Мама в неволе

В 1940-1950 годы, только по официальной статистике, женщины составляли треть узников ГУЛАГа. В лагеря они попадали беременными, с младенцами на руках или рожали в бараках. Беременели по различным причинам: ради того, чтобы облегчить условия своего пребывания, по большой любви, в результате вынужденной проституции или были изнасилованы. И хотя руководство исправительных заведений пыталось держать в изоляции женщин от мужчин, количество рожденных в неволе детей постоянно росло. Как следствие, в 1952 году в лагерях и колониях ГУЛАГа находилось свыше 28 тысяч детей, которых содержали в 234 специально оборудованных помещениях. Но материнство в неволе не имело практически ничего общего с привычными практиками вынашивания, рождения, присмотра, выкармливания и воспитания детей, говорит историк и антрополог, доктор исторических наук Оксана КИСЬ. В рамках проекта «Втрачене дитинство», который реализует львовский музей «Територія Терору» совместно с ОО Post Bellum, она презентовала  онлайн свое исследование «Материнство в ГУЛАГе: благословение и проклятие». Исследовательница рассказала о драматическом и часто трагическом опыте материнства в тюрьмах и лагерях. Однако отметила, что роль матери, невзирая на все эмоциональные и физические страдания, помогала женщинам оставаться женщинами и не сходить с орбиты материнских ценностей.

«Это часть моего исследования из книги о женском опыте политического заключения в сталинских лагерях. В нем есть соответствующий раздел, где будут представлены эти и другие материалы, — говорит Оксана Кись. — В книге я анализирую больше 150 женских воспоминаний, созданных в разное время, разных по содержанию и для разной аудитории. Но большинство этих свидетельств рассказаны  женщинами, которые были молодыми на момент своего ареста, то есть в репродуктивном возрасте. Немало из них арестовывали в Западной Украине из-за сотрудничества с националистами. Следовательно, осуждали по политическим статьям, преимущественно по 58-й статье УК СССР. Во многих историях опыт материнства, подполья и заключения неразрывно связаны, и именно поэтому я хотела несколько слов сказать о материнстве в подполье, потому что немало женщин попадало в ГУЛАГ уже с детьми или были вынуждены, ради их спасения, расставаться без надежды на встречу в будущем».

«ОБЕ РОЛИ — МАТЕРИ И ЖЕНЫ — БЫЛИ УТРАЧЕНЫ, И НИ ОДНА НЕ БЫЛА ИСПОЛНЕНА»

Исследовательница отмечает, что в своих свидетельствах женщины обычно умалчивают тему об обстоятельствах зачатия, желательности или нежелательности, опыте прерывания или не прерывания беременности, но подробно рассказывают о невероятных трудностях, которые им пришлось испытать во время беременности и после родов. Кое-кто рождал в крыивках, непосредственно в боевых подразделениях УПА, кое-кому приходилось проситься в хаты к чужим людям. Но, в любом случае, беременная женщина или с младенцем становилась бременем для подполья и увеличивала риски разоблачения целой группы. Поэтому их пытались выводить из подполья на такое себе полулегальное положение. Например, Ольга Илькив, которая была женой одного из проводников Стрыйского сверхрайона, по совету Юрия Шухевича фиктивно зарегистрировала брак с его охранником. Они изображали супружескую пару, чтобы Ольга могла родить ребенка и воспитывать его в нормальных условиях. История Марии Савчин, которая была многолетней подпольщицей, женой одного из проводников подполья Василия Галасы на прозвище Орлан, еще более трагическая. В подполье она родила двух сыновей и двух потеряла. Первого усыновил офицер польской спецслужбы, а второй воспитывался у родственницы Василия Галасы. Сама же Мария была вынуждена бежать в США, она смогла увидеть своего сына, когда уже вернулась в Украину в годы независимости.

