс Украины в том, чтобы с третьей попытки избрать не такого президента, оппоненты которого еще хуже, чем он, а такого, который нравится сам по себе. В психологических измерениях это просто: нет мифа-идеи, пусть будет миф-человек. Когда «нам хорошо», говорят на сытом Западе, мы хотим верить, что власть не отречется от нас, когда «нам станет плохо». Гарантия? Президент, канцлер, премьер... Очень богатые и очень бедные страны сходны в том, что нуждаются в «любимой власти». Для богатых — это роскошь, а для бедных — необходимость. Однако любить абстрактную власть нельзя. Можно любить личность, ее олицетворяющую. Как свидетельствуют социологи, дело даже не в любви, а в ощущении сродства: популярный президент воспринимается, как родственник или сосед. Он может говорить или делать глупости, вызывать раздражение или гнев, но все равно остается своим — как племянник Билл, затеявший амуры со стенографисткой. Харизма (аура, шарм, ореол, эманация) есть, грубо говоря, свойство нравиться — если не всем, то многим. Утробный рык и надбровные дуги генерала Лебедя едва ли вдохновляют московскую интеллигенцию, но красноярского избирателя он завоевал играючи. «Шухерной» Жириновский мне и вам неприятен, но умный Явлинский и умненький Кириенко ему не соперники. Да чего мелочиться: могучая харизма Гитлера бросила ему под ноги целый культурный народ. Ага, скажете вы, вот оно что... спасибо за такого лидера, но лучше не надо. Правильно: такого — не надо. От харизмы до маразма один шаг, но делать его не обязательно. Волшебники бывают злые и добрые. Давайте выберем доброго, но давайте выберем волшебника. Без политической магии наш народ, растерянный и не доверяющий власти, обречен на самозатаптывание. Ныне, как никогда, нужен Объединитель. Схема «Президент против коммунистов», которую успешно использовал Б. Ельцин (и, похоже, готовит Л. Кучма), не продуктивна — ни в том случае, если победит Президент, ни в том случае, если победят коммунисты. Нужна не «третья сила», альтернативная двум первым, а «новая сила», способная их объединить. Если откровенно, то Л. Кучма, А. Мороз или П. Симоненко никого объединить не могут: не тот масштаб личности. Мои впечатления субъективны, но все же рискну их высказать: с П. Симоненко хорошо печь картошку, с А. Морозом плакать об ушедшей юности, а с Л. Кучмой бодро встречать старость. По историческим меркам этого маловато.