МЕСТЬ

Маленькие бродяжки... Сколько их бродит нашей страной — обиженных, чумазых, ершистых, озлобленных на полмира мальчишек и девчонок? Ранняя самостоятельная жизнь сделала их взрослыми, и, кажется, не подверженными сантиментам. Однако жесткие скамейки железнодорожных вокзалов никогда не заменят им ласковых материнских рук, а трубы теплотрасс никогда не согреют их так, как могут согреть родительские сердца. Что бы там ни было, а детям всегда хочется домой. Как бы они не доказывали противоположное членам опекунских советов, сколько бы раз не убегали из приютов-распределителей, а они хотят домой. Бывает, они возвращаются. Однако там их не всегда ждут...

В местной прессе я провел конкурс под рубрикой «Житейские истории». Обычная полушутливая-полусерьезная затея, по расчету, должна была обеспечить меня во всяком случае десятком свежих сюжетов, что никогда не лишнее для газетного репортера. Лучшие рассказы я намеревался опубликовать в газете, а победителю пообещал еще и «именную» премию. За неделю я получил больше четырех десятков писем. Не много, но и не мало. Различные истории, большинство адресатов были, естественно, людьми преклонного возраста, за плечами которых целая жизнь со всеми ее многообразными перипетиями, сюжетами и кульминациями. Отдельные произведения занимали по несколько ученических тетрадей. Однако меня, прежде всего, заинтересовало короткое, на полстраницы письмо. Даю его полностью: «Здравствуйте! Меня зовут Андрей. Мне 13 лет. Я решил принять участие в конкурсе. Мне обязательно нужно выиграть. Я сейчас не живу дома, и мне очень нужны деньги. Но я расскажу свою историю только после того, как вы мне заплатите. Приносите деньги в следующую пятницу в семь часов вечера на базар. Я буду стоять возле центрального входа. Андрей».

Даже если это шутка друзей, подумал я, то она вполне стоит десятки. Во всяком случае, если им захочется посмеяться, наблюдая за тем, как я бессмысленно топчусь около базарной калитки, то им тоже придется мерзнуть.

В следующую пятницу, избавившись от насмешливых взглядов коллег, я положил в карман десять гривен (пятерка плюс пять по одной) и вышел на улицу под колючий снег. Был шестой час вечера. Автобусом доехал в центр. Побродил у кинотеатра, выпил в кафе чашку кофе, съел бутерброд, вышел на улицу.

Лепил снег. Людей на площади было мало. Я позвонил по телефону из автомата домой, сказал жене, чтобы не беспокоилась, спросил, что делают дети.

— Уже спят, — сказала жена. — Приходи скорее.

— Хорошо, — ответил я и направился к базару.

Уже прилично мело. Качался оторванный фонарь. Скрипела калитка центрального входа. Я остановился на свету. Вдруг из темноты вынырнула мальчишечья фигура в коротком пальтишке.

— Ты кто? — спросил мальчик.

— А ты — Андрей? — в свою очередь поинтересовался я.

— Ты кто? — повторил мальчик.

— Я из газеты. Вот. — Я протянул ему деньги. — Здесь десять гривен.

— Честно? — Лицо мальчика было насуплено. — Десять ровно?

— Можешь посчитать.

— Идем, — сказал он и зашагал впереди. Я — за ним.

Шли мы недолго. Ради конспирации мой знакомый мог бы назначить и более отдаленное место. Так как не прошли мы и пятисот метров, как повернули налево в кусты, как раз напротив гостиницы «Славутич», и оказались на темном влажном прямоугольнике среди белого снега. Это был колодец теплосети. Андрей нырнул в люк. Позвал из подземелья:

— Влезай сюда.