«Ее история раскрывает глубокую обреченность, попытку женщины объединить частное и публичное, роль жены и матери в контексте национально-освободительной борьбы. В результате обе эти роли были утрачены, и ни одна не была исполнена, потому что ей фактически приходилось отказаться от них в пользу роли активной участницы подполья, — констатирует Оксана Кись. — Материнские чувства подпольщиц делали их очень уязвимыми, потому что, стремясь хотя бы изредка посещать своего ребенка, они подвергались рискам. Даже в инструкции для организационных ячеек отмечалось, что МГБ СССР (министерство государственной безопасности — авт.) ведет точную разведку за девушками, которые имеют связи с повстанцами или имеют от них детей. В воспоминаниях случаются упоминания о том, что карательные органы устраивали засады в жилищах женщин, которые посещали своих детей и могли быть схвачены. Соответственно, ребенком мать шантажировали во время допросов, требуя признаний или свидетельств против своих побратимов. Многие из них были арестованы беременными или с младенцами на руках. Порою рожали в следственных тюрьмах. Этот опыт и этапирование в дальнейшие места отбывания наказания был наиболее болезненным и драматическим, потому что никаких условий для матерей с младенцами на руках никто не создавал и никто не принимал во внимание их потребности».

«НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ПРИВОДИЛИ К ВЫСОКОМУ УРОВНЮ ЗАБОЛЕВАНИЙ И СМЕРТНОСТИ МЛАДЕНЦЕВ»

Формально ГУЛАГ был пенитенциарной структурой, а фактически —  репрессивной сталинской институцией, которая основана в конце 1929 года и просуществовала почти до конца 1950-х годов. По разным подсчетам, за все время существования этой структуры в лагерях содержалось 30 млн человек. Точную цифру выяснить нереально. Относительно числа погибших, то колебания большие. Российские исследователи называют цифру меньше 2 млн человек, а американские, в частности исследовательница Гольфо Алексопулос доказывает, что за время существования ГУЛАГа в неволе погибло приблизительно 13 млн человек (!). Оксана Кись отмечает, что, исследуя документы 1940-1950 годов, она отслеживала, что доля украинцев, доля политических узников и доля женщин в то время выросла.

«Несмотря на то, что руководство ГУЛАГа принимало активные меры для уменьшения количества детей в лагерях, для изоляции мужчин, чтобы женщины не беременели и не рожали, все равно количество беременных женщин с детьми постоянно росло. Точных данных нет, потому что руководство лагерей их фальсифицировало, в зависимости от того, какая была политика руководства ГУЛАГа. Ведь за увеличение количества рожденных детей их наказывали, и считалось, что руководство плохо придерживается изоляции мужчин от женщин. Детей содержали не на территории лагерей, потому что формально они были свободными гражданами, а рядом, часто эти помещения называли деткомбинатами, — продолжает исследовательница. — Невзирая на то, что инструкциями и правилами были предвидены в целом приемлемые условия содержания малышей, женские воспоминания свидетельствуют о нечеловеческих условиях проживания, питания, медицинской помощи, что приводило к высокому уровню заболеваний и смертности младенцев, их физической, психологической и интеллектуальной отсталости. Контакты матерей-узниц с детьми были сурово регламентированы, а после достижения одно-, двухлетнего возраста малышей передавали в обычные детдома или на иждивение родственников. Узнать о судьбе своего ребенка, установить связь с ним и вернуть его после освобождения становилось смыслом жизни для многих осужденных матерей, а чувство материнского долга побуждало женщин к жизни».

«ДЕТКОМБИНАТ — ЭТО ТОЖЕ ЗОНА, С ВАХТОЙ, ВОРОТАМИ, БАРАКАМИ И КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ»

Российская исследовательница Любовь Максимова рассказывает, почему женщины осмеливались на беременность и роды в неволе. Одна из версий: для беременных женщин создавались облегченные условия, было лучшим питание, что побуждало женщин к этому шагу, чтобы облегчить свою жизнь. Некоторые женщины стремились создать полноценную семью, быть с кем-то, а не одинокими. Немало женщин рожало в результате сексуального насилия, что не было редкостью в лагерях, где женщины находились в условиях, когда они не могли защитить себя. Аборты в Советском Союзе были запрещены, хотя есть свидетельства о прерывании беременности в лагерях. Характерно, что невзирая на запрет, есть сюжеты и о том, что его даже осуществляли тайно. При этом позиция руководства была неоднозначной. В одних лагерях женщин принуждали к аборту, в других — администрация закрывала на это глаза, но были и такие, в которых женщину за аборт могли наказать дополнительным сроком заключения. То есть увеличить ей срок. К тому же это был огромный риск, поскольку процедуру осуществляли не врачи, и много женщин просто погибали в результате непрофессионального прерывания беременности.

