Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

«Мне безумно жаль наших знаний»

Ценности в жизни геологов из Крыма Игоря и Елены Палкиных
27 сентября, 17:40

 «Мы с мужем работали по всему Советскому Союзу. В частности, я работала с алмазами всех месторождений СССР, также за рубежом. В Симферополе существовал государственный Институт минеральных ресурсов, базовый в Советском Союзе по обогащению алмазных месторождений, тогда это было секретно. Опыт колоссальный, и очень жаль, что сейчас в Украине это не востребовано. Технологии обогащения или переработки руд разного состава, которыми владели наши специалисты, в настоящий момент, по сути, утрачиваются», — говорит Елена Палкина.

С Еленой Юриевной и ее мужем Игорем Евгеньевичем мы общаемся в отделе Восточного искусства Национального музея искусств имени Богдана и Варвары Ханенко, рядом с экспонатами, вырезанными из драгоценных камней китайскими мастерами во времена династии Цен (1636-1912 годы). Настольные украшения, булавки для волос, браслеты, табакерки из нефрита и жадеита — пани Елена вместе с мужем помогли музею их атрибутировать. В сущности, это интеллектуальное меценатство.

Вообще Елена Палкина — геолог и минералог, кандидат геолого-минералогических наук, работала ведущим научным сотрудником Крымского отделения Украинского государственного геологоразведочного института (КО УкрГГРИ, преемник Института минеральных ресурсов). Игорь Палкин — тоже кандидат геолого-минералогических наук, в свое время был директором УкрГГРИ. Они приехали в Симферополь как молодые специалисты в 1974 году и работали в родном институте в течение почти 40 лет. После аннексии Крыма супруги выехали с полуострова и сейчас живут в маленьком городке под Киевом. Мы говорили и о старинных китайских украшениях, и об истории КО УкрГГРИ, и о том, почему ученые не работают по специальности в Украине. Но в целом все вращалось вокруг ценностей — вещей, поступков и слов.

МУЗЕЙ ХАНЕНКО

«Наше знакомство с Музеем Ханенко — это очень старая история, — начинает разговор Елена Палкина. — Наш зять Богдан Радченко, который погиб в АТО, был киевским журналистом и учился в Киево-Могилянской академии вместе с Анной Рудик (заместителем генерального директора музея по научно-просветительской работе. — Авт.), мы с мужем знакомы с ней давно. Мы довольно часто бывали в музее. Поскольку мы геологи, когда я замечала здесь, что камни не подписаны или неправильно атрибутированы, меня это раздражало, да и мужа также. Тем более, что каждый из нас около десяти раз бывал в Китае, мы сотрудничали с тамошними геологическими научными учреждениями, достаточно часто видели разные местные изделия, поэтому знаем тему. Хотелось помочь музею».

Пани Елена предложила Музею Ханенко позволить осмотреть ей как специалисту экспонаты, вырезанные из камня. «Музей исследует самые разные аспекты: бытование, провенанс, содержание художественного произведения, судьбу художника. Очень важными остаются вопросы материалов, которые использовались при создании того или иного творения. А особенно ярко мы видим эту проблему с Востоком. Поэтому нам было чрезвычайно интересно сотрудничать с Еленой Юриевной и Игорем Евгеньевичем, — говорит Галина Биленко, заведующая научным отделом искусств стран Востока. — Консультации и сотрудничество со специалистами узкого профиля по разным направлениям, по которых мы изучаем наши достопримечательности, — это неоценимая помощь. А в этом случае это вообще была по сути меценатская помощь, абсолютно искренняя и бесплатная».

ЛУПА, МИКРОСКОП И ОСТАЛЬНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ

«Китайцы создают изделия из камня в течение тысячелетий и так классно научились делать имитации, что отличить настоящий камень от подделки довольно сложно даже специалисту. В магазине по некоторым камням определить это вообще невозможно», — отмечает Елена Палкина.

