«Людей оценивала по величине сердца»

Михайлина КОЦЮБИНСКАЯ была давним другом и читателем «Дня». Несколько раз приезжала в редакцию на интервью. Чаще звонила по телефону — комментировала наши материалы, поддерживала, приглашала на презентации собственных книжек и книжек своих друзей. Внезапно 7 января прошлого года ее не стало. Со смертью таких личностей, как писала поэтесса, чувствуется, что отошли целые планеты.

Но накануне 80-летия Михайлины Фоминичны будут говорить о ней как о живой — хотя покинула этот свет, но поле культуры не покинула. Мы тоже можем «реконструировать» наши многочисленные публикации. Из них литературовед предстает как: «...человек высокого калибра» (Мирослав Маринович); такой, которая «...имела большой характер. Никогда не брала на себя слишком много — что было свыше сил. Но она разделяла взгляды и боль своих заключенных друзей. То была ее принципиальная позиция. Любила посылать письма в лагеря своим приятелям — чтобы они знали, что жизнь продолжается. На этой солнечной волне держалась до конца» (Евген Сверстюк)...

Однако, зная, что для Михайлины Коцюбинской ее дочь была целым миром и наоборот, решили встретиться с пани Татьяной — чтобы наши впечатления о литературоведе дополнились неизвестными деталями.

— Мама не любила пафоса — начала Татьяна КОЦЮБИНСКАЯ. — Поэтому и никогда не устраивала громких дней рождений. Собирала только ближайших. Даже не собирала. Они сами приходили. Ценила ту подлинность, которая господствовала в их кругу.

Чем ближе к 18 декабря, тем чаще погружаюсь в более детальные воспоминания. Даже хочу пересмотреть все то, над чем работала в последнее время, и не могу. Болит. Хорошо, что ее архивы находятся в Институте литературы и Музее литературы. К слову, вскоре в Музее литературы откроется выставка, подготовленная на основе одного из них.

Михайлина Фоминична подарила очень много любви, хотя я не была родной дочерью. Между нами всегда чувствовалась сильная связь.

— ...Мне известно, что вы... Только не знала, стоит ли спрашивать об этом.

— Все об этом давно знают, но лишний раз не вспоминают. Не вспоминала и мама. Мне сказала аж в шестнадцатилетнем возрасте — показала справку, что и года не было, как отдали на воспитание государству. До этого повторяла историю, что отец утонул.

Кстати, это не Михайлина Фоминична меня выбрала, а наоборот. Придя в детдом, который находился на Татарке (там как раз ее знакомая была директором), вдруг я с возгласами: «Мама! Мама! Мама!» — ей несусь на встречу. Вопрос был решен. Думала назвать Катрусей — в честь своей мамы, но осознала, что поздно — «новоиспеченная» доченька уже большая. (Тогда мне было четыре с половиной года.) Такую историю она рассказывала. Я же мало что помню с тех пор.

— Из разговоров с Михайлиной Фоминичной чувствовалось, что вы для нее — настоящий друг. Рассказывала, как в бурные времена не раз спасали ситуацию. Например, во время обыска дома уничтожили черновик «крамольного» письма, адресованного Ивану Дзюбе. К слову, вам тогда было только одиннадцать. Откуда понимание того, что происходило?

— На самом деле понимания того, что происходит, не было. (Это уже потом мама рассказала.) Я просто, любя маму, выполняла, что она просила. Делала все словно играясь — как может ребенок.

Вспоминаю, в последний раз нагрянули, когда мне были шестнадцать. (В 1977-ому году. — Ред.). Очевидно, тогда уже все понимала. Пришли в 5 утра и «гостевали» весь день. Но это, как говорят, пустое. Самое плохое было позади, когда маму шантажировали мной, дескать, вернут ребенка туда, откуда взяла... Советская власть применяла систему давления даже в самых личных областях человеческой жизни. Так Михайлине Фоминичне и Борису Антоненко-Давидовичу не дали пожениться, хотя они трижды подавали заявление. В первый раз за три дня перед заключением брака поступило заявление от сына Бориса Дмитриевича, в котором называл мою маму аферисткой. (В то время он находился в тюрьме, где с ним «поработали».) Подобное письмо пришло и на место маминой работы. Когда я услышала такую бессмыслицу, у начальницы ЗАГСа спросила прямо: «Сколько вам заплатили?». Через какое-то время пришла повестка в суд, дескать, грубиянила и бросалась с ножом... Все обошлось штрафом. Дальше, думаю, не стоит пересказывать. (Окончание той эпопеи можно найти в воспоминаниях Михайлины Коцюбинской.) Просто упомянутая история — пример того, как советская система пыталась своих граждан превратить в рабов. С большинством это удалось. И последствия до сих пор ощутимы.

Между прочим, после морально, эмоционально, психически сложных ситуаций мама стремилась встретиться с кем-то из друзей — чтобы прикоснуться к ЧЕЛОВЕКУ, как она говорила.

Кстати, всю жизнь Михайлина Фоминична носила перстенек своей мамы и обручальное кольцо, подаренное Борисом Антоненко-Давидовичем.

— Пани Татьяна, а вы осознавали, какими личностями были ее друзья?

— Понимание их масштаба появилось уже во взрослом возрасте. С детства я лишь хорошо помню Атену Пашко, Лелю Светличную, Аллу Горскую и Евгена Сверстюка. К слову, пани Алла у меня ассоциировалась с золотоволосым ангелом с улыбающимися глазами. Всегда приходила к нам на Рождество колядовать. Стоит такая красивая, стройная, с вифлеемской звездой в руках. Мамины друзья были очень хорошими, сочувствующими, доброжелательными, когда я стала взрослой, еще долго казалось, что весь мир такой. Михайлина Фоминична даже говорила: «Ты — добрая. Как будешь жить, когда меня не станет?» «Ты такая же», — отвечала ей. «У меня была и есть поддержка — друзья».

Несмотря на то, что мама прожила сложную напряженную жизнь, она часто повторяла: «В моей жизни было так много добра».

— Говорят, у Михайлины Фоминичны было развитое чувство юмора?

— Потрясающее! Любила рассказывать анекдоты. Помнила еще шутки своего отца. Много смеялась! Считала, что здоровое чувство юмора лечит от многих жизненных неприятностей. А еще — никогда себя не жалела. Только ее охватывало это чувство, пыталась что-то сделать для обездоленных. Кстати, людей оценивала по размеру сердца. И никогда ни у кого не отбирала надежду, считая, что она может быть единственным, что осталось.

Вот еще штрихи к портрету. Подобно моему деду, а ее отцу, Михайлина Коцюбинская любила цветы. В одной из наших комнат стояла ваза, за которую я была «ответственной». То есть должна была заботиться, чтобы там они всегда стояли. Также в квартире разнообразие вазонов. На протяжении последних лет я много посещала цветочных выставок. Знаете, мама умела ЛЮБИТЬ! А те, которые любят, — счастливы.