В своей куртке я едва протиснулся сквозь узкое отверстие. Прыгнул. Упал на что-то мягкое. Во тьме вспыхнула спичка — Андрей зажег свечу. Помещение было тесноватым, однако уютным. Через него проходили две толстые трубы, которые пылали жаром. На трубах лежал засаленный матрац. В углу стоял алюминиевый бидон с водой, валялась жестяная банка. Пока я оглядывал все вокруг, мальчуган настороженно поглядывал на меня.

— Ты здесь живешь? — спросил я.

— Дай сигарету, — сказал Андрей.

— Не курю.

— А спички есть?

— Нет.

— Так зачем ты сюда пришел?

— Послушать твою историю. Ты обещал рассказать.

— Конечно же, расскажу. — Малый вытащил из какой-то щели окурок, прикурил, затянулся. — Но ты должен еще кое- что для меня сделать. Десять гривен плюс некролог — и спрашивай, что хочешь.

— Какой еще некролог? — не понял я.

— Обо мне. Напиши обо мне в газете некролог.

— Что-что?

— Некролог, или как там это называется. Ну, что я умер, погиб что ли, понимаешь? Чтобы это было напечатано в газете, и чтобы это прочитала моя мать.

— Ты хочешь, чтобы я?.. — Ко мне, наконец, начало доходить. — Но зачем?!

— Я хочу ей отомстить.

Я вернулся домой в первом часу ночи. Не сомкнул глаз до утра. Из головы не выходил Андрей, история, которую он рассказал.

Мальчику было семь лет, когда отец бросил их. И мать вышла замуж второй раз. Друг за дружкой у Андрея появились две сестренки. Мама только то и делала, что стирала пеленки, варила кашу, ругалась с отчимом, который часто возвращался с работы подвыпивший. На сына никто не обращал внимания. Однажды отчим не пришел ночевать. Оставив старшего за няньку, мать надела платок и отправилась на поиски. И нужно же такое, не доглядел: младшая сестренка сама пришла на кухню и разлила горячее молоко. Визгу было! Все же Андрей успокоил малышку, приложил к ожогу мазь, перебинтовал. Пришла мать. Злая и без отчима — его забрали в вытрезвитель. Когда узнала, что стряслось, налетела на Андрея, начала бить. В конце концов вытолкнула его на улицу.

Так мальчик впервые ушел из дома. Была осень. Две ночи он спал в брошенном доме на околице городка. Простудился. Стал кашлять. Поднялась температура. Вынужден был вернуться домой.

Мать положила сына в кровать, дала таблеток, напоила чаем. Сварила бульон, накормила. Но пришел вечером пьяный отчим, увидел Андрея, вытащил из-под кровати ружье, начал угрожать, выгонять из дома. Мать заступилась. Он ударил мать. Целую ночь они ссорились. А на утро, закутав запухшее лицо платком, мать отвела сына в больницу.

— Здесь тебе будет лучше.

Все время, пока лежал в больнице, Андрей собирал хлеб. После выписки решил домой не возвращаться. Знал: отчим опять будет ругаться, будет бить.

Поселился в том же брошенном доме. Там уже кто-то побывал: на полу валялись остатки еды, разбитый стакан. В углу лежали кучей какие-то лохмотья.

И действительно, в ту же ночь в избу пришли «хозяева» — трое парней, старше Андрея на несколько лет. Верховодил Вовка, худой и длинный, как жердь. Ребята долго допрашивали Андрея, не подослан ли, крутили руки, угрожали. А убедившись, что он никакой не шпион, вытащили начатую бутылку самогона, угостили. После выпитого у Андрея поплыло перед глазами, и все, что происходило потом, он видел словно сквозь толстое стекло. Ребята исчезли. Вернулись в компании с какой-то теткой. Тетка была толстая, пьяная и некрасивая. Она ругалась и пила наравне с ребятами. А потом улеглась на лохмотья, и они все начали там возиться, сопеть. Андрей заснул. А когда открыл глаза, было утро — ясное, прозрачное и по-осеннему прохладное.

Андрею захотелось... в школу. Захотелось — и квит.

