«Мое оружие — краски и кисти»

В августе 2019-го Сергей Захаров и Сергей Мазуркевич проводят в одном из киевских кафе встречу-презентацию графического романа «Дыра». Первый — художник, который в этой книге изобразил свой опыт арт-сопротивления зарождению так называемой ДНР и расплаты за инакомыслие. Второй — автор текстового сопровождения к рисункам, который пять лет назад, находясь в Харькове, был пресс-секретарем арт-группы «Мурзилка» и распространял информацию о ее деятельности. Презентация для авторов книги не первая, но они все равно волнуются, рассказывая не раз пересказанные истории.

«Эти рисунки изображают тогдашнюю реальность с точки зрения человека, содержавшегося в донецких подвалах летом 2014-го. Фактически это графический репортаж, — говорит Сергей Захаров. — Фотографы и операторы не могли туда попасть. Возможно, какие-то фотографии есть у той стороны, но нам они все равно не доступны. Да и рисунки более красноречивы, чем фотографии. Текст тоже — не то; можно, конечно, рассказать обо всем, как я делаю сейчас, но со временем детали забываются, фантазия что-то добавляет, да и каждый слушатель представит описанное по-разному».

РОССИЙСКИЙ АКЦЕНТ ПРОТЕСТА

Черно-белый комикс, если его можно так назвать, начинается с зарисовок первых митингов, «спонтанных протестов» против того, что происходило на Майдане. Хорошо знакомые представителям Донецка и многим жителям области здания ОГА и памятник Шевченко. И незнакомые люди — агрессивные, подозрительные, громкие и озлобленные. С русским акцентом и абсолютных незнанием главных городских точек и магистралей. «Проживая в Донецке, я наблюдал в это время, как быстро развиваются события, не узнавал и не понимал, что происходит с городом и людьми, которых я знал почти всю жизнь, — вспоминает Сергей Захаров. — Это было похоже на эпидемию, на поход зомби. Казалось, что все это — злая шутка, пока в город не зашли стрелковские «воины», бежавшие из Славянска. Тогда стало понятно, что все надолго и по-настоящему».

Постепенно на картинках (соответственно, и в реальности 5 лет назад) становится все больше людей в камуфляже и с оружием. Закрываются магазины, отменяются поезда, зато появляются российские флаги и символика «республики».

«Один из моих друзей занимал нейтральную позицию в то время. Пока вечером в 50 метрах от родного подъезда он наткнулся на хорошо знакомую компанию местных пьяниц, которые всегда дислоцировались в этом районе, — говорится в тексте книги. — На этот раз они были в форме и с оружием. И в привычном неадекватном состоянии. (.) «Русская весна» всколыхнула весь ил, всю муть, все самое темное, что было в душах моих земляков. Те, кто едва наскребал на бутылку, вдруг получили оружие и стали новыми «хозяевами жизни». Те, кто сдерживал проявления агрессии и ненависти, перестал их сдерживать. Насилие стало не чем-то чрезвычайным, а обыденным».

РЕАЛЬНОСТЬ В ТЕМНЫХ ТОНАХ

Тогда Захаров понял: он не может оставаться в стороне и молча прятаться в квартире. «Я художник. Мое оружие — кисти и краски», — говорит он. Правда, «солдат» в свою «армию» найти не удалось. Помогал только фотограф: работы нужно было зафиксировать, ведь, само собой, долго висеть на улицах они не могли.

Работа закипела. Первые образцы протестного стрит-арта — «закамуфлированный» Шариков (известный образ из романа «Собачье сердце» Булгакова) и смерть, одетая в символику «молодой республики». Дальше были боевик Моторола и его жена, «ополченец» в клоунской маске, Игорь Стрелков с пистолетом у виска и надпись-намек Just do it. Размещению работ предшествовали прогулки и подбор локаций -чтобы были видны работы, но не видно тех, кто их размещает. Вылазки делались обычно рано утром, ведь ночное передвижение было под запретом комендантского часа.

«Делали это, во-первых, для себя. Некое душеспасение. Знал, что делаешь то, чего не мог бы не сделать в тех условиях, — вспоминает Сергей Захаров. — Во-вторых, для людей, которые видели и понимали, — это сигнал для своих: адекватные еще остаются в городе, нас не придушили».

Тем временем Сергей Мазуркевич возвращается в Харьков из Индии. Однажды открывает сообщение от Захарова на Facebook с фотографиями инсталляций из оккупированного Донецка. «Я был шокирован. Следует отмктить, что подобного по масштабу ненасильственного сопротивления в так называемых республиках больше не было ни в то лето, ни в течение следующих пяти лет, — говорит Мазуркевич. — Тогда Сергей мало пользовался соцсетями, а у меня было много друзей в «Фейсбуке», в частности журналистов и других публичных лиц. Начал распространять фото с рисунками, ко мне обращались журналисты и просили контакты».

То, насколько он в тот период неосмотрительно вел себя, Сергей Захаров понял намного позже. Думал: кто в городе среди танков и бомбардировок будет заниматься художником, который что-то там рисует, пусть и немягкое к новой «власти»? Конспирации было недостаточно, поэтому его достаточно быстро выследили. Однажды он встретился для интервью с российским якобы оппозиционным журналистом, а на следующий день боевики окружили целый квартал вокруг дома и забрали художника «на подвал».

