На Львовщине многие хотят помочь бездомным

25 января «День» писал о том, что во Львове МЧС, местные власти и ряд общественных организаций открыли пункт обогрева, который в лютые морозы был призван помочь выжить людям без определенного места жительства. И действительно — помог. Хотя проблемы — остались. И морозы здесь ни при чем...

Что же будет, когда чуть потеплеет? Ведь тогда представители МЧС заберут свои палатки и полевую кухню и скажут людям: «Идите дальше по своим подвалам и чердакам, а нас избавьте, пожалуйста, от опеки над вами. Ибо нам, честное слово, есть чем заниматься!» И они будут правы, потому что бомжи — явление постоянное, а не чрезвычайное, и опеку над ними должны брать на себя совсем иные люди.

Но МЧС-ники пока молчат и стойко несут вахту. «Это правильные, настоящие мужики», — так про них говорят все, включая бомжей, которые за несколько дней обитания в городке совсем преобразились. Кто-то уже бреется. Кто-то старается причесать волосы так, чтобы выглядеть попривлекательнее. Новичков заставляют переодеться, чтобы вшей в палатку не занесли. И вообще, поговорив с ними удивляешься — откуда у них столько трезвости в мыслях и логики в речах?

…Олесю Саноцкую пригласили в морг на опознание трупа, найденного на улице замерзшего человека без документов. Руководитель общественной организации «Оселя», она не просто иногда сталкивается, а все пять лет именно такими людьми и занимается. В Винниках организовала маленький приют, где живут бездомные, постепенно адаптирующиеся к жизни нормальной. Они, а это сейчас 12 человек, работают в созданной ими же мастерской по ремонту мебели, привлекаются и к общественным работам, и почти все, что зарабатывают, тратят на нужды всей своей большой «семьи». Как этот «воз» Олеся сдвинула, газета «День» уже писала, в частности — об организованном ею же аукционе реставрированных вещей, которые ее же подопечные вернули к жизни.

Цифра, которую называет Олеся, шокирует: только в Галицком районе Львова за год находят умершими до 200 людей, которых опознать не удается. Они умирают от болезней и голода, от холода и жестокого обращения. Правда, официальная статистика с таким показателем не совпадает. От того, что мы уменьшим цифру в десять раз, бомжей на улицах не станет меньше. Хотя нужно согласиться и с теми, кто говорит, что бомжи существуют даже в самых благополучных странах. Но кто в таких странах побывал, согласится, что вид таких людей совсем не похож на вид наших бомжей. Они всегда знают, где их покормят супом, где можно «обновить гардероб», а где получить медицинскую помощь. Наших же бомжей без высочайшего указания в больницу не принимают. Это знают работники «скорой», в этом убедились и устроители временного зимнего палаточного приюта: без звонка главного врача больницы двоих людей, крайне нуждающихся в помощи, даже им пристроить не удавалось.

Нужно сказать, что этот палаточный городок всколыхнул почти что весь город. Всколыхнул и высветил множество проблем, на которых прежде взгляд из-за крайней занятости не останавливался. Мы ведь до сегодняшнего дня все еще дивимся людям на инвалидных колясках, хотя, согласно мировой статистике, на каждых десять здоровых человек приходится один инвалид. И от бомжа на улице отходим подальше — пахнет нехорошо. Да, пахнет. А еще честнее будет сказать — воняет. Воняет наше неблагополучное общество. Но не ради нагнетания ситуации я села писать этот материал, а потому что почувствовала: столько людей хотят это общество оздоровить, что просто диву даешься. И дети, которые робко принесли для бомжей одежду, и незнакомые старушки, отрывающие от своей пенсии пять гривен, и даже «крутые» на «Мерседесах» последней марки, которые привезли продукты и вскорости умчались.