Лучше бы он туда не совался. Вызвали в учительскую, где собрались почти все учителя. Особенно распекал мальчика историк.

— Хулиган! Прогульщик! Выгнать его! Только школу позорит!

Учительница украинского языка попробовала было защитить парня. Но где там. Историк и на нее налетел с оскорблениями.

Заброшенный дом, его «хозяева» опять приняли Андрея. Опять попойка, опять та же тетка. Однажды ребята позвали и Андрея, он упирался, не хотел. Они держали его за руки и хохотали. Андрей вырвался, выскочил из дома, побрел по темной улице. Сам не заметил, как оказался перед знакомой калиткой.

В окнах родного дома светилось. Он подошел ближе, прислонился лицом к оконному стеклу. Отчим опять ругал мать. Сестренки попробовали ее защитить, но и им досталось. Андрей, забыв обо всем на свете, бросился к дверям, вбежал в дом.

— А, это ты, щенок! — крикнул отчим.

Но Андрей опередил его. Юркнул под кровать, схватил ружье. Взвел курки. Встал.

— Ой, Андрюша, что же ты делаешь! — Мать бросилась вперед, закрыла собой отчима.

Прогремел выстрел. Вскрикнули сестренки. Мать повернулась. Отчим, открыв рот, осел на пол.

— Ты убил его! — Мать бросилась к сыну, схватила за плечи, начала трясти.

— Ты убил его!!!

— Не кричи, мама, — тихо сказал Андрей.

Мать оглянулась. Отчим был жив. Только очень бледный. В оконном стекле за его спиной зияла дырка.

Андрей положил ружье на пол, вышел во двор. Стал на крыльце. Ждал, пока появится отчим. Что будет дальше — Андрея не тревожило. Ему стало все равно.

Отчим не появился. Вышла мать. Сказала не своим голосом:

— Иди в дом и ложись спать.

Мальчик зашел в дом и лег спать. С тех пор отчим стал тише воды, ниже травы. Но только днем. А по ночам (Андрей слышал) в соседней комнате ел мать поедом. И «отправь своего шалопая в интернат», и «есть ему меньше давай — не напасешься», и «убирайся, такая-сякая, к чертовый матери со всеми своими детьми». Аж шипел. Была уже зима. Андрей решил потерпеть до лета. А там — тепло, яблоки, спать можно просто на земле. «Пойду пешком к бабушке», — решил мальчик. Бабушка жила недалеко и не близко, в Днепропетровской области. «Сколько там той дороги, — думал Андрей, — дойду. Только бы дождаться тепла».

А отчим свирепствовал. Правда, тайком. То выкрутит лампочку, пока мальчик готовит вечером уроки, то закроет в каморке телевизор, то бутылки пустые все до единой спрячет — чтобы пасынок не имел ни копейки.

Андрей отстал в учебе. Принес за четверть пять двоек. Мать несколько раз вызывали в школу. Сказали, если не подтянется — исключат. Она поговорила с сыном. Он пообещал.

Целыми днями мальчик просиживал над книгами. В дневнике стали понемногу появляться четверки. Отчим поехал в командировку, он шоферил.

— Может, еще все наладится, — все повторяла мать.

Как-то в пятницу, в мае, она стирала на дворе белье, рядом играли девочки — ждали брата из школы. Прибежала соседка.

— Ох, горе какое, — всплеснула руками. — Твой Андрей... Ой, беги скорее...

Он лежал в саду под деревом. Левая рука и левая половина лица были окровавлены, губа рассечена.

— Что, что? Что с тобой?

Он попробовал улыбнуться.

Две недели в больнице. Тоска. Последние дни были особенно невыносимыми, за окном входило в силу лето. Выписали наконец. Мать все допытывалась: что и как? Смолчал. Только одному человеку рассказал — Вовке, тому мальчишке из брошенного дома. Андрей хотел отомстить историку: вытряс из отчимовых патронов порох, обмотал изоляционной лентой — получилась «бомба». Однако месть не удалась: «бомба» взорвалась в руках парня, когда он ее начинял, прячась дома в саду. Вовка похвалил Андрея.