Сначала пани Елена рассчитывала, что будет достаточно поработать с лупой и люминесцентной микролампой, но — нет, пришлось привозить микроскоп, только под его бинокуляром удалось разглядеть определенные вещи.

«То, что человек много знает, — это замечательно. Но много зависит от удачи, — считает Елена Палкина. — Вот как специалист-гемолог определяет, естественный камень или искусственный? Он смотрит по минеральным вкраплениям. Но это естественный камень, эти вкрапления могут быть, а могут — и нет. Если их нет, должен подключать что-то другое».

Так, геолог очень долго, миллиметр за миллиметром, просматривала под микроскопом музейную тарелочку — как будто считывала структуру материала, как мы читаем книгу. В конечном итоге одна трещинка подсказала, что это натуральный камень. «Притом, что стекло можно сделать таким же. Китайские мастера специально делают на нем трещины, как на камне», — добавляет пани Елена.

«ЮЙ»

«Подход к камню китайского мастера совсем иной, чем европеского, — вступает в разговор Валерия Юнда, старший научный сотрудник Музея Ханенко. — Если для европейца важны чистота камня и красота изделия, то китайский мастер перед тем как перейти к резьбе, более полугода будет изучать сам камень, его рисунок. Он никогда не будет нарушать его естественной красоты».

Елена Палкина показывает на флакончик из натурального камня в витрине: сам он бледно-зеленый, а с одной стороны украшен вырезанной коричневой фигуркой человека. Это не окрашенный фрагмент и не два разных камня, а один, с «коркой», на которой мастер сделал украшение.

На Востоке преимущественно использовали нефрит и жадеит, они там являются главными драгоценностями. По словам пани Елены, исторически китайцы не различали эти два минерала, называли их «юй». Между прочим, так также называют драгоценность, рыбу и даже дружбу. Известно, что китайский язык тональный, поэтому, что именно имеет в виду собеседник, зависит от интонации.

В Китае выделяют почти 90 сортов нефрита от простых — утилите, до императорских — империалу, они разделяются по цвету от белого и, через зеленый, до черного, также встречаются розовый, оранжевый и красный нефрит. Дело в оксиде железа, который дает минералам разные расцветки и заодно, кстати, делает его мягче. Важным признаком качества также является прозрачность и структура камня.

«ЧЕРНЫЙ НЕФРИТ» ИЗ СТЕКЛА

Нефрит относится к группе амфиболов, а жадеит — к пироксенам, он тверже нефрита на одну единицу по шкале Мооса, соответственно, их твердость составляет 7 и 8. Но, отмечает Елена Юриевна, твердость материала может варьироваться. «Твердость камня определяется по плотности кристаллической решетки, которая в кристаллах является разной по разным направлениям, — объясняет геолог. — Также у жадеита и нефрита отличается само строение кристаллической решетки, и иногда отличить их можно только под микроскопом».

Отличить естественный камень от стекла может помочь люминесцентная лампа. Елена Юриевна отмечает, что часть минералов светится от люминесценции, а темный нефрит — практически нет, в отличие от стекла. Но, опять-таки, белый нефрит имеет фотолюминесценцию, случается, что стекло не светится, и структуру трудно увидеть даже под микроскопом.

Благодаря Елене Палкиной удалось установить, что фигурка льва из коллекции Музея Ханенко сделана не из черного нефрита, а из стекла. Автор использовал минеральные порошки и даже имитировал зеленые прожилки в камне.

«Когда мы имеем дело со стеклом, особенно литым и старинным, там присутствуют пузырьки воздуха. Вообще, минералы содержат включения, в частности включения газов, но они имеют другую форму. В стекле — только шарики, то есть включения правильной формы. А в минералах, поскольку они имеют кристаллическое строение, эти включения или удлиненные, или еще какой-то неправильной формы», — делится профессиональными секретами пани Елена.