Когда Олеся завела разговор о зиме, которой бомжам не перенести без поддержки, с Олегом Березюком, психологом, работающим в организации «Самопомощь», она еще сама не верила в успех. А через день ее пригласили в облгосадминистрацию на совещание, где кроме Березюка и Саноцкой были еще Андрей Садовой — учредитель «Самопомощи», представители МЧС и милиции. Оказалось, что все разрешимо, если есть желание и готовность помочь. У Саноцкой был опыт общения с бездомными, МЧСники дали две обогреваемые палатки и полевую кухню, выделили людей, которые постоянно в лагере дежурят. Но через день-два все поняли, что без широкой помощи львовян палаточному городку не обойтись. И тогда по радио «Люкс» с настойчивой периодичностью пошли обращения с просьбой принести теплые вещи и еду. Даже прагматичные водители такси сажали бомжей в свою машину, если видели куда-то бредущих замерзших оборванных людей, и везли их на Липовую аллею. Простые львовяне вдохновились, представители власти тоже, но не все и не сразу. Честно говоря, среди власть предержащих было немало таких, кто к затее отнесся весьма иронично. Приезжая на «плановый осмотр», спрашивали, даже не заходя в палатку: «Ну, хоть двое бомжей к вам наведались?». А уходили уже молча, потому что 60—80 обездоленных людей — это все-таки впечатляет. Потом стало ясно, что нужна еще третья палатка, что еды не хватает, как не хватает одеял и теплой обуви. Но люди из социальных служб, почувствовали себя настолько нужными, что расправили плечи. На Львовщине накоплен огромный опыт реабилитации бездомных. Взять хотя бы центр социальной реабилитации Игоря Гната в Бродах, который также приобщился к организации и обустройству временного городка. Но главное, стало ясно еще одно: нет во Львове стационарного приюта, где бы эти бездомные жили. …Когда я сказала это в окружении приехавших представителей мэрии, благородному возмущению не было конца: да есть же у нас приют на Городокской, 163! Взяв машину, я тут же туда поехала. Никаких бездомных там не нашла. Недостроенное здание светило единственным пластиковым окном, все остальные пластиковые новенькие окна пребывали во тьме. На стук (сообразив, что иначе не отвяжусь) открылась форточка. Перепуганная девочка-сторож почти что плача убеждала, что ничего не знает, а если что-то скажет, то ее, бездомную сироту, оттуда выгонят. Соседи сказали, что дом в таком недостроенном состоянии стоит уже долгое время, что там около десяти комнат, в которых можно, закончив некоторый ремонт, практически уже сейчас жить. Подумалось: на чьем-то же балансе дом числится и даже, наверное, кто-то получает деньги на его содержание… Теперь факт «существования приюта» станет, конечно, достоянием общественности и получит свое завершение. Правда, какое? Наша жизнь полна неожиданностей, и завтра окажется, что дом готовится совсем для других целей…

Как бы там ни было, а приют должен во Львове заработать, если мы, конечно, видим себя не просто государством в центре Европы, а считаем обществом с передовыми европейскими ценностями.

«Приют нужен, как нужна пристань обездоленным, куда они могли бы прийти отмыться, отогреться, поесть и, если посчитают нужным, уйти», — уверен Олег Березюк. Приют работал бы как буферная зона, социально-гигиеническая институция, способная предотвратить многие преступления и трагедии. С другой стороны, такой приют — свидетельство, продукт эволюционного развития общества, его гражданского самосознания. За последние годы в городе выросло много самодостаточных общественных организаций, чей опыт сегодня можно было бы использовать шире. Городу стоит повнимательнее к ним присмотреться и, быть может, заказывать им некоторые дешевые услуги. Естественно, должны произойти какие-то мировоззренческие перемены, переосмысление многих позиций.

Последнее неоспоримо, ибо, как только палаточный городок заработал, пришли милиционеры и на ушко Олесе стали шептать: «Быть может, нам стоит тихонечко взять у них отпечатки пальцев?»

— Зачем?! Люди и так с трудом нам поверили. Посмотрите, вон из-за угла поглядывает на нас уже не один час мужчина, он боится подойти. А ведь мы предлагаем им помощь чистосердечно, без всякой задней мысли их тут всех переловить! И сколько таких еще прячется по холодным подвалам, трясущихся от голода и от страха!

И у меня, вроде бы человека опытного, облом вышел. И Катя рассказала о себе (муж умер, а друзья тайно квартиру продали), и Ярослав, которого жена за пьянство из дома выгнала, и Миша, которому 41, а мне подумалось, что 70 лет! С ним бесчеловечно поступили братья…А вот здоровенный и когда-то красивый мужчина в невесть откуда взявшемся женском пальто такого же немыслимо огромного размера резко сказал: «Не буду я с вами говорить». Он запахнул коричнево-серые, а быть может когда-то синие полы хламиды, зашел за палатку и заплакал. Я видела, как трясутся его плечи, как обессиленно он размазывает слезы вместе с грязью по лицу, и сама заплакала. Подойти второй раз побоялась, а мне так хотелось сказать: «Простите меня! Я не хотела ковыряться в ваших ранах. Я просто очень хочу, чтобы никто и никогда не повторил ваших ошибок!» Хотя ошибки отдельного человека, даже неисправимые, не приводят в такое шокирующее замешательство, как ошибки и просчеты общества. Тут одними слезами не отделаться.