— Молодец. — И тогда уже задумчиво проговорил: — Так, говоришь, патроны у отчима брал?

Через несколько дней он опять встретил Андрея.

— Хочешь еще с той теткой, помнишь?

Андрей помнил.

— Нет, — сказал он. — Не хочу.

— А такие карты видел? — Вовка вытащил из кармана колоду игральных карт, на которых были голые девушки.

Девушки Андрею понравились. Молодые, улыбающиеся, красивые — не то, что тетка.

— Давай меняться; я тебе карты, ты мне десять патронов, — предложил Вовка.

На следующий день патроны перекочевали из серванта, где их держал отчим, в Вовкин карман.

На летние каникулы мать сама отправила Андрея к бабушке на Днепропетровщину. Пешком идти не пришлось.

Хорошо было в селе. Мальчишка пас корову, купался в реке, пек по вечерам с пацанами картошку.

Возвратившись в Канев, Андрей серьезно взялся за учебу. Отчим, кажется, успокоился. Не ссорился, не дрался. Вечером играл с Андрюшиными сестренками. В израненном сердце мальчика чувство оскорбления потихоньку улеглось, замерло.

Так прошла осень. Опять наступила зима. И нужно же было отчиму собраться на охоту. Заглянул в сервант, а патронов нет.

— Где??? — заорал на Андрея.

— Не знаю.

— Ах, не знаешь.

Отчим перевернул все в доме вверх дном и таки нашел колоду карт с девушками. Он схватил парня за ухо, толкнул на пол.

— О, Господи! — вбежала со двора мать.

— Полюбуйся! — Отчим бросил ей карты в лицо. — Вот чем он занимается.

— Что же это, Андрюша? — из глаз матери закапали слезы. — Может, ты их где-то нашел?

— Нашел, говоришь? Как бы не так! Я знаю, где и с кем он ошивается. Знаю, где их притон! — Отчим назвал улицу, на краю которой стоял брошенный дом.

— Не бей его, — попросила жалостливо мать. — Он маленький, глупый.

— Мне плевать! Я знал, что этим все кончится. А вот за патроны он мне ответит. Отчим вытащил из штанов нож. — Патроны я с него выбью. Ну, кому сменял патроны, щенок?

— Папа, папа, не бей Андрюшу! — просили сестрички. Но отчим не обращал внимания. Наконец сел на диван, вытер вспотевший лоб.

— А теперь иди, — сказал он. — Иди и не приходи.

Андрей поднялся.

— Андрюша, — звала младшая сестренка.

Но он уже не оглядывался.

— ...Так я оказался здесь, — закончил мальчик рассказ.

— Что думаешь делать дальше?

— Мстить.

— Кому?

— Всем! Матери, отчиму, историку, Вовке. Всем, кто меня обижал.

— Не нужно обижаться на людей... — начал было я.

— Сделаешь, некролог? — перебил меня Андрей.

— Давай лучше о тебе что-то другое напишу.

— Потом напишешь. Как поквитаюсь со всеми. А пока что сделай то, что прошу.

— Хочешь, чтобы я напечатал о тебе некролог?

— Да.

— Я подумаю. Во вторник вечером зайду, скажу свое решение.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Хорошо. — Андрей встал.

— До свидания, — сказал я.

— До свидания, — сказал он.

Но ни во вторник, ни в среду, ни в четверг я не смог прийти — работа, семья, заботы. Только в следующую пятницу вырвался.

В подземелье никого не было. Никого, ничего. Ни матраца. Ни бидона. Никаких следов. На крючке около трубы был насажен обрывок бумаги, вырванный из ученической тетради. «Пожалуйста, сделай то, что обещал».

Канев