ЗНАНИЯ

«Вот почему мы ездили в Китай? Потому что там произошла Культурная революция, а после нее образовался определенный провал: они уничтожили многих своих специалистов и не смогли быстро научить новых. В сущности, мы ездили туда консультировать специалистов, помогали разрабатывать технологии переработки минерального сырья и т.п., — включается в разговор Игорь Палкин. — Китайцы приглашали к себе американцев, но те берут очень много денег, россиян — тоже. А Украина щедрая — мы работали почти бесплатно. Причем нам говорили, что мы знаем не меньше, чем американцы и россияне».

«Наши люди привыкли работать в экстремальных условиях, без особой аппаратуры, за счет своих мозгов. И когда не хватало чего-то из аппаратуры, мы быстро что-то придумывали, — добавляет Елена Юриевна. — И, к сожалению,  наука в Украине сейчас приходит к такому состоянию, как двадцать лет назад в Китае. Я бы с удовольствием кого-то научила, но сегодня нам некому передать свои геологические знания, и мне безумно жаль их».

ИНСТИТУТ

Отмотаем время назад, когда геологические исследования были более нужными. Институт минеральных ресурсов в Симферополе, созданный в 1950-х годах, сначала входил в структуру Академии наук, был одним из самых мощных в Советском Союзе. По словам Игоря Евгеньевича, именно специалисты этого учреждения первыми добыли алмазы из Архангельской группы месторождений.

«Первого директора института украинские академики-геологи, по воспоминаниям одного из них, не хотели избирать академиком, потому что он писал на них доносы. Тогда он назло вывел институт из состава Академии наук, договорившись с Министерством геологии Советского Союза, и учреждение стало отраслевым геологическим институтом. Из этого института уволили всех историков, археологов и других специалистов, и остались только геологи», — говорит Игорь Евгеньевич.

Дальше сюжет закручивался еще сильнее. Как рассказывает Игорь Палкин, первого директора сняли с интригами, его преемником стал бывший главный инженер треста «Артемгеология», участник войны с многочисленными наградами, который входил в команду, собиравшую репарации, в частности занималась урановыми производствами Германии. «У этого человека были большие связи. И он пытался перевести наш институт из второй категории в первую, потому что вторая категория — это ниже зарплата, меньше приборов», — продолжает Игорь Палкин. На то время в симферопольском филиале института работало 800 человек, еще 400 — в днепропетровском. Тогда это было хорошо, но такое состояние дел смогло продержаться до перестройки. Потом пришли другие времена, и третьему директору пришлось начать сокращение сотрудников.

Тогда институт имел большой авторитет, его сотрудники работали по всему Советскому Союзу и СНГ, а также в Словакии, Польше, Испании, Греции, Гренландии, Алжире, Монголии  и Китае.

СОТРУДНИКИ

Крымскому отделению УкрГГРИ очень не повезло еще до оккупации полуострова. Игорь Палкин, который работал там директором с 2005 года, констатирует, что «благодаря» команде экс-президента Украины Виктора Януковича была почти ликвидирована государственная геологическая служба страны. «Во-первых, правительство Азарова, который, кстати, является доктором геолого-минералогических наук, начало сокращать государственные расходы на геологию страны. Во-вторых, они везде поставили своих людей, которые собирали деньги, происходило разворовывание госбюджета. А затем бюджет отрасли перестал быть защищенным отдельной строкой в соответствующей статье госбюджета, финансирование предприятий и учреждений отрасли почти прекратилось, — вспоминает Игорь Евгеньевич. — Ирония судьбы в том, что объемы работ по госзаказу никто не отменял, и это было причиной образования колоссальных долгов: по зарплате и расходам, коммунальным платежам и т.п. Это и привело к сокращению численности сотрудников отрасли в десять раз и, в сущности, к ее ликвидации».

Еще десять лет назад в Украинском государственном геологоразведочном институте в целом работало около 1500 ученых, его отделения существовали во Львове, тогдашнем Днепропетровске, Полтаве, Чернигове, Крыму, главное разместилось в Киеве. В Крыму, например, занимались исследованиями по вопросам геологии и технологии переработки и обогащения твердых ископаемых, геоэкологии и прогнозирования землетрясений, гидрогеологии и т.п.