БОЛЬ И ХАОС

Те страшные и длинные дни художник изобразил в «Дыре» очень детально. Объяснения на этих страницах скупы. На встрече он спокойно и несколько отстраненно рассказывает об этом опыте: унизительные для человеческого достоинства условия, пытки, избиения и переломленные ребра, несколько фейкових расстрелов, когда казалось, что вот-вот мозги вылетят на стену. Прерывает рассказ о «заключении» в крошечном отсеке армейского кунга, шутя: «на этом моменте выхожу покурить всегда». Потом вполне серьезно говорит: «Прошло много времени, но до сих пор вспоминается, и впечатления не тускнеют...»

«Люди, попавшие в эти подвалы, абсолютно бесправные, — говорится в книге. — Какое расследование? Какие адвокаты? Какой суд? Тебя забрали, и все. В любом случае виновен. Людей, которые попадают в заключение в ДНР, забирают по надуманным поводам. Там очень четко понимаешь, что ты на машине времени перенесен в 1937 год. Многие попадают в подвалы по доносам соседей. (...) Еще было много так называемых корректировщиков. (...) Многих таких освобождали за деньги — родственники откупались. Поэтому аресты стали для ополченцев одним из средств зарабатывания денег. Когда меня взяли, мои друзья выходили на тех, кто занимается этим бизнесом, но там отвечали, что не могут помочь, потому что я «политический» и связываться со мной опасно».

Освободиться «политическому» помог курьезный случай. Художнику, который тогда содержался в здании военкомата Пролетарского района, доверили раскрасить «Газель» в камуфляж и в награду отпустили домой. Но паспорт оставался в бывшем здании СБУ, куда его привезли сначала. Когда Захаров пришел за документом, на него удивленно посмотрели и сказали: «А кто тебя отпустил? Мало отсидел, остаешься».

Впрочем, ему повезло во второй раз. Его забрали работать «в рай» — на кухню в бывшую гостиницу и клуб «Ливерпуль». А затем девушка Захарова вышла на высокого «чиновника», и узника удалось освободить. На этот раз он не стал задерживаться в городе, купил билет на автобус до Красноармийска (ныне Покровск) и поехал в новую жизнь, под флаги свободы.

НЕ ВРЕМЯ МОЛЧАТЬ

Сразу после выхода из тюрьмы Сергей Захаров хотел зарисовать все, что с ним произошло за этот промежуток времени, но близкие ему отказали ради безопасности. Очутившись на подконтрольной украинской власти территории, он таки сделал это. Графический роман «Діра» впервые был издан на украинском языке — в 2016 году его напечатало издательство «Люта справа». Конечно, тот тираж давно раскуплен, возможно, будет переиздание через год-другой. Зато можно достать экземпляры, изданные на русском, английском, французском, румынском, китайском и некоторых других языках. Это уже проект Министерства информационной политики, которое издало книгу для бесплатного распространения, чтобы как можно больше людей из разных стран увидели правдивые свидетельства очевидца .

Захаров и Мазуркевич уже разрабатывают следующий графический роман на основе событий августа и осени 2014 года. Тоже о Донецке и войне, развернулавшейся вокруг него. Но, возможно, туда уже прибавят немного вымысла и существ, созданных фантазией. Первые наброски уже есть, но это длительная работа. «Иногда картину 2 на 3 метра проще и быстрее нарисовать, чем комикс, — делится Сергей Захаров. — На одну страницу «дыры» у меня шел день обычно. И это непосредственно о рисовании говорю, но ему предшествует долгая подготовка — продумать сюжет, расписать раскадровку...»

В заметках на страницах «Дыры» Захаров и Мазуркевич детально описывают, как менялись люди в течение бурного лета 2014-го. Российское влияние было очень сильным на всех уровнях: и предыдущая многолетняя информационная «подготовка почвы», и управление протестами, и завоз «гопников из Ростова», которые раскачивали местные массы. Как уже упоминалось, свое место нашли и «ненужные» раньше люди: алкоголики, безработные и тому подобное. Те, кто (как говорит Захаров), подпитывались отрицательной энергией, в чьих глазах читалась бездумная и безудержная готовность убивать и калечить.

Безусловно, были и неприятные неожиданности. Люди, которые в мирной жизни казались полностью вменяемыми, могли быстро потерять адекватность и говорить штампами из российского телевидения и уст боевиков о зверствах украинских войск, распятых мальчиках и тому подобное. Хорошо спланированная и подготовленная пропаганда разделила баррикадами семьи, трудовые коллективы и дружественные компании.

За пять лет лучшей жизнь в «молодых республиках» так и не стала. Зато подросло новое поколение детей, которые совсем не знали Украину. «Казалось, что они побудут там, поварятся в этом и уймут, что ничего не меняется, что это крах всего на самом деле, — говорят художники. — Хотя нет. Сейчас уже начинают проклинать новую власть. Но во всех проблемах до сих пор виновата Украина».

Поэтому, считают оба Сергея, их работа до сих пор актуальна, и новый роман о войне будет необходим. Внутренне перемещенные лица, хотя и начали новую жизнь в новых обществах, навсегда будут иметь в своем сердце боль и воспоминания, которые все же нужно высвобождать для облегчения. Те, кого война на Востоке едва задела крылом или и не коснулась вообще, живут в совсем другом мире с другими интересами. Пропаганда «мира» путем «Перестать стрелять» очень легко проникает сквозь барьер того мира. Противостоять ей нужно широкой оглаской правды. Иначе «дыра» материализуется снова, только метастазы возникнут не на восточной границе, а по всей стране.