«Фактически узницы были лишены не только общественных прав, но и репродуктивных, потому что решение относительно сохранения или прерывания беременности не всегда принадлежало самой женщине, руководство могло принудить ее к прерыванию, — констатирует Оксана Кись. —  Отношение к младенцам в лагерях было особенным, о них заботились все женщины, которые находились в заключении. Дети были объектом общей любви. Даже преступники и рецидивисты обращались с детьми довольно обходительно. В многочисленных воспоминаниях содержатся сюжеты о большой жертвенности ради детей и отношении к ним с фанатизмом не только их матерей, но и других женщин. Многие из них стремились попасть на работу в детдома, деткомбинаты. Это было привилегированное место — в относительно теплом помещении, не надо было поднимать тяжести, это был желательный труд. Но абсолютно все узницы, которые присматривали за детьми, рассказывают, что няни были перегружены, им не разрешалось брать детей на руки, кроме как их накормить или помыть. Также женщины рассказывают, какими грустными были эти дети и настолько этот образ противоречил пропагандистской картинке о счастливом детстве, которое пропагандировала сталинская власть. Евгения Гинзбург, которая достаточно долго работала няней, вспоминает: «деткомбинат — это тоже зона, с вахтой, воротами, бараками и колючей проволокой». Эти дети тоже были узниками, которые по уровню своего развития и поведения не напоминали свободных обычных детей в городе или в селе. Евгения вспоминает, что у них было значительное отставание интеллектуального развития и эмоционально-коммуникативных навыков. Фактически были дикими зверенышами, которые даже между собой вели себя агрессивно, потому что не знали любви».

«СКОЛЬКО ТАМ ПОХОРОНЕНО ДЕТЕЙ, УСТАНОВИТЬ НЕРЕАЛЬНО»

Дети, которым удалось выжить в тех деткомбинатах, были обречены на разлуку со своей матерью. Оксана Кись останавливается на двух типичных сценариях: первый — ребенка после срока содержания рядом с матерью передавали родственникам. Но для этого родственники имели достаточно активно хлопотать о разрешении на опеку над таким младенцем, а также лично приехать и забрать этого ребенка под воротами лагеря, что сделать физически могли не все, ведь немало родственников сами были депортированы. Второй, более реалистичный сценарий — ребенка передавали в детдом. Описанные в воспоминаниях сцены прощания матерей, которые знали, что больше могут не увидеть своих детей, тем более вернуть, очень драматические. Ни администрация ГУЛАГа, ни детдома не были обязаны информировать о дальнейшей судьбе ребенка. Поэтому отыскать его было достаточно сложно, тем более, если фамилию изменяли. Поэтому узницы пытались привлекать разные каналы, чтобы наладить какие-то связи с детдомами, и отдельным из них удавалось это сделать.

«Без шанса спасти своего ребенка оставались те женщины, чьи дети не выжили в лагерях. Из-за отсутствия медицинского присмотра, ненадлежащих условий показатель смертности был ужасно высоким. Немало детей было обречено на смерть в течение первого года жизни, когда они были наиболее уязвимыми, — отмечает Оксана Кісь. — Не так давно в городке Шахтинск Карагандинской области в Казахстане, где был расположен один из наибольших лагерей, провели исследование, так называемого, мамочкиного кладбища. Детей хоронили даже не в отдельных могилах, а в братских — без имени. В 2003 году  кладбище получило статус мемориального. Позже на нем представляли памятные знаки, но сколько там похоронено детей, установить нереально».

К слову, на протяжении августа и сентября львовский музей «Територія Терору» на своих страницах в соцсетях рассказывает о детском опыте выживания в условиях репрессий: во время депортаций, об адаптации и жизни в статусе ребенка «врага народа» на примере Украины и Чехии, об отношениях с родителями, которые были заключенными в лагерях ГУЛАГа, о детстве во время Второй мировой войны и в условиях современной войны в Украине. 9 лекториев проходят в рамках проекта «Втрачене дитинство», что финансируется Европейским союзом House of Europe.