«В 2012 году в Киеве окончательно приняли решение закрыть все отделения, кроме главного, потому что денег почти не было. Львов, Полтава, Днепр, Крым — все это было закрыто. Тогда я как раз достиг пенсионного возраста и, собственно, ушел на пенсию, — продолжает Игорь Палкин. — При других условиях я бы работал, но не хотел хоронить свое, родное. Когда я принимал отделение, там работало где-то 200 сотрудников, оно было мощным, в его составе, например, было более 50 кандидатов наук, пять докторов наук. А когда я уходил, было 50-60 сотрудников. Это была наименьшая критическая численность нашего научного учреждения. Позже осталось пять или семь сотрудников. Сторожа».

ПЛАТИНОВАЯ ПОСУДА

Когда Россия аннексировала Крым, так называемая «самооборона» вошла в здание института и начала его разорять. «Начали с хороших вещей: мебель, паркет, мрамор. Платиновую посуду забрало «Министерство финансов Республики Крым», Киев не успел вывезти», — перечисляет Игорь Евгеньевич. В учреждении хранилось около четырех килограммов платиновой посуды — именно такая нужна в работе химической лаборатории, так как этот металл химически стойкий, не вступает в реакции со многими соединениями. Много приборов, оборудования и другое попало и в российскую «Крымгеологию».

Разорили и роскошную институтскую библиотеку, собранную из дворянских южнобережных имений Крыма. «Когда вошло крымское ополчение, они сдали ее на макулатуру, порвали, умные, вероятно, что-то украли, — говорит Игорь Палкин. — Там были уникальные книги. Скажем, в нашем первом зале стояла многотомная энциклопедия Брокгауза и Эфрона, любой мог взять и почитать. Были книги XVIII, ХІХ веков, научные журналы издательства французской Академии наук».

ЦЕННЫЕ БУМАГИ

Но больше всего Игорь Палкин огорчен тем, что Киев не вывез фонды института — отчеты по хоздоговорным научно-исследовательским работам за более чем 50 лет существования учреждения. Настоящие документы существовали только в бумажном виде в Симферополе, в частности, там содержались описания важных технологий по переработке разных руд. «Это до сих пор не утратило актуальности. Можно было бы эти технологические схемы по переработке минерального сырья — драгоценных, редких, черных, цветных металлов — применить в Украине. Причем эти схемы были разработаны для конкретных месторождений Украины и других стран, где мы работали, — утверждает геолог. — Если взять современное оборудование и на нем использовать эти схемы, это могло бы дать такие деньги для страны, что в голове не укладывается».

Еще одно сокровище — материалы аэрофотосъемок конца 1940-х, 1950-х, 1960-х и 1970-х годов, которые могли бы помочь в вопросах геоэкологии, геоморфологии, гидрогеологии, в частности селей и сдвигов. «В те времена для нашего института это ничего не стоило — по нашему заказу с самолетов специализированных служб снимали всю территорию Украины, кроме секретных объектов. В масштабе, со всеми домами, — комментирует Игорь Палкин. — Можно было бы проводить мониторинговые исследования, решать разные экологические проблемы. Когда я просил Киев забрать это, мне говорили: «Сожгите эти бумаги, они сегодня никого уже не интересуют!»  А это десятки миллионов, которые нужно потратить, чтобы снова провести подобные фотосъемки». К тому же без этих материалов нельзя оценить природные процессы в динамике, сравнивая новые данные с, скажем, теми, которым полвека. Также в Крымском отделении УкрГГРИ было много материалов космических съемок. И вряд ли это очень осмотрительно — оставлять такую информацию у оккупантов.

ОПАСНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ

Сначала оккупанты хотели сделать в двух зданиях Крымского отделения УкрГГРИ представительство президента России. «Это здание 1950-х годов, в академическом стиле, с колоннами. Очень красивое. Рядом — управление Министерства внутренних дел и СБУ, у нынешней власти —  МВД и ФСБ, то есть рядом силовой квартал, — рассказывает Игорь Палкин. — Потом по каким-то причинам от этой идеи отказались. Говорят, сейчас это здание принадлежит симферопольскому исполкому. Но его разграбили полностью, там ничего нет. Даже паркет сняли».

Игорь Евгеньевич переживает, устоит ли здание вообще: там деревянные перекрытия, а батареи сейчас не работают, крыша течет, и за этим никто не следит. А еще есть второй лабораторный корпус, где располагалась химическая лаборатория. В нем точно остались некоторые химикаты. В обоих корпусах  скрывается еще одна опасность. Как рассказывает Елена Юриевна, ученые работали с радиоактивными рудами, была рентгеновская лаборатория, и где-то могли остаться вредные вещества. Возможно, допускает геолог, потому представители российского Государственного управления делами и отказались от своих начальных планов.

АЛМАЗЫ

«Сейчас мы ничем профессионально не занимаемся, — смеясь говорит Елена Юриевна. — Предлагали работу и мне, и мужу — он даже проработал несколько месяцев, но... Скажу честно, если бы был проект, где можно было бы работать с надеждой на быстрое внедрение результатов в производство, мы бы пошли туда практически безвозмездно. А идти в Академию наук, чтобы занимать чье-то место, — там хватает своих проблем с финансированием и таких людей, которым тоже нужно это место».

«Если работать, то так, чтобы влиять на процессы, которые происходят в обществе и в экономике», — добавляет Игорь Евгеньевич.

В прошлом году пани Елена ездила в Китай, где в течение месяца вместе с двумя коллегами разработала технологию по переработке золотосодержащих руд. «Мы приехали втроем и за месяц создали такую технологию, которая, если ее внедрят, даст десятки, если не сотни сэкономленных миллионов юаней. И это было интересно», — признается геолог.

«А тут, куда нам? — риторически спрашивает Игорь Палкин. — Наша Государственная служба геологии и недр занимается главным образом торговлей. Они продают лицензии на эксплуатацию месторождений, и все. Исследования почти не ведутся. По моему мнению, нужно пересмотреть программу по развитию минерально-сырьевой базы Украины, потому что она устарела. Нужно посмотреть, какое сырье импортируется, а какое экспортируется, и потом направлять деньги на поиск и разработку тех видов минерального сырья, которых Украине не хватает сегодня и не хватит в ближайшее время. И, это обязательно, — с учетом экономической целесообразности!»

Супруги-геологи и сегодня отслеживают все новости, касающиеся их профессии. Им не нравится, что в начале августа в медиа заговорили о возможности возобновления поисков алмазов в Украине (тогда глава Госгеонедр заявил, что в стране есть перспективные залежи алмазов, но для их добычи нужны значительные вложения). «Сейчас в Украине нет денег на это. Такие работы и исследования — несвоевременны. В стране должны появиться новые поисковые технологии и новое лабораторное и технологическое оборудование, — убеждена Елена Юриевна. — Мы с мужем, как геологи-алмазники, очень хорошо это понимаем. Зато в Украине лучшие в мире месторождения титана, хорошие месторождения марганца и железа. И уже давно надо серьезно взяться за разработку техногенных месторождений».

«Эта история с алмазами, по моему мнению, имеет довольно популистский характер, — отмечает Игорь Палкин. — Вы спрашиваете, почему мы не идем на работу. А куда? Туда, где снова делается что-то явно не то? Возможно, это пафосно прозвучит, но мы — государственные люди. Собственно, поэтому мы с удовольствием работали с Музеем Ханенко. Здесь творческий коллектив, который разрабатывает новые и интересные проекты».

«Государственные люди». В Китае сказали бы «цзюньцзы» — по Конфуцию, носители добродетелей.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать